Глава VIII. Снова в Берлине. Дружба Михаилом Бакуниным

Вскоре по прибытии в Берлин Тургенев получил от Ефремова известие о том, что на севере Италии, в городе Нови, по пути к озеру Комо, в ночь на 25 июня умер Станкевич. Потрясенный этим известием, Тургенев писал Грановскому 4 июля письмо, которое начиналось словами: "Нас постигло великое несчастье, Грановский, мы потеряли человека, которого мы любили, в которого мы верили, кто был нашей гордостью и надеждою".

В это время из России в Германию выезжал морем Михаил Бакунин, близкий друг Станкевича по московскому кружку, ставший впоследствии известным революционером и теоретиком анархизма. Он ехал слушать лекции в Берлинском университете, намереваясь в дальнейшем добиться профессорского звания.

Правда, цель, поставленная Бакуниным перед собою, менее всего соответствовала его темпераменту и наклонностям. Не для мирной профессорской деятельности был он рожден. Характеризуя его, Герцен говорит: "Бакунин носил в себе возможность сделаться агитатором, трибуном, проповедником, главой партии, секты, иересиархом, бойцом. Поставьте его куда хотите, только в крайний край, - анабаптистом, якобинцем... и он увлекал бы массы и потрясал бы судьбами народов".

Но в 1840 году Бакунин отправлялся в Берлин с одним намерением - досконально изучить в университете гегелевскую философию.

Он не знал еще о смерти Станкевича и надеялся, что в Германии, как и в Москве, будет проводить время в обществе своего друга и заниматься вместе с ним науками.

Провожавший Бакунина из Петербурга до Кронштадта Герцен писал потом: "Едва только пароход вышел из устья Невы, на нас обрушился один из обычных балтийских шквалов, сопровождаемых потоками холодного дождя. Капитан принужден был повернуть обратно. Это возвращение произвело на нас обоих чрезвычайно тяжелое впечатление. Бакунин грустно смотрел, как скова приближался к нам петербургский берег, который он думал оставить за собой на долгие годы, с его набережными, усеянными зловещими фигурами солдат, таможенными, полицейскими офицерами и шпионами, дрожавшими от холода под своими поношенными зонтиками... Я показал Бакунину на мрачный облик Петербурга и процитировал те великолепные стихи Пушкина, где он, говоря о Петербурге, бросает, будто камни, не связывая их между собой, отдельные слова:

 Город пышный, город бедный, 
 Дух неволи, стройный вид, 
 Свод небес зелено-бледный, 
 Скука, холод и гранит.

Бакунин не захотел спуститься на берег, он предпочел дождаться часа отъезда в своей каюте на пароходе.

Я оставил его, и мне все еще помнится его высокая, крупная фигура, закутанная в черный плащ и поливаемая неумолимым дождем; помнится, как он стоял на передней палубе судна и махал мне в последний раз своей шляпой, когда я входил в поперечную улицу".

Через несколько дней после приезда в Берлин Бакунин познакомился с Тургеневым. Они как бы протянули друг другу руки над могилой дорогого обоим челозека с надеждой хоть отчасти возместить этим новым знакомством страшную для них утрату.

Натуры их были совершенно различны; насколько Иван Сергеевич был мягок, добродушен, уступчив, склонен к созерцанию, настолько Михаил Бакунин - энергичен, порывист, настойчив, деятелен.

Но противоположность характеров не помешала им очень быстро сблизиться и полюбить друг друга.

Бакунин главенствовал в этой дружбе не только потому, что был более волевым и целеустремленным, но и потому, что был почти на пять лет старше Тургенева.

Оба они с юношеской восторженностью готовы были без конца говорить о своих чувствах друг к другу.

