Вчера Тургенев пригласил Золя, Доде и меня на прощальный обед перед отъездом в Россию.
Его тянет вернуться на родину труднообъяснимое чувство потерянности, - чувство, уже испытанное им в дни ранней юности, когда он плыл по Балтийскому морю на пароходе, со всех сторон окутанном пеленой тумана, и единственной его спутницей была обезьянка, прикованная цепью к палубе.
И вот, в ожидании других гостей, он описывает мне ту жизнь, которая начнется для него через полтора месяца, - свое жилье, повара, умеющего готовить только одно блюдо - куриный бульон, свои беседы с соседями- крестьянами, которые он будет вести, сидя на низком, чуть ли не вровень с землей, крылечке.
Тонкий наблюдатель и искусный рассказчик, Тургенев представляет в лицах все три поколения крестьян: он изображает стариков, с их несвязной речью, полной звучных восклицаний и ничего не значащих междометий и наречий; изображает поколение сыновей, бойких говорунов и краснобаев; наконец, поколение внуков, молчаливых, уклончивых, в сдержанности которых чувствуется скрытая разрушительная сила. На мое замечание, что эти беседы, должно быть, скучны ему, он отвечает, что нимало не скучны, что, напротив, можно только удивляться тому, как много узнаешь от этих людей, темных, невежественных, но постоянно и сосредоточенно размышляющих в своем уединении <...>