Через год или два я услышала, что Ивану Сергеевичу велено жить в его имении в Орловской губернии, где он прожил безвыездно два года. Говорили, что он был сослан за то, что находился в Париже во время июньских дней 1848 года1. Тогда были большие строгости<...>
1 (Мемуаристка не называет главных причин ареста и ссылки. См. коммент. 33 на с. 452)
Во время ссылки Ивана Сергеевича Виардо была приглашена петь в Петербурге. Все были очень удивлены, что у нее не хватило мужества навестить Тургенева в его Спасском; не повидавшись с ним, она возвратилась за границу1.
1 (В сезон 1852/53 г. Полина Виардо пела в Петербурге и в Москве. О встрече Тургенева с Виардо весной 1853 г. см. коммен. 33 на с. 452)
Впоследствии, уже замужем, я была однажды в Петербурге. Огарев хлопотал о получении заграничного паспорта; наш был первый, выданный в наступившем царствовании Александра II1. Кто-то нам сказал, что И. С. Тургенев тоже в Петербурге; мы этому очень обрадовались оба. Сначала Огарев встретился с ним у кого-то из общих приятелей, потом Тургенев явился к нам, мы стояли в какой-то гостинице. Никогда не забуду этой встречи, так мало я ее ожидала.
1 (Огаревы уехали за границу в начале 1856 г., в пору начавшегося после смерти Николая I общественного оживления. Зиму 1856 г. Тургенев жил в Петербурге)
Когда Тургенев постучал в дверь, я сидела в первой комнате, Огарев был во второй. Он хотел идти навстречу входящему, но Тургенев предупредил его, услышав обычное "войдите". Он вошел, кланяясь мне на ходу и спеша к Огареву.
Дверь была открыта, и я слышала, как он сказал Огареву:
- Ведь вы женаты? На ком?
- На Тучковой, - отвечал Огарев, с простодушным удивлением в голосе, - да вы разве не знаете?
- Познакомьте меня, пожалуйста, с вашей женой, - сказал Иван Сергеевич.
- Да ведь вы, кажется, давно знакомы, - говорит Огарев и зовет меня.
Я встаю, они входят, и я не могла не улыбнуться, протягивая руку этому новому знакомому. Это была какая-то сцена из "Онегина". С этой минуты Иван Сергеевич был действительно новый знакомый.
Зато к Огареву у него была в эту эпоху горячая симпатия1. Прощаясь, он говорил ему: "Я не могу так уйти, скажите мне, когда я вас увижу снова, где, назначьте день" и пр. Мне кажется, все очень горячие чувства его, кроме к Виардо, не длились долго. Раз он зашел к нам в Петербурге, в отсутствии Огарева, и сказал мне:
1 (Тургенев, узнавший Огарева еще в 1841 - 1842 гг., попал под обаяние его личности; по словам Н. А. Тучковой, "...у него страсть к Огареву" ("Русские пропилеи", т. IV. М., 1917, с. 141). Особенно близки были они в середине пятидесятых годов, до тех пор, пока идейные и творческие разногласия, возникшие впоследствии, но развели их. А в этот петербургский период Тургенев - ревностный доброжелатель поэзии Огарева. Он радуется каждому хорошему слову о его стихах, хлопочет о прохождении в цензуре поэмы Огарева "Зимний путь" (Тургенев, Письма, т. II, с. 341, 367, 611))
- Я хотел передать Огареву поручение Некрасова, но все равно, вы ему скажите. Вот в чем дело: Огарев показывает многим письма Марии Львовны и позволяет себе разные о них комментарии. Скажите ему, что Некрасов просит его не продолжать этого; в противном случае он будет вынужден представить письма Огарева к Марье Львовне куда следует, из чего могут быть для Огарева очень серьезные последствия.
- Это прекрасно, - вскричала я с негодованием, - это угроза доноса en touto forme*, и он, Некрасов, называется вашим другом, и вы, Тургенев, принимаете такое поручение!
* (по всей форме (фр.))
Он проговорил какое-то извинение и ушел.
Конечно, это объяснение ничуть не способствовало нашему сближению. Из писем Марии Львовны (присланных Огареву по смерти ее) он узнал, что, несмотря на то что Панаева с поверенным Шаншиевым по доверенности Марии Львовны получили орловское имение для передачи ей, все-таки они ее оставляли без всяких средств к существованию, так что она умерла, содержимая Христа ради каким-то крестьянским семейством близ Парижа1...
1 (О недоразумении в связи с делом об "огаревском наследстве" см. коммент. 21 на с. 456)