III

Каждый год раз или два Тургенев приезжал в Лондон. Иногда он бывал очень весел; не могу забыть, как он приехал однажды с каким-то соотечественником из литераторов¹. Последний вовсе не знал по-французски. Когда стали спрашивать паспорты на французском пароходе, оказалось, что молодой человек запрятал свой паспорт куда-то далеко в чемодан. Тургенев его успокаивал, говоря, что это не беда, спросят имя и проч. и запишут; так и случилось. Услышав, что у молодого русского паспорта нет, гарсон вынул записную книжку и начал делать обыкновенные вопросы:

¹ (По всей вероятности, Е. Я. Колбасиным; см. его воспоминания и коммент. к ним в т. 2 наст. изд)

- Votre nom, prénom, nom de famille?^*

^* (Ваше имя, фамилия? (фр.))

Молодой литератор бойко отвечал.

- Votre âge?^* - продолжал гарсон.

^* (Сколько лет? (фр.))

- Cent vingt sept ans^*, - отвечал скромно наш путешественник. Тургенев кусал себе губы, чтобы не разразиться смехом.

^* (Сто двадцать семь (фр.))

- Comment?^* - переспросил гарсон, не веря своим ушам.

^* (Что? (фр.))

Молодой литератор уверенно повторил. Тогда улыбка мелькнула на лице гарсона, и он стал пристально осматривать говорящего; в глазах его читалось: "Diable! Dans ce climat de neige et de glace on se conserve joliment bien Avec ses 127 ans ce gaillard a Fair d'en avoir à peine 25"^*.

^* (Черт возьми, в этой стране снега и льда люди удивительно сохраняются. Сто двадцать семь лет, - а ему и двадцати пяти не дашь на вид (фр.))

И Тургенев хохотал, не стесняясь смущением своего молодого друга, который прерывал его, сконфуженно говоря:

- Это все вы, Иван Сергеевич, - право, вы сами!..

Помню еще один замечательный случай. Это было около 1861 года; кто-то приехал из Парижа к нам и рассказывал, как русские, находящиеся в Париже, собрались на дебаркадере, чтобы приветствовать при въезде в Париж одно высокопоставленное лицо, отправляющееся в кругосветное путешествие. Когда ожидаемый поезд приблизился и ожидаемое лицо вышло, наши соотечественники встретили его с почтительным приветствием, но вместо обычного любезного ответа на оное последовало резкое замечание о том, что неприлично русским дворянам носить бороду. Приветствующие были поражены подобным обращением. Слыша об этом происшествии из достоверного источника, Герцен хотел рассказать это в "Колоколе", но вдруг является Иван Сергеевич и говорит, что приехал затем, чтобы передать Герцену, что его просят не печатать о вышеупомянутом факте: высокопоставленное лицо обещает в продолжение всего своего путешествия воздерживаться от подобных выходок, если Герцен промолчит на этот раз. Это было передано Ивану Сергеевичу князем И. А. Орловым, служившим посланником в Бельгии. Герцен и высокопоставленное лицо сдержали оба слово.

Однажды Тургенев приехал в Лондон в очень хорошем расположении духа. Он нас забавлял разными рассказами о родине; между прочим, мы были очень заинтересованы следующим рассказом о государе Николае Павловиче и графе Т... Всем известно, что Николай Павлович предпочитал штатской службе военную службу; особенно терпеть не мог, чтоб оставляли военную службу для штатской. Как-то случилось, что граф Т... оставил военную службу и взял отставку. Кажется, год спустя, находясь в Петербурге, Т... был приглашен к коротким знакомым на многолюдный раут, куда и отправился в простом пиджаке. На его беду, совершенно неожиданно явился туда и Николай Павлович. Он прохаживался по залам; его высокий рост позволял ему различать всех и в густой толпе.

Заметив Т..., который был тоже высокого роста, Николай Павлович направился в его сторону. Завидя государя, граф Т... приветствовал его с замиранием сердца, чувствуя себя как бы виноватым перед государем за то, что находился в отставке. Николай Павлович отвечал слегка на его поклон и стал всматриваться в его костюм.

- Ah, mon cher Т..., comme vous voilà affuble, - сказал он с улыбкой, - comment appelez vous cela, - продолжал он, взяв его за рукав.

- Peatjack, votre majesté, - отвечал Т...

- Comment? - переспросил Николай Павлович.

- Peatjack, votre majesté, - повторил Т... с сильным сердцебиением.

