С момента появления журнального текста романа до выхода в свет его отдельного издания прошло полгода1. За это время определились отношения различных слоев русского общества к нигилизму как к явлению реальному. Тургеневский Базаров предстал перед судом критики.
1 (27 июня (9 июля) 1862 г. цензура одобрила отдельное издание романа К- Т. Солдатенковым. 1 сентября Московский цензурный комитет выдал билет на выпуск в свет отпечатанного романа. (МО. Ведомость о билетах, выданных МЦК на выпуск в свет отпечатанных журналов, газет, книг, брошюр, листов, нот и картин в 1862 г., ф. 31, оп. 5, ед. хр. 485, л. 101 об., № 8))
После всех исправлений и доработок, вызванных либеральными уступками "духу времени", Тургенев предполагал, что молодое поколение отнесется к роману весьма критически. 14 (26) апреля 1862 г. он писал Каткову: "Мне приятно слышать, что Вы довольны успехом "О<тцов> и д<етей>" - их будут бранить (и уже, кажется, бранили), это несомненно; но главное мое желание было пустить в ход две, три мысли, и в этом я, кажется, успел" (П. IV, 378 - 379).
На роман "Отцы и дети" откликнулись критики различных убеждений. Тургенев уже знал о том, что в "Современнике" должна появиться статья с отрицательной оценкой его романа (т. е. статья М. Антоновича "Асмодей нашего времени"). Но ее вскоре нейтрализовала умная статья Д. И. Писарева "Базаров" ("Русское слово", 1862, № 3), в которой критик вскрыл "то, что просвечивает, а не то, что автор хочет показать или доказать"1. Писарев как будто заглянул в рукопись романа и понял подлинный смысл многих поправок и изменений; он уловил также элементы аристократической антипатии писателя к герою-демократу. Критик писал: "Дело в том, что Тургенев очевидно не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру, стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма; ...он слишком слаб и впечатлителен, чтобы вынести безотрадное отрицание; ...Тургенев, как нервная женщина, как растение "нетронь-меня", сжимается болезненно от самого легкого прикосновения с букетом базаровщины. Чувствуя, таким образом, невольную антипатию к этому направлению мысли, он вывел его перед читающей публикой в возможно неграциозном экземпляре"2. Д. И. Писарев не случайно опасался, что читатели не увидят в Базарове ничего другого, кроме дурно воспитанного человека, а это будет "непроизвольной клеветой на людей, не имеющих возможности защищаться тем же оружием"3.
1 (Писарев Д. И. Полн. собр. соч. в 6-ти т., т. 2. Спб., 1894, с. 375)
2 (Там же, с. 381 - 382)
3 (Там же, с. 382)
И действительно, за кличку "нигилист" вскоре начали хвататься реакционеры всех мастей с целью опорочить все демократическое движение. Тургенев сам это увидел; в статье "По поводу "Отцов и детей" он писал: "...когда я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, - слово "нигилист" уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мною на Невском, было: "Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!" Я испытал тогда впечатления, хотя разнородные, но одинаково тягостные" (С. XIV, 98). Версию о том, что будто бы революционеры-демократы жгут Петербург, распространяли не только обыватели. К ней приложили руку и писатели. Например, Н. С. Лесков в газете "Северная пчела" № 143 от 30 мая 1862 г. опубликовал статью, в которой русские революционеры-"нигилисты" объявлялись виновниками петербургских пожаров. Позднее в антинигилистических романах А. Ф. Писемского "Взбаламученное море" и В. Крестовского "Панургово стадо" говорилось о пожарах, а революционеры изображались как поджигатели1.
1 (См.: Рей сер С. А. Петербургские пожары 1862 г. - "Каторга и ссылка", 1932, № 19, с. 79 - 109)
Тургенев знал о всех этих фактах. Принимая на себя часть упреков читающей публики, он писал: "Выпущенным мною словом "нигилист" воспользовались тогда многие, которые ждали только случая, предлога, чтобы остановить движение, овладевшее русским обществом. Не в виде укоризны, не с целью оскорбления было употреблено мною это слово; но как точное и уместное выражение проявившегося - исторического - факта; оно было превращено в орудие доноса, бесповоротного осуждения, - почти в клеймо позора" (С. XIV, 105).
