Базаров и Санин

Два нигилизма

(Из статьи "Базаров и Санин"; впервые напечатана в сборнике "Литературный распад", ч. II, 1909, за подписью "П. Орловский". Печатается по изданию: В. В. Боровский, Сочинения, т. II, Госуд. соц-эконом. изд., 1931, стр. 74-100; цитируемый отрывок - на стр. 71-81.

В ряде статей Воровского мы находим ценные замечания об отдельных произведениях и мировоззрении Тургенева. Так, в статье "Памяти "Неистового Виссариона" (1908) Боровский вскрыл классовые корни разрыва "Современника" с Тургеневым. "Известный разрыв Тургенева с редакцией "Современника",- указывал Боровский, - ознаменовал разрыв радикального разночинства с либеральным барством". Вместе с тем Боровский ценил реализм Тургенева и видел большую заслугу писателя в постановке им ряда важнейших общественных тем. В статье "В кругу и вне круга" (1912) Боровский обратил внимание на женские образы Тургенева как отражение писателем процессов общественной жизни России 50-60-х годов прошлого века: "В эпохи глубоких общественных переломов душа женщины способна проснуться и от ярких событий социальной жизни. Вспомните тургеневских женщин, живших в годы переворота 50-60-х гг. и сумевших подняться так высоко над своим кругом".)

Около 50 лет тому назад И. С. Тургенев подметил поднимавшийся на поверхность русского общества из неведомых глубин новый тип - Базарова - и занес его на страницы художественной летописи под ярлыком "нигилиста". Слово пришлось ко двору, ибо самый тип не замедлил занять видное и влиятельное место в жизни русского, так называемого интеллигентного общества. С тех пор нигилист стал популярной кличкой - почтенной в глазах сторонников Базарова, позорной в устах охранителей^*.

^* (Слово "нигилист" впервые употреблено передовым русским критиком Н. И. Надеждиным в 1827 г. "Выпущенным мною словом "нигилист",- писал в 1869 г. Тургенев,- воспользовались тогда многие, которые ждали только случая, предлога, чтобы остановить движение, овладевшее русским обществом. Не в виде укоризны, не с целью оскорбления было употреблено мною это слово, но как точное и уместное выражение проявившегося исторического факта; оно было превращено в орудие доноса, бесповоротного осуждения, почти в клеймо позора".)

Появление "Отцов и детей"^* вызвало целую бурю. Давно уже литературные характеристики не удостаивались такого внимания. И причина этого была та, что чуткая рука художника нащупала больное место общества, обнажила явление, бессознательно волновавшее всех, но еще никем не формулированное ясно. Пусть Тургенев неверно изобразил Базарова в тех или других деталях, пусть он - в силу психической чуждости этому типу - утрировал в нем как раз отрицательные черты,- одно несомненно: в основу характеристики нигилиста он положил действительные черты реального общественного типа, развернувшегося вскоре пышным цветом и заполнившего своей проповедью рационализма и индивидуализма целое десятилетие.

^* (Роман "Отцы и дети" впервые напечатан в февральской книжке журнала "Русский вестник" за 1862 г. )

Тургенев принадлежал к поколению "отцов-Кирсановых", хотя и понимал все их недостатки^*. Эти-то недостатки он изобразил в своем романе, противопоставив им соответственные добродетели, которыми он снабдил Базарова. В этом смысле прав проф. Овсянико-Куликовский, говоря, что Базаров построен по "способу от противного", как носитель черт, противоположных отрицательным чертам Кирсановых^**. В этом смысле прав и сам Тургенев, когда уверяет, что "за исключением воззрений на художества" разделяет "почти все убеждения" Базарова^***.

^* (Кирсановы - семья помещиков в романе "Отцы и дети".)

^** (Овсянико-Куликовский Д. Н. - буржуазный историк литературы, автор ряда работ о Тургеневе. Боровский имеет в виду критический этюд Овсянико-Куликовского о Базарове (1904).)

^*** (Здесь и далее Боровский приводит выдержки из статьи Тургенева 1868-1869 гг. "По поводу "Отцов и детей".)

