Из Главы одиннадцатой

О появлении комедии Островского "Свои люди - сочтемся" мною было разговоров в кружке¹. Некрасов чрезвычайно заинтересовался автором и хлопотал познакомиться с Островским и пригласить [его] в сотрудники "Современника"<...>

¹ (Комедия "Свои люди - сочтемся!", опубликованная в "Москвитянине", 1850, № 6, сразу обратила на себя внимание русской публики. Однако пьеса, и смягченная цензурой, вызвала неудовольствие Николая I, запретившего ее к постановке (Н. А. Островский. Собр. соч., т. 1. М., с. 389 - 390). Видимо, злоключения комедии и возбудили "разговоры в кружке", о которых пишет Панаева)

Островский, когда ставились его пиесы на сцену, приезжал из Москвы и много возился с артистами, чтобы они хорошенько вникали в свои роли. Островский чуть не до слез умилялся, если артист или артистка старались исполнить его указание. К Мартынову он чувствовал какое-то боготворение. Островский был исключением из драматургов по своей снисходительности к артистам. Он никогда не бранил их, как другие, но еще защищал, если при нем осуждали игру какого-нибудь из артистов.

- Нет, он, право, не так плох, как вы говорите! - останавливал Островский строгого критика. - Он употребил все старание, но что делать, если у него мало сценического таланта.

Не то было с Тургеневым; он приходил с репетиций обедать к Панаеву, когда ставилась его пиеса "Завтрак у предводителя", бесновался и говорил:

- Это не артисты, а балаганные паяцы! Они воображают, что в грубой шаржировке и кривлянье вся суть сценического искусства, да и как могут быть они хорошими артистами, когда поголовно круглые невежды! Провалят мою пиесу, опозорят меня!

Тургенев в день спектакля ничего не ел за обедом, так был ажитирован. Панаев его утешал тем, что взял честное слово с своих знакомых молодых людей, что они будут в театре. "Мы тебя вызовем, будь покоен!" - говорил он.

Тургенев должен был остаться довольным, приехав в спектакль; кроме всех членов кружка "Современника" и других литераторов, явившихся смотреть его пиесу, первые ряды кресел были заняты блестящей молодежью, знакомыми Панаева.

Вообще тогда высшее общество считало почему-то неприличным бывать в Александрийском театре и посещало только Большой и Михайловский театры.

Автора дружно вызвали, и Тургенев из директорской ложи раскланивался с публикой. Пиеса разыграна была очень хорошо. Сосницкий и Линская были превосходны в своих ролях. Мартынов, у которого вся роль состояла из двух-трех фраз, сделал из нее первую роль, такая замечательная мимика была у него в каждом движении, в каждом взгляде.

В этой бессловесной роли он показал, как был велик его сценический талант.

"Завтрак у предводителя", однако, не долго продержался в репертуаре, потому что постоянная публика Александрийского театра так привыкла к пошлым водевилям, что тонкий и настоящий юмор был ей не по вкусу¹.

¹ (На сцене Александрийского театра "Завтрак у предводителя" был сыгран 26 октября 1855 г., о чем сообщали "С.-Петербургские ведомости". Мемуаристка в своих воспоминаниях, возможно, смешивает спектакли, имея в виду и постановку 1849 г.)

Я была на третьем представлении "Завтрака у предводителя", и мне было досадно, что двое приживальщиков Тургенева оказали ему медвежью услугу, вздумав вызывать автора: их голоса были заглушены дружным шиканьем.

Тургенева это страшно огорчило, и он, в горячности, давал клятву, что для такой тупоумной публики никогда более не будет писать пиес. В сущности, он был прав, потому что его пиеса была перлом между теми пиесами, которые давались тогда на русской сцене... Через несколько времени, однако, Тургенев опять написал пиесу "Провинциалку" и поставил ее на сцену <22 января 1851 года>. Эта пиеса держалась в репертуаре дольше, потому что в ней играли две любимицы публики: Вера Васильевна Самойлова и Снеткова. Если не ошибаюсь, Щепкин, приехавший в Петербург на гастроли, взял эту пиесу для своего бенефиса.

Щепкин был уже стар, и в сцене признания, что он отец богатой помещицы, так расчувствовался, что расплакался и едва мог говорить свою роль¹.

¹ (Речь идет о петербургской премьере пьесы. Впервые "Провинциалка" была поставлена в Москве 18 января ст. ст. 1851 г. в бенефис М. С. Щепкина, исполнявшего роль Ступендьева. Мемуаристка спутала сюжеты пьес "Провинциалка" и "Нахлебник", заметив, что герой "Провинциалки" объявляет себя отцом "богатой помещицы". На самом деле это сцена из комедии "Нахлебник", также поставленной в бенефис Щепкина, но уже в 1862 г., 30 января)

Островский приехал в Петербург летом хлопотать о постановке своей комедии на Александрийской сцене, а в это время уже готовилась Крымская война.

За обедом присутствующие только и говорили, что о войне.

Островский не принимал никакого участия в жарких спорах о предстоящей войне, и когда Тургенев заметил ему, - неужели его не интересует такой животрепещущий вопрос, как война, то Островский отвечал:

- В данный момент меня более всего интересует - дозволит ли здешняя дирекция поставить мне на сцену мою комедию.

Все ахнули, а Тургенев заметил с многозначительной улыбкой:

- Странно, я не ожидал такого в вас равнодушия к России!

- Что тут для вас странного? Я думаю, что если бы и вы находились в моем положении, то также интересовались бы участью своего произведения: я пишу для сцены, и, если мне не разрешат ставить на сцену свои пиесы, я буду самым несчастнейшим человеком на свете.

Когда Островский и другие гости разъехались и остались самые близкие, Тургенев разразился негодованием на Островского:

- Нет, каков наш купеческий Шекспир?! У него чертовское самомнение! и с каким гонором он возвестил о том, что постановка на сцену его комедии важнее для России, чем предстоящая война. Я давно заметил его пренебрежительную улыбочку, с какой он на нас всех смотрит. "Какое вы все ничтожество перед моим великим талантом!"

- Полно, Тургенев, - остановил его Некрасов, - ты когда расходишься, то удержу тебе нет! В тебе две крайности - или ты слишком строго, или чересчур снисходительно относишься к людям; а насчет авторского самолюбия, то у кого из нас его нет? Островский только откровеннее других.

- Я, брат, при встрече с каждым субъектом делаю ему психический анализ и не ошибаюсь в диагнозе, - ответил Тургенев.

Некрасов улыбнулся, да и другие также, потому что было множество фактов, как Тургенев самых пошлых и бездарных личностей превозносил до небес, а потом сам называл их пошляками и дрянцой.