Замечая в близких ему людях "холодность, доходившую до негодования", а с другой стороны, получая поздравления от врагов, Тургенев испытывал чувство неудовлетворенности своим произведением; особенно его огорчало, когда он видел, как Базаровых смешивают с Ситниковыми. 16 (28) апреля 1862 г. он признавался А. И. Герцену: "...Катков на первых порах ужаснулся и увидал в нем (в Базарове. - П. П.) апофеозу "Современника" и вследствие этого уговорил меня выбросить немало смягчающих черт, в чем я раскаиваюсь" (П. IV, 382).
Раскаяние писателя еще более усилилось, когда он узнал о том, что по распоряжению министра просвещения А. В. Головнина 15 июня 1862 г. был закрыт "Современник"1 - журнал, в котором Тургенев напечатал свои первые романы и с которым многое его связывало. 12 (24) июля 1862 г. Тургенев пишет П. В. Анненкову: "Мое старое литературное сердце дрогнуло, когда я прочел о прекращении "Современника". Вспомнилось его основание, Белинский и многое... Мне кажется, Головнин поторопился" (П. V, 25). Именно в это время у писателя возникает мысль посвятить отдельное издание романа В. Г. Белинскому, и он сообщает П. В. Анненкову: "Отцы и дети" скоро появятся в Москве отдельным изданием (Кетчер за это взялся), с посвящением Белинскому" (П. V, 26).
1 ("Современник" был обвинен в связях с авторами революционной прокламации "Молодая Россия" и с поджигателями Апраксина двора в Петербурге)
Готовя роман к отдельному изданию, Тургенев должен был учитывать все вышеперечисленные факторы: отзывы доброжелательной демократической критики способствовали реставрации опущенных мест, обнародованию того, что "просвечивает", снятию элементов личной антипатии к главному герою. Репрессии правительства по отношению к журналу "Современник", в котором зарождались и развивались все самые прогрессивные идеи русского общества, вызвали у Тургенева чувство сожаления и даже вины перед людьми, с которыми он провел в творческом содружестве столько предшествующих лет. Наконец, то обстоятельство, что на Тургенева начали уже смотреть чуть ли не как на родоначальника антинигилистических романов, побудило писателя внести в текст "Отцов и детей" новые поправки, провести более четкий водораздел между Базаровым и его антагонистами, Базаровым и его подражателями.
Не ставя своей целью сопоставлять абсолютно все исправления, сделанные писателем для отдельного издания романа по сравнению с журнальным текстом и рукописью, мы остановимся лишь на главных поправках, которые изменяли облик героя и общий смысл романа.
Если сопоставить журнальный текст романа ("Русский вестник", 1862, № 2), с одной стороны, с Парижской рукописью, а с другой стороны, с текстом отдельного издания К. Т. Солдатенкова (1862), то журнальный текст точно совпадает с рукописным. Это вполне понятно, так как они были идентичны. Отсюда следует, что ни Катков, ни какое-либо другое лицо, без ведома автора не вносили изменений в роман1. В отдельном издании романа Тургенев (сам снизивший облик своего Базарова и возвысивший "отцов" в журнальном тексте "Отцов и детей") пожелал восстановить истину. На сей раз он вносил исправления противоположного характера. Как показывает анализ, все исправления и добавления в отдельном издании "Отцов и детей" были направлены к тому, чтобы дать более четкое представление об антагонизме двух идейных лагерей - демократов и либералов, снять некоторые штрихи, дискредитирующие разночинца-демократа, в также снизить в какой-то мере слишком облагороженный ранее облик либерала Павла Петровича. Так, во II главе, описывая внешность Базарова, Тургенев в отдельном издании романа в выражении "угреватым лбом" устраняет слово "угреватым", которое было в Парижской рукописи (л. 6), и в журнальном тексте (с. 477). В XX и XXVII главах писатель существенно изменяет отношение Базарова к родителям. Если в Парижской рукописи (л. 133) и журнальном тексте (с. 579) это отношение было ироническим, в какой-то мере снисходительным ("презабавный старикашка", "чем бы дитя ни тешилось"), то в отдельном издании ирония перекрывается своеобразной трогательной лаской. Базаров как бы с пробужденным сыновним чувством добавляет о своем отце: "и добрейший". В отдельном издании романа Тургенев заставил своего героя по достоинству оценить отца и мать, вложив в уста Базарова слова: "И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать" (XXVII гл.). Кроме того, данная вставка усилила противопоставление плебейства и аристократизма (с одной стороны, родители плебея Базарова, с другой стороны, "ваш большой свет").