Базаров был списан с живого лица, д-ра Д., "поразившей" Тургенева личности. "В этом замечательном человеке,- пишет он,- воплотилось, на моих глазах, то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма". В д-ре Д. Тургенева поразили не только те положительные черты, которые он придал Базарову, но и ряд отрицательных, особенно неприятных баричу-эстету, каким был Тургенев. "Я придал ему (Базарову) резкость и бесцеремонность тона... вследствие наблюдений над моим знакомцем, д-ром Д., и подобными ему лицами". Однако благодаря неизбежному субъективизму чувствований Тургенев должен был особенно неприятно-остро воспринимать как раз эту "резкость и бесцеремонность тона" д-ра Д., в силу чего в изображении Базарова "резкость и бесцеременность" занимают преувеличенно много места. Это побочное обстоятельство немало способствовало ложному пониманию самого типа и затемнению вопроса о природе нигилизма.

"Если Базаров карикатура,- говорит Писарев, становясь в положение публики,- то объясните и представьте нам в настоящем свете то явление жизни, которое вызвало эту карикатуру, и покажите нам еще раз ту идею, которая породила это явление"^*. И он сам взялся за эту задачу, стараясь нарисовать "реалиста" Базарова, как положительный тип. Но если ему, в силу психического сродства, удалось очистить тип нигилиста от шаржа, привнесенного Тургеневым, и если ему удалось дать догматическое изложение базаровского мировоззрения, то он все же оказался бессилен объяснить исторически происхождение, роль и задачи этого типа.

^* (Боровский цитирует из статьи Д. И. Писарева "Базаров".)

Кем был Базаров? Что породило его и создало его своеобразную психологию? Что дало ему ту непоколебимую силу воли и самоуверенность, столь поразившие Тургенева? Какую, наконец, роль сыграл коллективный Базаров в развитии русского общества? - вот вопросы, ждущие до сих пор исчерпывающего ответа. Не претендуя на такой ответ, мы постараемся в дальнейшем коснуться этих вопросов в рамках поставленной настоящей статьей задачи.

Мы упомянули вскользь, что базаровский нигилизм заполнил собою целое десятилетие. Действительно, с начала 70-х годов Базаровы исчезают из жизни русского общества, их заменяют новые люди, и самому же Тургеневу пришлось впоследствии дать характеристику (правда, далеко не удачную) такого нового человека в романе "Новь" (Нежданов). Нигилизм надолго сходит со сцены, пока, наконец, не возрождается через полстолетия в совершенно другой обстановке и на совершенно другой социально-психологической подпочве. Этот новый нигилизм ярче всего сказался в романе "Санин"^* Арцыбашева^**.

^* (Санина и его автора много - и вполне заслуженно - ругали. Однако, полагая, что ему уже отпущена вся причитающаяся порция негодования, я рассматриваю в своей статье этот роман совершенно объективно, допуская, что автор - в рамках указываемых мною ограничений - использовал реальные черты происходящего на наших глазах движения.)

^** ("Санин", написанный в 1907 г. порнографический роман реакционного писателя-декадента М. Н. Арцыбашева.)

По поводу этого романа тоже необходимо сделать ряд оговорок. Г-н Арцыбашев как художник не может итти в сравнение с Тургеневым и, конечно, не претендует на это. Различие талантов, несомненно, сказывается на яркости и художественности образов. Но это же различие отразилось и на силе творческого обобщения. Тургенев писал портрет поразившего его человека с возможной объективностью; Базаров заинтересовал его, побудил к творчеству, но не вызвал в нем родственных, сочувственных отзвуков. "Вот образ молодого поколения с его плюсами и минусами",- говорил Тургенев читателю. Не так относится к Санину г. Арцыбашев. Его симпатия к герою романа несомненна, он идеализирует его. Он не просто изображает существующий тип, он еще наделяет его желательными для него, автора, чертами. "Вот каким должно быть молодое поколение",- хочет сказать он. Вследствие этого Санин "сочинен", тогда как Базаров списан с натуры; Санин едва выдерживает свою роль и то лишь благодаря доброте автора, позаботившегося о наиболее благоприятной для героя обстановке (физическая сила героя, тупость и пошлость контрагентов), Базаров же движется свободно и остается последовательным в силу внутренней логики; Санин социально иррационален и относится к типу ненужных, лишних людей, Базаров же необходим и понятен в экономии общественного развития.