"Я приехал в Берлин, - пишет Тургенев осенью 1840 года, - предался науке - первые звезды зажглись на моем небе - и, наконец, я узнал тебя, Бакунин. Нас соединил Станкевич - и смерть не разлучит. Скольким я тебе обязан, я едва ли могу сказать... Мои чувства ходят еще волнами и не довольно еще утихли, чтоб вылиться в слова..."

Тургенев любил записывать на книгах или на рукописях даты, которые он считал почему-либо особенно важными для себя. "Ты не поверишь, - обращается он к Бакунину, - как я счастлив, что могу говорить тебе - ты. У меня на заглавном листе моей "Энциклопедии" (Гегеля.- Н. Б.) написано: "Станкевич скончался 24 июня 1840 года", а ниже: "Я познакомился с Бакуниным 25 июля 1840 года". Изо всей моей прежней жизни я не хочу вынести других воспоминаний".

В свою очередь, Бакунин постоянно называет Тургенева в письмах того времени другом и братом, от которого у него нет и не может быть тайн.

Необыкновенная способность Бакунина заражать окружающих своим энтузиазмом, увлекать их в сферы высших интересов проявилась и тут. С удвоенной энергией погрузился вместе с ним Тургенев в занятия философией, историей и языками.

Они не расставались и во время прогулок. Анненков, приехавший в Берлин в 1840 году, вспоминал потом, что в первые же дни по приезде он встретил однажды вечером в одном из берлинских кафе на Унтерденлинден "двух русских высокого роста, с замечательно красивыми и выразительными физиономиями, Тургенева и Бакунина, бывших тогда неразлучными".

Поселившись бок о бок в одной квартире, они работали буквально целыми днями, с утра до позднего вечера. Отдыхая, усаживались за шахматную доску и с головой уходили в игру или проводили время в разговорах на самые разнообразные темы - серьезные и смешные, трогательные и грустные. Заспорят, бывало, и не замечают, как летят часы. Тургенев любил устраиваться у печки, а Бакунин - на диване. С жадным вниманием слушал Иван Сергеевич рассказы Бакунина о встречах его с Белинским, Станкевичем, Грановским, Герценом.

Неподалеку от квартиры, занимаемой Бакуниным и Тургеневым, поселилась приехавшая из Италии сестра Бакунина - Варвара Александровна, на руках у которой скончался Станкевич.

Михаил Бакунин познакомил Тургенева с сестрой, и та сразу же прониклась большой симпатией к Ивану Сергеевичу. "Какая у него чистая, светлая и нежная душа", - говорила Варвара Александровна.

Она любила музыку, много занималась ею еще с детских лет и достигла в этой области таких успехов, что легко могла бы сделаться незаурядной исполнительницей, если бы целиком посвятила себя музыке.

У нее Тургенев и Бакунин не раз слушали бетхо- венские симфонии и квартеты в обществе профессора Вердера, его приятельницы Фроман, дружившей с семьей Гёте, критика Варнгагена фон Энзе и других.

Новый, 1841 год друзья встречали у Варвары Александровны. Тургенев подарил ей в тот вечер тщательно переписанные им стихотворения Лермонтова, особенно понравившиеся ему: "Памяти А. И. Одоевского", "1 января", "Казачья колыбельная песня", "Дума", "Дары Терека", "Не верь себе", "Тучи", "Еврейская мелодия".

Хотя дружба Тургенева и Бакунина крепла день ото дня, она все же не обещала быть долговечной - слишком уж противоречив и труден был характер Бакунина. Мудрено было долго сохранять с ним ровные отношения. Сначала он покорял людей глубоким умом, богатством природных дарований, порывами сильной, мятущейся души, неустанным стремлением куда-то, но по мере того, как яснее проступали теневые стороны его натуры - себялюбие, деспотизм, пренебрежение к окружающим, друзья или отходили от него, или резко порывали с ним.