1 (Не располагая Парижской рукописью "Отцов и детей", которая поступила из Парижа в Институт русской литературы (Пушкинский Дом) только в 1961 г., мы на основании ряда имеющихся документов (вслед за Н. М. Гутьяром, В. В. Стасовым, Н. Л. Бродским) так же, как А. И. Батюто, ошибочно считали, что все поправки и изменения в журнальном тексте романа сделал самовольно Катков и что при подготовке романа к отдельному изданию Тургенев лишь восстанавливал вычеркнутое Катковым. Ознакомление с Парижской рукописью убедило нас в несостоятельности этой точки зрения, о чем было сообщено в монографии "Роман И. С. Тургенева "Отцы и дети" и идейная борьба 60-х годов XIX века". М., 1965)
В VII главе романа Тургенев, исправив всего лишь одну букву, радикально изменил смысл высказывания Базарова о Павле Петровиче Кирсанове. Если в рукописи и журнальном тексте в представлении Базарова понятия "мужчина" и "самец" были тождественны, то в отдельном издании они стали антонимами: Базаров противопоставил понятие "мужчина" понятию "самец". В свою очередь, это усилило отрицательную характеристику Базаровым Павла Петровича: "не мужчина, не самец" (л. 36, с. 501) - это значит, что в человеке отсутствует обыкновенное мужское начало; "не мужчина, но самец" - акцентирует в герое грубое, животное чувство.
В XXIV главе рукописного (л. 186) и журнального (с. 623) текстов содержалось авторское поучение, которое преследовало цель в какой-то мере снизить облик Базарова: "Ему (Базарову. - П. П.) и в голову не пришло, что он в этом самом доме нарушил все права гостеприимства"1. В отдельном издании Тургенев эти строки снял.
1 (При подготовке романа к отдельному изданию Тургенев писал Н. Х. Кетчеру 2 или 3 (14 - 15) августа 1862 г. об этом назидательном месте: "Я вчера забыл тебе сказать, что в О<тцах> и Д<етях> на стр. 623 (имелся в виду журнальный текст "Русского вестника". - П. П.) надо выкинуть следующие две строки: "Ему и в голову не пришло, что он в этом доме нарушил все права гостеприимства" - ненужное резонерство" (П. V, 35 - 36))
Особого внимания заслуживают исправления в главах XXV, XXVI, XXVII. Именно об этих местах романа Тургенев писал Н. Х. Кетчеру 18 (30) июня 1862 г. из Спасского: "Милый Николай Христофорович, посылаю тебе на всякий случай, не дожидаясь твоего ответа, исправленный экземпляр "О<тцов> и д<етей>" с прибавленными посвящением и двумя-тремя вступительными строками... Опечаток, как ты увидишь, пропасть - а на стр. 554, 633, 643 и 658 я сделал небольшие прибавления или, лучше сказать, восстановил выкинутое"1 (курсив мой. - П. П.) (П. V, 17 - 18).
1 (Журнальный оттиск "Отцов и детей" из "Русского вестника" с внесенными авторскими исправлениями хранится в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде в Отделе рукописей, ф. 795. И. С. Тургенев, № 23. В этом оттиске на указанных страницах есть действительно существенные прибавления, сделанные рукой Тургенева и представляющие, очевидно, реставрацию опущенного ранее)
Каков смысл этих восстановленных мест?
В XXV и XXVI главах романа Тургенев явно усилил антидворянскую настроенность Базарова, приглушенную в рукописи и в журнальном тексте, обострил протест демократа против либералов как защитников средневековых привилегий (или, как их называет в XXV главе Базаров, феодалов), а также против "благородного смирения или благородного кипения" либерального дворянства (см. главу XXVI).
