Из Главы тринадцатой

В 1856 году, весной, я уехала за границу на морские ванны и в конце августа получила от Некрасова письмо, в котором он просил меня встретить его в Вене, куда его послал доктор <П. Д.> Шипулинский, чтобы он посоветовался с каким-то знаменитым венским доктором относительно своей горловой болезни.

Я опасалась, что Некрасов, по незнанию иностранных языков, встретит немало затруднений добраться до Вены; но он благополучно совершил путешествие и уморительно рассказывал, как объяснялся в отелях и на железных дорогах¹.

¹ ("Пугает меня "безъязычие", - замечал Некрасов перед отъездом за границу (Некрасов, т. X, с. 229). Некрасов уехал лечиться 11 августа 1856 г.)

Мрачное настроение духа, в котором он находился с тех пор, как заболело у него горло, исчезло<...>После свидания с Венской знаменитостью Некрасов снова впал в уныние. Знаменитость нашла его болезнь очень серьезной, предписала строжайший режим и велела ему ехать в Италию, где и провести зиму <...>

Но когда начались сильные жары, Некрасов стал чувствовать слабость, бессонницу и сильное нервное возбуждение, надо было поскорее увезти его из Неаполя. Он пожелал ехать в Париж, куда его звал Тургенев.

Не очень-то хотелось мне ехать в Париж, но нельзя было оставить больного человека без знания языка, и я скрепя сердце поехала.

Рис. 20. 'Однодворец Овсянников'. Рисунок И. С. Тургенева

Некрасов, напротив, рвался свидеться с Тургеневым. Тургенев целые дни проводил с Некрасовым, показывая ему Париж, и уговорил его ненадолго съездить в Лондон, к Герцену; по возвращении оттуда Некрасов тщательно скрыл от меня - виделся ли он с Герценом или нет¹.

¹ (Не точно: Некрасов один ездил к Тургеневу в Париж. О желании встретиться с Герценом он писал Тургеневу в Лондон значительно позже, 26 мая 1857 г.: "...В числе причин, по которым мне хотелось поехать, главная была увидеть Герцена" (Некрасову т. X, с. 340, 341). Эта столь желанная для поэта встреча не состоялась, так как Герцен, возмущенный неблаговидной историей с "огаревским наследством", не захотел видеть Некрасова. В силу досадного недоразумения на Некрасова пало подозрение в присвоении части денег, которые но суду выплачивал Н. П. Огарев своей первой жене, М. Л. Огаревой. После ее смерти выяснилось, что значительной доли этих денег она не получила. Деньги были растрачены, как это впоследствии удалось установить, поверенным Огаревой, Н, С. Шаншиевым, не без участия А. Я. Панаевой (подробно см. в кн.: Я. З. Черняк. Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве. М. - Л., 1933))

Вскоре Тургенев познакомился с одним аристократическим княжеским русским семейством и перестал водиться с Некрасовым. Он приходил только перед обедом, чтобы вместе идти в какой-нибудь ресторан, потому что утро у него было занято визитами, а вечера он проводил в княжеском салоне.

В Париже находилось еще несколько русских общих знакомых - не литераторов, которые приходили обедать в тот же ресторан; они принимали живое участие в Тургеневе и в его отсутствие строили предположения о том, что он намерен жениться на княжне <Мещерской>¹, тем более что и сам Тургенев постоянными своими разговорами о ней подавал к этому повод.

¹ ("Я познакомился здесь со многими русскими и французами, - писал Тургенев 8 декабря 1856 г. Л. Толстому, - но симпатических натур нашел весьма мало. Есть одна княжна Мещерская - совершенная гетевская Гретхен - прелесть, - да, к сожалению, по-русски не понимает ни слова... А мила она так, что и описать нельзя" (Тургенев, Письма, т. III, с. 55, 74))

Некрасов однажды спросил Тургенева:

- Ты, брат, в самом деле не задумываешь ли жениться? Это будет верх глупости с твоей стороны, и я этого не ожидал от тебя.