И все-таки в основу санинского типа автором положено то же реальное явление - черты, проявившиеся в последние годы в среде интеллигенции и успевшие сказаться в целом ряде литературных и общественных фактов. Шум, поднятый вокруг Санина, его редкий успех, заинтересовавший даже целомудренную цензуру, имеют свои достаточные основания. Если противники санинизма правы, упрекая автора в идеализации этого отрицательного типа, то сторонники его, хотя и не правы, но имеют веские данные усматривать в Санине обобщение своих тайных желаний, чувств и стремлений. Санин является выразителем современного нигилизма как реакции против политических и этических норм, властвовавших над интеллигенцией в предыдущий период,- точно так же, как нигилизм Базарова был реакцией против мышления, чувствований и действования общества Кирсановых. Но ценность нигилизма не абсолютна, она определяется только путем сопоставления с конкретными условиями времени и места; и то, что в один исторический момент может быть полезным, прогрессивным, желательным, может в другой момент оказаться нежелательным, реакционным, вредным. Сопоставить нигилизмы Базарова и Санина с этой исторической точки зрения, посмотреть, не соединяет ли их внутренняя связь, вскрыть эту связь, а вместе с тем дать оценку каждому из этих явлений - вот задача, которая интересует нас в этой статье. А так как наиболее подходящим мы считаем метод социально-психологического анализа общественных формаций в их последовательной исторической смене, то нам придется остановиться на следующих трех вопросах:

1) Кем был Базаров?

2) Как развивалась интеллигенция от Базарова до Санина?

3) Кто такой Санин?

Это сопоставление Санина с Базаровым тем более интересно, что у них наблюдаются многие тождественные привычки, навыки, вкусы и взгляды, чего, конечно, нельзя объяснить простым подражанием. Очевидно, имеются какие-то общие, вернее сходные причины, вызвавшие к жизни тогда - Базарова, теперь - Санина. Посмотрим.

"Мой дед землю пахал", - не без гордости заявляет Базаров. Его дед был дьячком, его отец - уездный лекарь,- а последние в то барское время не пользовались уважением со стороны родовитых господ. "Лекарский сын",- фыркает на него Кирсанов-дядя. Когда он знакомится с отцом Аркадия, он протягивает "обнаженную, красную руку",- перчатки, повидимому, не принадлежали к обычным атрибутам его туалета. Лицо его было "длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, к низу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвета, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум". "Тонкие губы". "Ленивый, мужественный голос". "Белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа". Из этих штрихов перед вами обрисовывается вдумчивое лицо человека умного, одаренного энергией и волей. Но вы напрасно искали бы хоть одной черточки, свойственной человеку холеной расы, аристократу или просто детищу сытой, обеспеченной жизни.

Базаров - парвеню^*, Базаров - человек из низших, "податных" сословий, Базаров - разночинец.

^* (Парвеню - человек из средних классов, добившийся независимого положения.- Ред.)

Это сразу почувствовали родственные ему по происхождению люди: "слуги привязались к нему, хотя он над ними подтрунивал; они чувствовали, что он все-таки свой брат, не барин". Лакей Петр "ухмылялся и светлел, как только Базаров обращал на него свое внимание", дворовые мальчики бегали за "дохтуром", как собачонки. Только старый вышколенный дворовый, "аристократ" Прокофьич - более крепостник, чем все бары вместе,- не выносил его.

Таким образом, Базаров не только был демократом по происхождению, но и демократом по навыкам, вкусам, замашкам. Это сказывалось даже в его манере говорить, столь раздражавшей Павла Петровича. "Он отвечал отрывисто и неохотно, и в звуке его голоса было что-то грубое, почти дерзкое".