Выше мы говорили о том, что, опасаясь цензуры, Тургенев вынужден был еще при переписывании романа в Спасском опустить в XXV главе большой отрывок явно антидворянской направленности, о чем потом жалел. В рукописи (л. 199) и журнальном тексте (с. 633) читаем: "Аркадий очень удивился и даже опечалился, но не почел нужным это выказать; он только спросил, действительно ли не опасна рана его дяди? и, получив ответ, что она - самая интересная, только не в медицинском отношении, принужденно улыбнулся. - Вот я и отправился к "отцам", - так заключил Базаров..." В тексте отдельного издания после слов "принужденна улыбнулся" следует: "...а на сердце ему и жутко сделалось, и как-то стыдно. Базаров как будто его понял. - Да, брат, - промолвил он, - вот что значит с феодалами пожить. Сам в феодалы попадешь и в рыцарских турнирах участвовать будешь" (курсив мой. - П. П.). Далее все идет, как в Парижской рукописи и в журнальном тексте: "... вот я и отправился к "отцам". По поводу того, что подчеркнутая фраза была опущена самим Тургеневым еще при переписывании романа (в Парижской рукописи ее уже нет), мы напомним любопытное сообщение самого Тургенева в письме М. Ф. Достоевскому 18 (30) марта 1862 г. Сожалея о том, что под влиянием неблагоприятных отзывов приходилось много переделывать, в результате чего Достоевским была замечена некоторая "копотливость" в романе, Тургенев пишет: "В свидании Аркадия с Базаровым, в том месте, где, по вашим словам, не достает чего-то, Базаров, рассказывая о дуэли, трунил над рыцарями, и Аркадий слушал его с тайным ужасом и т. д. - Я выкинул это - и теперь сожалею" (П. IV, 359). В отдельном издании романа эта фраза была восстановлена.
В XXVI главе Тургенев заострил вопрос о противоположности и непримиримости взглядов и интересов двух политических лагерей (диалог Базарова и Аркадия перед расставанием). Когда в рукописи (л. 213) и в журнальном тексте (с. 643) Базаров говорил Аркадию: "Ты поступил умно; для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В тебе нет ни дерзости, ни злости..., а есть молодая смелость, да молодой задор; для нашего дела это не годится. Наша пыль тебе глаза выест", создавалось впечатление, что Аркадий не может продолжать дело Базарова только в силу своей молодости, мягкости характера, неприспособленности к трудной жизни. Конфликт же социальный между двумя идеологиями был, таким образом, сглажен и завуалирован, а критика демократом Базаровым либерального фразерства, бессилия, половинчатости как бы перемещалась в этический план.
В отдельном издании после слов "для нашего дела это не годится..." Тургенев восстановил опущенные им ранее резко обличительные слова Базарова, характеризующие его как подлинного разночинца-демократа 60-х годов: "Ваш брат, дворянин, дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы, например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами, - а мы драться хотим. Да что!". Тем самым писатель, кроме нравственной и, так сказать, житейской характеристики Аркадия, указал на те социальные, классовые причины, которые делали Базарова и Аркадия представителями двух враждебных друг другу лагерей. Неуклонная и бескомпромиссная критика либерализма разночинцами-демократами, была существенной жизненной чертой поведения последних1, и Тургенев ее уловил.
1 (О том, что критика либерализма являлась одной из существенных черт, присущих всему лагерю демократии, писал В. И. Ленин в статье "Беседа о "кадетоедстве": "Третий лагерь, лагерь демократии, понимающей ограниченность либерализма, свободной от его половинчатости и дряблости, от его колебаний и боязливых оглядок назад, этот лагерь не может сложиться, не может существовать без систематической, неуклонной, повседневной критики либерализма" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 22, с. 64))
Таковы главные исправления, внесенные автором в текст отдельного издания романа. Они реставрировали почти все те места, которые давали четкое и ясное представление об антагонизме двух идейно-политических тенденций и были направлены к восстановлению подлинно исторического облика демократа-разночинца 60-х годов. О них, как и о других, менее существенных (преимущественно редакционных) поправках и изменениях можно судить по сохранившемуся журнальному оттиску "Русского вестника" за 1862 г. Оттиск состоит из 96 листов; на многих листах есть карандашные и чернильные поправки. На верхней крышке переплета рукой Тургенева написано: "Все поправки, сделанные в этой книге карандашом - писаны мною; а другие поправки, хотя не мною писаны, а сделаны по моим указаниям. 20 мая 1874 г. Ив. Тургенев".
Каков характер карандашных поправок? Кроме главных, которые мы проанализировали, оттиск содержит множество исправлений, не столь значительных по содержанию и не меняющих отношения автора к тем или иным героям романа. Это изменения и поправки преимущественно стилистического и лексического характера: уточнение некоторых слов и выражений, снятие лишних подробностей и включение разных деталей описания, исправление опечаток.
