Л. Н. Толстой

^* (Письмо Л. Н. Толстого к А. А. Фету печатается по изданию: Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 60, Гослитиздат, 1949, стр. 325.)

23 февраля 1860 года.

...Прочел я "Накануне". Вот мое мнение: писать повести вообще напрасно, а еще более таким людям, которым грустно и которые не знают хорошенько, чего они хотят от жизни. Впрочем, "Накануне" много лучше "Дворянского] гнезда", и есть в нем отрицательные лица превосходные - художник и отец. Другие же не только не типы, но даже замысел их, положение их не типическое, или уж они совсем пошлы. Впрочем, это всегдашняя ошибка Тургенева. Девица - из рук вон плоха - ах, как я тебя люблю... у ней ресницы были длинные... Вообще меня всегда удивляет в Тургеневе, как он с своим умом и поэтическим чутьем не умеет удержаться от банальности, даже до приемов. - Больше всего этой банальности в отрицательных приемах, напоминающих Гоголя. Нет человечности и участия к лицам, а представляются уроды, которых автор бранит, а не жалеет. Это как-то больно жюрирует с тоном и смыслом либерализма всего остального. Это хорошо было при Царе Горохе и при Гоголе (да и еще надо сказать, что, ежели не жалеть своих самых ничтожных лиц, надо их уж ругать так, чтобы небу жарко было, или смеяться над ними так, чтобы животики подвело), а не так, как одержимый хандрою и диспепсией Тургенев.- Вообще же сказать, никому не написать теперь такой повести, несмотря на то, что она успеха иметь не будет.

^* (Письмо Л. Н. Толстого к А. Н. Пыпину печатается по изданию: "Тургенев и его время. Первый сборник под редакцией Н. Л. Бродского, 1923", стр. 5-6.

Комментируемое письмо написано в ответ на просьбу историка русской литературы А. Н. Пыпина. Пыпин просил Толстого изложить свой взгляд на Тургенева.)

10 января 1884 года.

...Очень сочувствую вашей работе и очень интересуюсь ею. Я ничего не пишу о Тургеневе, потому что слишком много и все в одной связи имею сказать о нем. Я и всегда любил его, но после его смерти только оценил его как следует. Уверен, что вы видите значение Тургенева в том же, в чем и я, и потому очень радуюсь вашей работе. Не могу, однако, удержаться не сказать то, что я думал о нем. Главное в нем - это его правдивость. По-моему, в каждом произведении словесном (включая и художественное) есть три фактора: 1) кто и какой человек говорит; 2) как - хорошо или дурно - он говорит, и 3) говорит ли он то, что думает, и совершенно то, что думает и чувствует.

Различные сочетания этих 3-х факторов определяют для меня все произведения мысли человеческой. Тургенев - прекрасный человек (не очень глубокий, очень слабый, но добрый, хороший человек), который хорошо говорит всегда то самое, то, что он думает и чувствует. Редко сходятся так благоприятно эти три фактора, и больше нельзя требовать от человека, и потому воздействие Тургенева на нашу литературу было самое хорошее и плодотворное. Он жил, искал и в произведениях своих высказывал то, что он нашел,- все, что нашел. Он не употреблял свой талант (умение хорошо изображать) на то, чтобы скрывать свою душу, как это делали и делают, а на то, чтобы всю ее выворотить наружу. Ему нечего было бояться. По-моему, в его жизни и произведениях есть три фазиса: 1) вера в красоту (женскую любовь - искусство). Это выражено во многих и многих его вещах; 2) сомнение в этом и сомнение во всем. И это выражено и трогательно, и прелестно в "Довольно", и 3) не формулированная, как будто нарочно из боязни захватить ее (он сам говорит где-то, что сильно и действительно в нем только бессознательное), не формулированная, двигавшая им и в жизни и в писаниях вера в добро - любовь и самоотвержение, выраженная всеми его типами самоотверженных и ярче и прелестнее всего в "Дон-Кихоте", где парадоксальность и особенность формы освобождала его от его стыдливости перед ролью проповедника добра. Много еще хотелось бы сказать про него. Я очень жалею, что мне помешали говорить о нем. Нынче первый день, что я не занят корректурами того, что я печатаю: я вчера снес последнее в типографию. Не могу себе представить, что сделает цензура. Пропустить нельзя. Не пропустить тоже, мне кажется, в их видах нельзя. Жму вам дружески руку.

Л. Толстой.