"Личность человека, беспощадно и с полным убеждением отрицающего все, что другие признают высоким и прекрасным,- говорит по поводу "грубости" Базарова Писарев,- всего чаще вырабатывается при серой обстановке трудовой жизни; от сурового труда грубеют руки, грубеют манеры, грубеют чувства; человек крепнет и прогоняет юношескую мечтательность, избавляется от слезливой чувствительности"^*. Базарову и вообще лицам этого типа приходилось проходить тяжелую школу жизни. Они выходили из непривилегированных классов - из мещанской, духовной, нередко крестьянской среды, вообще из малоимущей бесправной мелкой буржуазии. Они росли в обстановке труда и лишений, где некому и некогда было воспитывать их и обучать манерам. Благодаря отсутствию этих воспитательных влияний Базаровым приходилось воспитываться на сыром материале жизни, и эта тяжелая школа самовоспитания развивала в них самостоятельность, веру в свои силы, энергию и волю. "Всякий человек сам себя воспитать должен,- горделиво заявляет Базаров,- ну, хоть, как я, например".

^* (Боровский цитирует статью Писарева "Базаров" (1862).)

В воспитании человека обыкновенно скрещиваются два фактора или влияния: с одной стороны, традиция, передаваемая непосредственными воспитателями в виде готовых понятий и суждений, с другой - прямое "эмпирическое" влияние окружающей среды, "улицы". Первый фактор, естественно, является охранительным, ибо он старается передать и увековечить миропонимание прошлых поколений; второй же фактор, в противоположность первому, можно назвать разрушительным, ибо непосредственное воздействие самой жизни неизбежно ведет к гибели всякой традиции. Оба фактора связаны обратной зависимостью: там, где искусственное воспитание (то есть планомерное и целесообразное) преобладает, обыкновенно (хотя это логически и не обязательно) фактически устраняется влияние "улицы"; напротив, где это влияние сильно, там по большей части о воспитании в указанном выше смысле и говорить не приходится.

Два поколения, сопоставленные Тургеневым в его романе, расходились не столько потому, что одни были "отцами", другие - "детьми", сколько потому, что были представителями двух различных социальных положений, столкнувшихся впервые; роль "отцов" или "детей" только обостряла их антагонизм. Кирсановы выросли в такой среде, где охранительные факторы - воспитание, традиции, сословные привилегии и предрассудки - играли громадную роль в жизни молодого поколения. Сословные перегородки отделяли эту среду от действительной жизни народных масс, и все изменения, происходящие в этой жизни, оставались незаметны, чужды и непонятны Кирсановым.

Совсем иначе росли Базаровы. В их среде тоже было много предрассудков, завещанных бедностью, невежеством, некультурностью, но эти предрассудки легко рассеивались при первом столкновении со знанием, а для Базаровых характерно было бегство из своей среды в погоне за знанием. Зато у них не было никакой традиции, передаваемой путем воспитания, у них не было вообще никакого воспитания. Их психика представляла почти tabula rasa^*, на которой жизнь записывала последние свои истины. Вот почему Базаровы были более восприимчивы к требованиям времени, вот почему на их психике не тяготели призраки прошлого. "Что касается до времени,- гордо заявляет Базаров,- отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня". И оно действительно зависело от них, ибо они знали только настоящее время, а требования настоящего времени и их потребности были понятия равнозначащие: текущая жизнь говорила их устами, они прокладывали пути этой текущей жизни. И в споре с Кирсановым-дядей Базаров был прав, когда говорил: "Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?" Если Кирсановы были продуктом веков, то Базаровы были порождением последних десятилетий, а потому вернее и тоньше отмечали те перемены, которые произошли за эти десятилетия в народных низах.

^* (Чистый лист.- Ред.)

То обстоятельство, что Базаров был homo novus^*, человек без прошлого, без "биографии", обусловливало еще одну характерную психическую черту, легшую в основу базаровской этики. Кирсановы, всасывавшие путем воспитания известные традиции, получали уже готовыми от своих "отцов" некоторые моральные положения, общепринятые, освященные временем, обязательные. Это - пресловутые принципы или "принсипы" Павла Петровича. Этические положения обладают одним неудобством: рождаясь из определенной общественной потребности, в определенной обстановке времени и места, они быстро превращаются в правила нормы, "принсипы"; утрачивается представление об их генезисе, нередко теряется понимание их смысла и цели, но они продолжают передаваться по традиции из поколения в поколение.