Например, во II главе (476 с. "Русского вестника") в фразу: "Ничего, - твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович" - вписано второе слово "ничего"; в IV главе (с. 485) вставлено слово "кармана" перед словом "панталон"; в той же IV главе (с. 487) в сочетании "маленькая кроватка" слово "маленькая" заменено словом "детская"; в главе VIII (с. 504) выражение "с большим вниманием" заменено выражением "с особенным вниманием"; в той же главе (с. 507) опускается забракованное автором сравнение: в рукописи и в журнальном тексте было: "она (Фенечка. - П. П.) жила тихонько, как мышонок в норке...". Тургенев вычеркивает "как мышонок в норке", вписывая - "в сторонке"; там же в выражении "он прописал ей свинцовую примочку" вычеркнуто слово "свинцовую", а в выражении "искра из печки прыгнула в глаз" (с. 507) слово "прыгнула" заменено словом "попала"; в XIV главе (с. 540) в сочетании "с озабоченным видом" Тургенев заменил слово "видом" словом "лицом". В XXI главе (с. 594) в фразу: "Ну полно, - шепнул Аркадий. Но никакая дружба долго не выдержит таких столкновений" - Тургенев после слова "Аркадий" вписывает: "и пожал украдкой своему другу руку". В XXVII главе в предложении: "Он (Базаров. - П. П.) даже повторял эти, часто тупые или бессмысленные выходки" (с. 647) слово "часто" заменено словом "иногда". Остальные случаи карандашной правки - это вставка пропущенных слов, исправление опечаток, о которых Тургенев писал, что их - "пропасть", грамматических ошибок.
Что представляют собой чернильные поправки и кому они принадлежат? По всей вероятности, эти поправки вносил сотрудник редакции (редактор или корректор), сличающий журнальный текст с рукописным и работавший вместе с автором. В пользу такого предположения говорят два факта. Во-первых, в рукописном тексте в XXIII главе было такое описание Фенечки: "Она сидела на скамейке, набросив белый платок на голову; подле нее..." (л. 167). В журнальном тексте уточняющая деталь исчезла: "Она сидела на скамейке; подле нее..." (с. 608). Готовя текст к отдельному изданию, сотрудник редакции чернилами восстанавливает уточняющую деталь, которая была в рукописи, заменив слово "набросив" словом "накинув". Тургенев же в чернильную поправку "накинув белый платок на голову" после слова "накинув" вставляет карандашом "по обыкновению". Отсюда можно сделать вывод, что Тургенев читал и правил текст после того, как редактор внес свои чернильные исправления.
Второй пример свидетельствует как раз об обратном. В XXV главе (с. 633), где Тургенев сделал свою большую карандашную вставку о феодалах и рыцарских турнирах, которую закончил не точкой, а запятой ("...Ну-с,"), редактор в следующем, далее, выражении: "Вот я и отправился к "отцам" - исправляет чернилами большую букву "В" (в слове "вот") на малую, что естественно после авторской запятой. Это исправление сделано уже после правки Тургенева.
На основании этих фактов можно заключить, что они оба читали и перечитывали текст вместе. Во всяком случае все чернильные поправки были сделаны с ведома Тургенева.
Какие поправки сделаны чернилами? В X главе журнального текста (на с. 516) было: "Павел Петрович, когда сердился, с нетерпением говорил". В оттиске вычеркнуто "с нетерпением" и вписано "с намерением". В той же главе (на с. 523) слова Павла Петровича "и не имеем той дерзкой самоуверенности" были неправильно набраны после слов "вся вселенная глядит на него в это мгновение", в результате чего получалась бессмыслица. Эти слова вычеркнуты чернилами и вписаны наново после слов: "выражаемся... несколько устарелым языком, vieilli", т. е. в том месте, где им надо быть по смыслу.
В XIII главе журнального текста Ситников говорит об Одинцовой: "Ей бы надо с нашей Евдоксией познакомиться". Здесь, как и в Парижской рукописи, явно было пропущено слово "ближе" или "поближе", так как из предшествующего повествования следует, что Одинцова уже была до этого с Кукшиной знакома. (Выше Кукшина на вопрос Базарова "Есть здесь хорошенькие женщины?" отвечает: "Есть... Например, mon amie Одинцова - недурна". Ситников этот разговор слышит.) Поэтому перед словом "познакомиться" чернилами вписано слово "поближе".