Безапелляционность суждений Бакунина, привычка бесцеремонно вмешиваться в чужие дела, руководить и поучать во что бы то ни стало вызывали протест почти у всех, кто соприкасался с ним. И только, пожалуй, самые близкие ему люди - сестры и братья - не хотели замечать отрицательных качеств его характера. Их вера в старшего брата была непоколебима, и они добровольно и легко несли иго непререкаемого его авторитета.

Находясь в Берлине, Бакунин деятельно переписывался с родными, жившими в родовом бакунинском имении Премухино в Тверской губернии. В письмах к сестрам и братьям он часто упоминал о Тургеневе, отзываясь о нем, как о дорогом ему человеке, дружбу с которым он считал счастливым событием в своей жизни.

Тургеневу он тоже нередко рассказывал о своих близких. Это была большая и очень дружная семья - шесть братьев и четыре сестры. Личная жизнь сестер сложилась неудачно. Старшая, Любовь Александровна, была невестой Станкевича, который затем усумнился в истинности своего чувства к ней. Создалась мучительно трудная ситуация: он не хотел разорвать отношений с невестой, понимая, что это убило бы болезненно восприимчивую и хрупкую девушку, но и поддерживать отношения больше не мог. Несчастье вывело его из затруднения: он заболел и, по настоянию докторов, должен был отправиться за границу для лечения.

Уехал Станкевич, не простившись с невестой, так как понимал, что свидание с нею заставило бы его высказаться начистоту. Любовь Александровна догадывалась о совершившейся в нем перемене. Разлука с любимым человеком и сознание неопределенности создавшегося положения сразили ее. У нее открылась чахотка, очень скоро приведшая к роковой развязке. В августе 1838 года она умерла. "В ней я потерял, - признавался Станкевич, - не ту, которую любил, но которой жизнь, может быть, сделал бы безотрадной. Судьба кончила все, как обыкновенно кончает: она разложила вину. Ее память освещает душу мою, которую сушила неестественность положения".

Другой драмой в семье Бакуниных был несчастливый брак Варвары Александровны, вышедшей замуж за тверского помещика Дьякова, которого она не любила и который был ей внутренне чужд. В 1838 году Варвара Александровна с трехлетним сыном уехала от мужа за границу.

Судя по всему Варвара Александровна и Станкевич только уже после смерти Любови Александровны поняли, что любят друг друга. Примерно за месяц до смерти Станкевича, списавшись предварительно, они встретились в Италии.

Ивану Сергеевичу суждено было внушить сильное чувство третьей сестре Михаила Бакунина - его любимице, Татьяне Александровне. Но об этом речь впереди.

Рассказы и воспоминания Михаила Бакунина и Варвары Александровны о братьях и сестрах, о близких и друзьях пробудили в Тургеневе живейший интерес к обитателям Премухина.

Еще задолго до отъезда из Берлина в Россию он просил Бакунина непременно дать ему письмо к своим. "Как хочется мне хотя бы увидеть их! Скажи им обо мне, как о человеке, который тебя любит; больше ничего".

И вот когда весною 1841 года, закончив слушание намеченного цикла университетских лекций, Тургенев стал готовиться к отъезду на родину, Бакунин написал своим братьям и сестрам, что друг его оставляет Берлин, возвращается в Россию и скоро будет в Премухине. "Примите его, как друга и брата, потому что в продолжение всего этого времени он был для нас и тем и другим, я уверен, никогда не перестанет им быть. После вас, Бееровых^* и Станкевича он единственный человек, с которым я действительно сошелся. Назвав его своим другом, я не употреблю всуе этого священного и так редко оправдываемого слова. Он делил с нами здесь и радость и горе... Он не может вам быть чужим человеком. Он вам много, много будет рассказывать о нас и хорошего и дурного, и печального и смешного. К тому же он мастер рассказывать - не так, как я, - и потому вам будет весело и тепло с ним. Я знаю, вы его полюбите".

^* (Семейство орловского помещика Беера, владевшего имением Шашкино (неподалеку от Спасского), было связано давней дружбой с Бакуниными.)