^* (Новый человек.- Ред.)

Базаров избежал этой традиции. Правда, и он, вероятно, слыхивал в детстве, что честность есть почтенная добродетель, которая... и проч., но суть в том, что он уже в юношеские годы должен был отряхнуть прах родной среды от ног своих и воспитывать сам себя. Вместе с невежеством, мещанством, предрассудками этой среды он сбросил и ее мораль, ее "принсипы". Ему пришлось самостоятельно вырабатывать для себя руководящие положения, и он начал с того, что стал критически проверять все и всякие принципы. Но принципы не выдерживают объективной критики, ибо они претендуют на абсолютную обязательность, а критика вскрывает их относительную ценность. И вот Базаров стал нигилистом, то есть человеком, "который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип".

"Из этой школы труда и лишений Базаров вышел человеком сильным и суровым,- говорит Писарев,- прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения: он сделался чистым эмпириком; опыт сделался для него единственным и последним убедительным доказательством"^*. Базаров находился в стадии образования этических понятий; они у него не могли еще расходиться с его потребностями, с его ощущениями; они еще не могли вылиться в форму принципов, отделявшихся от живого человека с его живыми нуждами и тяготеющих над ним, как неумолимый и властный долг. В этом отношении весьма поучителен диалог между Базаровым и Аркадием Кирсановым, показывающий, насколько недалеко ушел последний от традиционных воззрений "отцов".

^* (Там же.)

"- Ты говоришь, как твой дядя,- сказал Базаров.- Принципов вообще нет - ты об этом не догадался до сих пор! А есть ощущения. Все от них зависит.

- Как так? - спросил Аркадий.

- Да так же. Например я: придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен - и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? - тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий тебе это скажет, да и в другой раз я тебе этого не скажу.

- Что ж и честность - ощущение?

- Еще бы"^*.

^* ("Отцы и дети", глава XXI.)

Базаров забыл только прибавить в пояснение Аркадию, что сами эти ощущения, в силу которых он любит химию и вообще является тем, что он есть, сложились в нем под давлением жизни, что они этичны именно потому и постольку, поскольку не расходятся с направлениями и запросами времени. Эта психическая черта обусловливает ту цельность Базарова, которая не могла не поражать людей другого типа. Базаров - прирожденный монист, ибо единственным руководящим началом его мышления и деятельности являются его ощущения. И в этой борьбе за право следовать за своими ощущениями закалилась его воля и создался тип борца.

Естественно, что этот сильный, умный и деловой человек должен был с глубочайшим презрением взирать на мир Кирсановых - безвольных, изнеженных трутней, питавшихся в силу привилегий трудом тех самых масс, из которых вышел он, Базаров.

"Пролетарий-труженик,- комментирует это отношение Писарев,- самым процессом своей жизни, независимо от процесса размышления, доходил до практического реализма, он за недосугом отучается мечтать, гоняться за идеалом, стремиться в идее к недостижимо высокой цели. Развивая в труженике энергию, труд приучает его сближать дело с мыслью, акт воли с актом ума. Человек, привыкший надеяться на себя и на свои собственные силы, привыкший осуществлять сегодня то, что задумано было вчера, начинает смотреть с более или менее явным пренебрежением на тех людей, которые, мечтая о любви, о полезной деятельности, о счастье всего человеческого рода, не умеют шевельнуть пальцем, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить свое собственное в высшей степени неудобное положение"^*.

^* (Из статьи Писарева "Базаров".)

Эта черта, совершенно правильно указанная Писаревым, по крайней мере относительно поколения Базаровых, объясняет весьма многое в истории нашей общественности, между прочим тот разрыв между разночинцами 60-х годов и либералами 40-х годов, жертвой которого сделался и сам Тургенев.