В XIV главе о видном сановнике-либерале Матвее Ильиче Колязине в Парижской рукописи было сказано: "Он ласкал всех - одних с оттенком гадливости, других с оттенком уважения" (л. 81); в журнальном тексте вместо слова "гадливости" было набрано "угодливости" (с. 537). Редактор восстанавливает рукописный вариант.
В XVI главе есть чернильная вставка, которая могла быть сделана только по указанию автора. Тургенев пишет о том, что Одинцова за границей встретила молодого, красивого шведа "...с честными, голубыми глазами под открытым лбом; но это не помешало ей вернуться в Россию" (л. 101 - 102). В отдельном оттиске после слова "лбом" есть вставка: "он произвел сильное впечатление на нее" (с. 554). Редактор не мог восстановить эту строку по рукописи, так как в рукописи ее не было. Значит, он внес ее с ведома Тургенева. Вспомним, что в письме Н. Х. Кетчеру от 18 (30) июня 1862 г. Тургенев называет как раз и 554 страницу в числе тех, где он "сделал небольшие прибавления"; других же правок на этой странице нет. Значит, автор и редактор правили текст согласованно.
В XXIII главе Парижской рукописи Павел Петрович говорит "с какою-то злобною унылостью" (л. 171); в журнальном тексте напечатано: "С какою-то забавною унылостью" (с. 611). Такая замена была неудачна, так как "унылость" не может быть забавной. Поэтому редактор восстанавливает по рукописи "злобною".
Наконец, в XXVII главе умирающий Базаров говорил о том, что вокруг него "красные собаки бегали" (л. 223). В журнальном тексте слово "красные" было опущено, но в оттиске восстановлено (с. 652).
Остальные поправки чернилами - это устранение опечаток, обычная корректорская правка.
О внесении Тургеневым поправок в отдельное издание романа пишет В. В. Стасов в своих воспоминаниях "Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним": "В 1865 г. императорской Публичной библиотеке был принесен в дар М. В. Турбниковой печатный экземпляр "Отцов и детей" с дополнениями на полях собственною рукою Тургенева тех мест, которые были изменены или выпущены вон М. Н. Катковым при напечатании этого романа в "Русском вестнике" (курсив мой. - П. П.). Во время пребывания Тургенева в Петербурге, в мае 1874 г., я попросил его засвидетельствовать на том экземпляре, что все вставки на полях писаны действительно его собственною рукою, что он и сделал. Я об этом напечатал небольшую заметку в "С.-Петербургских ведомостях"1. Вот текст заметки В. В. Стасова, опубликованной 30 октября 1874 г. в "С.-Петербургских ведомостях" в разделе "Хроника": "При этом случае кстати будет упомянуть, что Публичной Библиотеке уже года два тому назад (в воспоминаниях же он пишет: в 1865 г., т. е. не "года два", а 9 - 10 лет тому назад. Неточность вопиющая! - П. П.) принесен в дар любопытный литературный документ другого рода: отдельный оттиск романа Тургенева "Отцы и дети" в том виде, как он был напечатан в 1862 г. в "Русском вестнике", т. е. с пропуском многих мест, касавшихся Базарова, и выпущенных (без разрешения автора) редакциею московского журнала. На полях настоящего экземпляра все эти места восстановлены рукою автора".
1 ("Северный вестник", 1888, кн. 10, с. 170)
Никакой попытки анализа авторской правки В. В. Стасов не делает. В воспоминаниях о Тургеневе он прямо говорит, что писатель дополнял на полях места, "которые были изменены или выпущены вон М. Н. Катковым". Тургенев же в письме Н. Х. Кетчеру 18 (30) июня 1862 г. пишет: "Я сделал небольшие прибавления или, лучше сказать, восстановил выкинутое" (П. V, 18), но не говорит, кем именно выкинутое. Верить В. В. Стасову на слово вряд ли приходится, так как он в своих воспоминаниях допускает грубые фактические ошибки: время поступления экземпляра "Отцов и детей" в библиотеку определяет то 1865, то 1872 годом; Анну Сергеевну Одинцову, которую считает одной из своих любимых героинь произведений Тургенева, дважды называет Анной Павловной и т. д.