- Се n'est pas mal, mais quelle différence avec 1'uniforme militaire^*, - сказал государь и проследовал дальше.

^* ("А, Т... Как вы разоделись! Как это называется?" - "Пиджак, в. в.". - "Как?" - "Пиджак, в. в.". - "Недурно, - но какая разница с военным мундиром!" (фр.))

Т... вздохнул всей грудью, надеясь, что его приключение окончено. Но, походя немного и милостиво разговаривая с некоторыми лицами, Николай Павлович опять увидал неподалеку Т...

- Ah! Т..., comment s'appelle done votre costume? - сказал он.

- Peatjack, votre majesté!

- Comment dites-vous? - переспросил Николай Павлович.

- Peatjack, votre majesté^*, - отвечал T... и чувствовал, как крупные капли пота выступали у него на лбу. Казалось, Николай Павлович забавлялся его смущением. Походя еще по залам, он опять увидал Т... и пошел к нему навстречу. Бедный граф, завидя государя, хотел ретироваться за колонну, но высокий рост выдавал его, и Николай Павлович отыскал его и там.

^* ("А! Т..., как же называется ваш костюм?" - "Пиджак, в. в.". - "Как?" - "Пиджак, в. в." (фр.))

- Ah! mon cher Т..., comment appelez-vous done cet habit, j'ai tres mauvaise mémoire cematin, - сказал он.

- Peatjack, votre majesté, - с отчаянием отвечал Т...

- Comment, e'est un mot trés difficile à retenir, - переспросил Николай Павлович.

- Peatjack, votre majeste!^* - сказал Т..., и едва Николай Павлович проследовал, как граф Т... поспешил оставить раут, обещая себе никогда не попадаться на глаза государю в злополучном пиджаке.

^* ("А! Т..., как же называется это одеяние? У меня сегодня прескверная намять". - "Пиджак, в. в.". - "Как? Ужасно трудно запомнить это слово". - "Пиджак, в. в."(фр.))

Раз Тургенев приехал к нам вскоре после написания им "Фауста". Он читал его сам у нас, но ни Огареву, ни Герцену "Фауст" не понравился, с той только разницей, что последний делал свои замечания очень сдержанно, тогда как первый критиковал "Фауста" очень резко; с этих пор Иван Сергеевич окончательно потерял всякое расположение к Огареву¹.

¹ (Об отношении Огарева и Герцена к повести Тургенева "Фауст" см.: Тургенев, Соч., т. VII, с. 405)

Помню, что раз Тургенев приехал в Лондон особенно веселый и милый к Герцену.

- Знаешь ли, что я тебе скажу, - начал он, обращаясь к Александру Ивановичу, - ведь я приехал нынче не один; чтоб тебя лицезреть, один чудак пустился в дорогу, не зная ни одного иностранного слова, и просил меня проводить его до Лондона. Ведь это подвиг? Отгадай - кто это? Вот что, - продолжал он, - может, лучше сначала тебе к нему съездить, может, Огареву не совсем приятно его видеть, были какие-то неприятности...

- Господа, - сказал Александр Иванович, - да уж это не Некрасов ли? Он ведь безъязычен; с чего же он взял, что мне будет приятно его видеть после того, что он через тебя, Иван Сергеевич, передавал Огареву?

- Да ведь он нарочно приехал из России, чтоб повидаться с тобой!

- Может ехать обратно, - сказал Герцен, и был непреклонен. Вообще, за Огарева он оскорблялся гораздо более, чем за самого себя.

В продолжение трех дней Иван Сергеевич постоянно уговаривал Герцена увидать Некрасова, но принужден был покориться непреклонной воле Герцена и увезти его обратно, не добившись свиданья¹.

¹ (См. коммент. 21 на с. 456)

По переезде в Швейцарию мы не видали более Ивана Сергеевича; изредка он переписывался с Герценом¹. По распоряжению последнего "Колокол" высылался правильно Тургеневу, Вырубову и некоторым еще, но когда Огарев сломал ногу и Тургенев не осведомился о состоянии его здоровья, Герцен рассердился на Тургенева и не велел высылать ему более "Колокола"; зато, когда мы приехали в Париж в конце 1869 года, Герцен сам смеялся, рассказывая, как при нервом свидании Тургенев подробно и долго расспрашивал своего друга о здоровье Огарева.

¹ (Весной 1865 г. Н. А. Тучкова-Огарева и А. И. Герцен поселились на даче близ Женевы)

- Видно, урок был хорош! - говорил Александр Иванович, смеясь.