Тургенев на это ответил с оттенком неудовольствия:

- Что же я, какой-нибудь физический и нравственный урод, что для меня невозможна семейная жизнь? Остаться бобылем под старость - скверная вещь, и тебе советую об этом подумать. Молодость-то наша с тобой не ахти прошла как весело, испытали мы с тобой много передряг, не быв женатыми.

- Ты можешь жениться, только не на аристократке, - иначе ты погубишь себя.

Тургенев улыбнулся и ответил:

- А я иначе не женюсь, как именно только на такой девушке, которая была бы выдрессирована аристократическим воспитанием, потому что это - самая лучшая гарантия для меня в семейном спокойствии. Я был бы несчастным человеком, если б моя жена обладала вульгарными манерами. Аристократическая дрессировка женщин тем и хороша, что если они и сердятся, то и тогда сохраняют изящество и никогда не возмутят тебя резкими выходками, к которым я питаю непреодолимое отвращение, и жить вместе с такой женщиной для меня немыслимо.

- Да ведь ты сам говорил, что княжна совершенно не подготовлена к жизни, имеет детские взгляды на вещи!

- Тем лучше для меня: я могу, как из воску, вылепить себе жену, какую хочу. Я бы никогда не женился на девушке, которая уже имела жизненную опытность. То-то и привлекательно, что будешь развивать в своей жене те взгляды, которые желаешь, чтобы она имела на жизнь.

- Брось ты бывать в этом аристократическом салоне! - сказал Некрасов. - Еще влюбишься до зарезу, а родители найдут, что ты недостаточно хорошая партия для их дочери.

- О, в этом отношении я вполне гарантирован; в Париже у них плохой выбор женихов; все эти маркизы и виконты, посещающие их салон, предпочтут всегда породниться с русским купцом-миллионером или с жидом-откупщиком, нежели с русскими князьями, у которых едва хватает средств сохранить декорум достаточных людей... Княгиня придумала себе оригинальную болезнь - боль в пятках и под этим предлогом не выезжает на балы и парадные обеды, чтобы и самой их не давать. В своем салопе она постоянно лежит на кушетке, и ее возят в креслах из комнаты в комнату. Но мне раз удалось видеть из кабинета князя, чего она не подозревала, как она отличнейшим образом может ходить. Только аристократическая женщина способна на такой героический поступок для поддержания своего достоинства.

- Есть чем восхищаться! - заметил Некрасов.

- Ну, ты об этих вещах плохой судья, - отвечал Тургенев и продолжал: - Я для того тебе это сказал, чтобы ты понял, в каком затруднении находятся в настоящее время родители с взрослой дочерью. Нельзя же, чтобы и у дочери появилась такая же боль в пятках, как у матери!.. Как видишь, мои фонды высоко стоят, если бы я только вздумал посвататься.

- Если ты не думаешь жениться, зачем же так часто бываешь в этом семействе?

- Не знаю, испытывал ли ты те ощущения, какие я испытываю, когда, после долгой русской зимы, в первый раз весной очутишься в березовой роще; деревья покрыты девственными блестящими листочками, точно лаком; в невысокой изумрудной траве выглядывают не совсем еще распустившиеся полевые цветы; воздух пропитан смолистым сочным ароматом; вдыхая его в себя, чувствуешь, как твоя душа так же обновляется и оживает, как природа.

- Я вижу, что ты задумал писать новую повесть и собираешь материал.

- Пока еще ничего не задумал писать; но, во всяком случае, для писателя очень важно время от времени возобновлять те юношеские ощущения, которые некогда испытывал в присутствии девушки такой же юной, как он сам. С летами эти нежные ощущения притупляются от чувственных отношений к женщинам.

Вскоре <весною 1857 г.> приехал в Париж писатель граф Л. Н. Толстой, и Тургенев, точно по обязанности, подробно докладывал, как Толстой держит себя в русском аристократическом салоне, где они часто сходились.