Мелко-мещанская среда, из которой выходили Базаровы, отличалась одним, весьма характерным свойством: она была неживучей, разлагающейся, обреченной на гибель средой. Ютясь сначала между землевладельческим дворянством и крестьянством, сжатая впоследствии, с третьей стороны, народившейся крупной буржуазией, она не имела никаких перспектив, не имела простора для роста. В ней систематически образовывалось "избыточное население", которое должно было искать приложения для своих сил и пропитания на стороне. Но долгое время для идущего разночинца были открыты лишь священство да невысокие должности на государственной службе. Крепостническая, дореформенная Россия пропускала его только в эти щели. Лишь отдельные талантливые личности пробивали себе путь в литературу или общественную деятельность.

Но к середине прошлого века, накануне пережитого русской общественностью кризиса, в среде разночинцев проявилось новое течение: "избыточное население" потянуло к знанию, к образованию, в университеты. Предчувствие грядущего перелома подсказало разночинцу, что только на этом пути он может подняться выше стоячего болота мещанства, что только в этой области он может с успехом проявить свои силы. Экономия общественной жизни настоятельно требовала притока интеллигентских сил, а личное положение бездомного разночинца толкало его на путь интеллигентного труда. Разночинец обручился со знанием. Он стал интеллигентом par excellence^*. Но, выйдя из суровой школы бедности и труда, воспитав себя на отрицании господствовавших в обществе гуманитарных наук и эстетики, он выдвинул в противовес им пользу,- полезное знание, понимая под последним естественно-исторические науки. Он стал реалистом. Вот как определяет этот тип Писарев:

^* (По преимуществу.- Ред.)

"Реалист - мыслящий работник, с любовью занимающийся трудом. Из этого определения читатель видит ясно, что реалистами могут быть в настоящее время только представители умственного труда"^*.

^* (Из XVII главы статьи Писарева "Реалисты" (1864).)

Таким образом, в лице разночинцев-реалистов впервые выступила на общественную арену интеллигенция как массовое явление. Она принесла с собой те характерные психические черты, которые неизменно сопутствовали ей, пока она выступала в роли самостоятельной общественной силы. Образовавшись путем отщепенства, отречения от родной среды, она принесла с собой иллюзию внеклассового и надклассового бытия. Выйдя из среды, из которой она не могла вынести никаких традиций, предоставленная своим собственным силам, обязанная всем своим положением только своим дарованиям и своему труду, она неизбежно должна была придать своей психике ярко-индивидуалистическую окраску. Мысль, благодаря которой разночинская интеллигенция только и могла проложить себе путь на поверхность общественной жизни и держаться на этой поверхности, естественно, стала ей казаться какой-то абсолютной, всеразрешающей силой. Разночинец-интеллигент стал ярым индивидуалистом и рационалистом. Сильнее всего сказались эти черты в первый период его деятельности, в 60-е годы, к которым и относится господство базаровского типа.

Базаров появился на общественной арене еще до отмены крепостного права (у Тургенева он действует в 1859 году). Что же застал он? С одной стороны, он видел "дрянь, аристократишек", с другой - он убеждался, что "грубейшее суеверие нас душит", что "все наши акционерные общества лопаются единственно от того, что оказывается недостаток в честных людях", что "самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке". Базаров, как видите, мало расположен идеализировать мужика; этому препятствуют основные черты его психики - его эмпиризм, который не заглядывает в будущее, а живет только ближайшим днем, и его преклонение перед силой мысли, которое мешает ему учесть стихийную силу материальных интересов.

"- Ты сегодня сказал,- говорит он Аркадию,- проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, - она такая славная, белая - вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать... А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?"^*

^* ("Отцы и дети", глава XXI.)

Базаров хочет жить за свой счет, а не за счет Филиппа или Сидора, либеральная маниловщина Аркадия во вкусе Генриха IV^* его ничуть не соблазняет. Его рационалистическая голова воспринимает образ мужика лишь в виде забитого, невежественного пьяного существа. Какую роль можно предоставить этому мужику там, где речь идет о вершинах знания? Мужику, рядом с Базаровым, приходится только "годить". Вот как смотрит на массы alter ego^** Базарова - Писарев:

^* (Генрих IV - французский король, проведший в конце XVI- начале XVII века с целью ущемления прав феодалов некоторые мероприятия, в частности - снижение крестьянских налогов.)