На заметку В. Стасова 1 ноября 1874 г. откликнулся в. "Московских ведомостях" М. Н. Катков. Полностью воспроизведя сообщение "С.-Петербургских ведомостей", Катков писал: "Не знаем, что написал г. Тургенев на полях отдельного оттиска "Отцов и детей", но верно то, что это не были места, выпущенные редакцией без разрешения автора, как утверждают "С.-Петербургские ведомости". Если при печатании этой повести делались в ней какие-либо изменения, то самим автором, который был тогда в лучшей поре своего дарования и вообще... мог сам разобрать, что вернее соответствовало типам, изображенным в повести. Если бы в его повести были сделаны редакцией какие-либо изменения вопреки ему или без его разрешения, то конечно он не оставил бы этого без протеста. А между тем известно, что г. Тургенев и после "Отцов и детей" продолжал помещать в "Русском вестнике" свои сочинения ("Дым", "Несчастная", "Лейтенант Ергунов")".
Совершенно ясно, что вокруг истории напечатания "Отцов и детей" началась довольно неприятная газетная перебранка. Тургенев был возмущен этим; кроме того, к семидесятым годам у писателя произошел уже полный разрыв с М. Н. Катковым; к сожалению, Тургенев сам своим письмом В. В. Стасову еще более усложнил и запутал этот вопрос. "Поступок Каткова достоин его - писал он 13/15 ноября 1874 г. В. В. Стасову; - этому человеку следовало бы быть бонапартистом, до такой степени он (лжет самоуверенно и нагло). Когда печатались "Отцы и дети", меня совсем не было в Москве - я находился в Париже, а рукопись романа (точнее не рукопись, а тетрадь с поправками. - П. П.) была передана мною г. Z1, который из Москвы извещал меня о требованиях и опасениях редакции (у Н. В. Щербаня не было времени извещать, так как он привез тетрадь с поправками в феврале, когда все сроки печатания № 2 "Русского вестника" прошли. - П. П.). Прилагаю Вам записочку этого самого Z, который находится теперь в Париже, и прочитав заявление "Московских ведомостей", пожелал восстановить факты. Но, во-первых, сам-то он достаточно... человек, с которым мне не желательно знаться2; а во-вторых, у меня ко всяким литературным дрязгам, объяснениям и кляузам - положительное отвращение. Чорт их совсем побери! Я все-таки виноват был в том, что согласился на урезывания "Русского вестника", по крайней мере не протестовал против них" ("Северный вестник", 1888, № 10, с. 170). Следовательно, урезывания все-таки были произведены с согласия автора.
1 (Установлено, что Z - Щербань)
2 (Отношение Тургенева к Щербаню резко изменилось. Напомним, как писатель характеризовал его в письме П. В. Анненкову от 22 января (3 февраля) 1862 г.: "Он прекраснейший человек и оказал мне истинные услуги при приведении в порядок моих многочисленных поправок и прибавлений в "Отцах и детях" (П. IV, 329))
Несмотря на просьбу Тургенева прекратить литературные дрязги, В. В. Стасов показал его письмо сотруднику "С.-Петербургских ведомостей" В. П. Буренину, который, не изучив фактическую сторону дела, напечатал 6 декабря 1874 г. в разделе "Литературная летопись" ответ Каткову под хлестким заглавием: "Кастрация литературных произведений. Двойная ложь". Мы не будем приводить выпадов Буренина против Каткова (хотя, быть может, последний их и заслуживал), а лишь отметим, что факты, свидетельствующие о том, кем была сделана правка журнального текста романа, и в фельетоне Буренина блистательно отсутствуют. Таким образом, вся эта буря в стакане воды не проливает никакого света на суть дела, а лишь дает некоторое представление о личных взаимоотношениях Тургенева и Каткова и о склонности В. Стасова к сенсациям.
Роман "Отцы и дети" вышел в отдельном издании К. Т. Солдатенкова в сентябре 1862 г. Сопоставление этого издания с последующими (издание братьев Силаевых, 1865 и др.) показало, что они ничем не отличаются друг от друга, т. е. текст уже стал каноническим.