Толстой никогда ни слова не говорил о Тургеневе, а последний, наоборот, не стеснялся даже в присутствии посторонних людей делать свои замечания о нем.

Некрасов раз заметил Тургеневу:

- Ты какой-то вздор рассказываешь о Толстом, можно подумать, что он отродясь не был в таких салонах!

- Ты сегодня в хандре и придираешься ко всему! - улыбаясь, ответил Тургенев, но переменил разговор и так увлекательно стал рассказывать какой-то эпизод из своих охотничьих приключений, что нельзя было его не заслушаться.

Не могу в точности определить, в скором ли времени по приезде Толстого в Париж произошла следующая история.

Однажды Тургенев, против своего обыкновения, явился к нашему завтраку. Я никогда не видала его таким взволнованным. Едва войдя в комнату, он воскликнул:

- Знаешь ли, Некрасов, какую штуку выкинул сейчас со мною Толстой? Он сделал мне вызов.

Некрасов вскочил с кресел, и его без того бледное лицо буквально помертвело, а сиплый голос до того упал, что он шепотом проговорил:

- Тебе вызов?!

- Придумал глупейший предлог!

- Если бы даже был самый серьезный предлог, то лам стреляться невозможно! - дрожащим голосом сказал Некрасов.

- Чисто юнкерская выходка... я...

- Дело говори, а не глупости! - перебил его Некрасов.

- Ты сам посуди, кто бы из нас придал серьезное значение женской сплетне? - продолжал Тургенев.

- Господи! да говори толком! - в нетерпении воскликнул Некрасов.

- Какого ты хочешь добиться толку в женской сплетне? - горячась, отвечал Тургенев. - Черт знает из каких-то своих расчетов княгине понадобилось поссорить нас!

- Едем сейчас же к Толстому, и ты разъяснишь ему, что это сплетня.

- Нет! я не намерен лезть к человеку, который явно придрался к пустому случаю, чтобы выместить на мне свои неудачи...

- Замолчи ты, ради Христа, - опять крикнул Некрасов на Тургенева. - Я вижу, что в самом деле тебе не следует ехать, потому что ты мелешь какой-то вздор!.. Я еду один.

- Только, пожалуйста, не проговорись, что видел меня, он еще подумает, что я подослал тебя к нему. Скажи, что узнал об его вызове от моего секунданта. Я сейчас поеду к N и буду просить его быть моим секундантом.

Тургенев сказал это уже спокойным топом и направился к двери.

Некрасов, собрав все силы, крикнул ему: "Погоди!" Тургенев, держась за ручку двери, повернул голову и ждал, когда Некрасов подойдет к нему.

- Ты должен выкинуть из головы мысль стреляться с Толстым, ты должен пожертвовать всем, чтобы между вами не было дуэли, иначе это будет позорное преступление!

Все это Некрасов проговорил хотя и тихо, но очень энергично. Тургенев пожал плечами и отвечал ему так же выразительно:

- Ты это не мне должен говорить, а тому, кто из-за женской сплетни сделал мне вызов!

Проговорив это, он быстро повернулся и ушел.

Некрасов в изнеможении сел в кресла и в отчаянии произнес:

- Боже мой, боже мой! им стреляться!

Я подала ему успокоительных капель, но он не захотел их выпить и, быстро вскочив с места, взял свою шляпу и палку и ушел, сказав мне на ходу:

- Пожалуйста, ни слова не говорите никому из наших знакомых о вызове!¹

¹ (Историю ссоры Тургенева с Л. Толстым Панаева рассказала неверно, перепутав и время события, и место, и причину разрыва, действительно чуть не приведшего к дуэли (см. воспоминания А. А. Фета и коммент. 47 на с. 466))

Несколько дней Некрасов провел в страшной суете; он возвращался домой до такой степени измученным и мрачным, что я ни о чем его не расспрашивала. Я узнала только, что Тургенев уехал из Парижа и что дуэль отложена.