^** ("Другой я". Человек, настолько близкий к кому-нибудь, что может его заменить.- Ред.)

"При теперешнем устройстве материального труда, при теперешнем положении чернорабочего класса во всем образованном мире эти люди не что иное, как машины, отличающиеся от деревянных или железных машин невыгодными способностями чувствовать утомление, голод, боль. В настоящее время эти люди совершенно справедливо ненавидят свой труд и совсем не занимаются размышлениями. Они составляют пассивный материал, над которым друзьям человечества приходится много работать, но который сам помогает им очень мало и не принимает до сих пор никакой определенной формы. Это туманное пятно, из которого выработаются новые миры, но о котором до сих пор решительно нечего говорить... Самый реальный труд, приносящий самую осязательную и неоспоримую пользу, остается вне области реализма, вне области практического разума в тех подвалах общественного здания, куда не проникает ни один луч общечеловеческой мысли. Что же нам делать с этими подвалами? Покуда приходится оставить их в покое и обратиться к явлениям умственного труда, который только в том случае может считаться позволительным и полезным, когда прямо или косвенно уклонится к созданию новых миров из первобытного тумана, наполняющего грязные подвалы"^*.

^* (Из статьи Писарева "Реалисты".)

А сам Базаров прибавляет к этому своим лениво-небрежным тоном:

"- Странное существо человек. Как посмотреть этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую ведут здесь "отцы", кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолевает. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними".

Если вдуматься в эти цитаты, в них можно прочесть скрытые зачатки всего того грандиозного движения русской интеллигенции, которое, развиваясь и растя, ушло, казалось, так далеко от нигилизма. И все же оно находится в органической связи с базаровщиной, хотя некоторые черты этой последней прямо противоположны характерным чертам позднейшего "народолюбия". Базаровский индивидуализм, как видно из приведенных цитат, не был эгоистичным, он был пропитан общественными интересами ("общая польза" Писарева). Но в обстановке конца 50-х и начала 60-х годов Базаровы, как мы видим, были отрезаны от массы и обречены на деятельность среди интеллигенции. К этому поощряла их безграничная вера в силу интеллекта и в спасающее значение знания. Они, по необходимости, стали просветителями.

"- Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным,- промолвил Базаров.- В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем...

- Всё?

- Всё.

- Как? Не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...

- Всё,- с невыразимым спокойствием повторил Базаров...

- Однако, позвольте,- заговорил Павел Петрович.- Вы всё отрицаете или, выражаясь точнее, вы всё разрушаете... Да ведь надобно же и строить.

- Это уж не наше дело... Сперва нужно место расчистить"^*.

^* ("Отцы и дети", глава X)

- Мы ничего не проповедуем, это не в наших привычках,- говорит в другом месте тот же Базаров.

Как же проявляют себя нигилисты? Какими путями воздействуют они на окружающее общество? На это дает ответ Писарев: "Пусть каждый человек, способный мыслить и желающий служить обществу, действует собственным примером и своим непосредственным влиянием в том самом кружке, в котором он живет постоянно, и на тех самых людей, с которыми он находится в ежедневных сношениях"^*. Дальше этого базаровщина не пошла. В конституционной, свободной стране она создала бы радикальное мелкобуржуазное течение; у нас же она была отброшена в сторону социализма, и мирное, просветительное направление быстро вытеснено новым направлением, родственным ему в смысле социального генезиса, но скоро покончившим с его только просветительством. Тургенев уверял в письме к Случевскому, что Базаров - революционер. Это верно лишь in potentia^**, лишь постольку, поскольку русская действительность заставила Базарова превратиться в революционера.

^* (Из статьи Писарева "Реалисты".)

^** (В возможности.- Ред.)

Подводя итог, мы можем сказать, что Базаров был ранним представителем разночинской (мелкобуржуазной) интеллигенции того периода, когда она во всеоружии мысли и воли готова была силой знания создать новые миры из туманности народной массы.