* * *
Изучение творческой лаборатории Тургенева позволяет установить некоторые особенности структуры его романов. Во-первых, это варьирование соотношений коллизий и любовной интриги. В таких романах, как "Рудин", "Дворянское гнездо" преобладает любовная интрига, а коллизии как бы подчинены ей: в "Рудине", состоящем из двенадцати глав, завязка интриги происходит в третьей главе, а в девятой (сцена у Авдюхина пруда) - кульминация и развязка, то есть любовной интриге посвящена половина романа. В "Дворянском гнезде" (сорок пять глав) интрига (Лиза - Лаврецкий) начинается в седьмой главе, а перипетии ее прослеживаются до конца романа. Коллизии в этих произведениях как бы вкраплены в развитие интриги. И потому роман тяготеет к психологической разновидности.
Совершенно иное соотношение коллизий и интриги в "Отцах и детях". В этом романе (двадцать восемь глав) завязка интриги (Одинцова - Базаров) начинается только в четырнадцатой главе (ни в одном из романов Тургенева нет такой запоздалой завязки интриги). Ей предшествует ряд сложных коллизий, очень важных для выяснения политического облика и характера разночинца Базарова (столкновение его с Павлом Петровичем Кирсановым, с Ситниковым и Кукшиной и др.). Писатель почувствовал, что вскрыть в Базарове подлинные черты типичного шестидесятника можно только с помощью сильных общественных конфликтов. Таким образом, любовная интрига отодвигалась социальной проблематикой на второй план, и в этом смысле роман стал тяготеть к его социальной разновидности.
Во-вторых, в отличие от Достоевского, предпочитавшего психологическую усложненность и запутанность сюжетных ходов, Тургенев стремится строго соблюдать хронологический порядок в изложении событий, лишь изредка вклинивая в развитие сюжета авторские отступления или сведения о прошлом героев. Правда, в "Отцах и детях" Тургенев преднамеренно не дает предыстории главного героя. Однако это не потому, что он якобы не знал среды, из которой вышел Базаров (как считали некоторые критики). Длительное общение писателя с кругом журналистов "Современника" давало ему достаточный материал для воспроизведения в романе и соответствующей обстановки и характеров настоящих единомышленников Базарова. Но Тургенев писал роман о борьбе демократа с либералами. Он задался целью дать не столько жизнеописание, становление характера Базарова, сколько раскрыть его поведение во враждебной ему среде, поэтому перенес главное внимание на диалог, раскрывающий мировоззрение естественника-экспериментатора, типичного разночинца 60-х годов.
В-третьих, в отличие от Салтыкова-Щедрина, тяготевшего к гротескному изображению персонажей, Турuенев во всех своих романах (кроме "Дыма") избегал сатирического и психологического гротеска.
Наконец, изучение творческой лаборатории Тургенева подтверждает справедливое мнение тех исследователей его художественных приемов (Н. М. Гутьяр, А. Мазон, П. Мериме), которые отмечала три фазиса работы писателя над романом: первый - "вынашивание" автором в своей душе главных типов и элементов романа; второй - подготовительная работа: сначала составление биографий отдельных лиц, затем фабула или конспект; третий - связное изложение задуманного. Третий фазис, по терминологии Н. М. Гутьяра, "постройка повестей, архитектурная сторона их"1, являлся самым сложным этапом работы писателя. Именно здесь проявлялась специфика Тургенева как художника, своеобразие его творческой манеры.
1 (Гутьяр Н. М. Иван Сергеевич Тургенев. Юрьев, 1907, с. 263, 269)
Произведения Тургенева пронизывает тонкий лиризм. Палитра его красок многообразна, но в ней нет кричащих контрастов. Скорее это стройная система гармоничных полутонов, едва уловимых нюансов. "Лира и муза - вот ваш инструмент", - писал Гончаров Тургеневу. Звуки тургеневской лиры в высшей степени мелодичны. Особенно это чувствуется в цикле "Стихотворения в прозе", где ритмический фактор играет в повествовании очень важную роль.
"Что можно сказать о всех вообще произведениях Тургенева? - писал Салтыков-Щедрин. - То ли, что после прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и любишь автора? Именно это впечатление оставляют после себя эти прозрачные, будто сотканные из воздуха образы, это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом"1.
1 (Салтыков-Щедрин. Поли. собр. соч., т. XVIII, с. 144)
И действительно, произведения Тургенева всегда будут служить примером подлинно гуманного, демократического искусства.