IV

Во время свидания в Париже, в 1869 году, они разговорились о литературе. Александр Иванович спрашивал, что пишет Тургенев в настоящее время.

- Я ничего не пишу, - отвечал Иван Сергеевич, - меня в России не читают более; я уже стал писать для немцев по-немецки и печатать в Берлине; по вот беда, вздумали переводить, что я пишу, и, поверишь ли, - продолжал он с жаром, - когда в С.-Петербурге Краевскому был подан перевод, то он отдал его обратно переводчику, говоря: "Это нельзя напечатать, это слишком хорошо, вы переведите как-нибудь похуже, - я напечатаю"¹. И оба приятеля залились звонким смехом.

¹ (Пессимистическое настроение Тургенева в конце шестидесятых годов вызвано было острой и не всегда справедливой критикой его романов "Отцы и дети" и "Дым". Мемуаристка приводит действительный факт, имевший место в издательской практике А. А. Краевского, который опубликовал в газете "Голос" (1869, 10 декабря ст. ст.) повесть Тургенева "Странная история" в обратном переводе с немецкого (немецкий текст в журнале "Салон", 1869, октябрь). В январском номере "Вестника Европы" за 1870 г. был напечатан протест Тургенева (Тургенев, Соч., т. XV, с. 151))

Тургенев шутил, но внутри ему было больно это отчуждение своих. С двадцатипятилетнего возраста он был избалован судьбой, слава его все росла; впоследствии благодаря переводам Виардо он стал не менее известен и в Европе; перед ним широко растворялись двери лучших салонов Парижа и Лондона, он становился баловнем счастия, как вдруг родная страна отшатнулась, отвернулась от него, и за что? За изящную фотографию нигилизма в России ("Отцы и дети"). Он писал, как соловей поет, без намеренья уязвить чье-нибудь самолюбие, он писал, потому что это было его призвание¹, а русская молодежь оскорбилась, увидала злую преднамеренность и ополчилась на Тургенева: тяжелое отношение со своими продолжалось несколько лет.

¹ (Е. А. Штакеншнейдер приводит в своем "Дневнике..." отзыв П. Л. Лаврова об авторе "Отцов и детей", очень созвучный тому, что сказано в воспоминаниях Тучковой-Огаревой. "Не осуждайте Тургенева, - говорил Лавров, - поймите его, он художник, а художник - зеркало..." (Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки (1854 - 1886). М. - Л., "Academia", 1934, с. 49))

Герцен не любил антиэстетического проявления нигилизма в России и удивлялся негодованию русской молодежи на Тургенева. Он говаривал иногда соотечественникам: "Помилуйте, Базаров - апофеоз нигилизма, нигилисты никогда до него не дойдут. В Базарове есть много человеческого. Чего же им оскорбляться?"

Герцен и Тургенев переживали тяжелое время; оба они находились тогда под опалой общественного мнения в России: Тургенев, как сказано выше, за яркое представление нигилизма, Герцен за соболезнование о Польше¹. Конечно, по своим взглядам и правилам, А. И. был всегда на стороне более слабых, но он не принимал никакого участия в польских делах; однако были недоброжелательные личности, которые на это намекали, и этого было достаточно, чтобы он был почти всеми оставлен.

¹ (Герцен подвергался жесточайшим нападкам со стороны либеральных и реакционных кругов России за поддержку польского восстания 1863 г.)

Впоследствии для Тургенева все изменилось, к счастью еще при его жизни; он был понят, оценен на родине, и пылкая молодежь спешила сама горячо приветствовать талантливого писателя и старалась загладить свое несправедливое предубеждение против него¹. А для Герцена заря этого горячего примирения никогда не занялась...

¹ (В конце семидесятых годов произошел перелом в отношении русского общества к Тургеневу. См. наст, т., гл. "И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников"; в т. 2 воспоминания М. М. Ковалевского)

Когда Александр Иванович Герцен занемог своей последней болезнью, Иван Сергеевич навестил его и видел, что Герцену угрожает большая опасность, и все-таки он исчез на несколько дней¹. Тогда именно Тургенев ходил (только потому, что не сумел отказаться) смотреть казнь Тропмана, которую и описал вскоре в "Вестнике Европы", издание 1870 года².

¹ (В короткий период смертельной болезни Герцена, скончавшегося 9/21 января 1870 г., Тургенев часто справлялся о нем. "Тургенев приходит ежедневно", - сообщала Огареву дочь писателя - И. А. Герцен (Тата) (ЛН, т. 63, с. 480))

² (7/19 января 1870 г. Тургенев писал Н. А. Тучковой-Огаревой: "...Я получил телеграмму, вследствие которой должен сейчас уехать в Баден - и не могу дождаться перемены в болезни Герцена" (Тургенев, Письма, т. VIII, с. 167). В этот же день он присутствовал на казни Тропмана, преступника, осужденного за убийство семейства Кинков, которую вскоре описал в очерке "Казнь Тропмана" ("Вестник Европы", 1870, кн. VI))

После казни Тропмана Тургенев пришел к нам нервный, почти больной; он провел несколько дней без сна и пищи. Он вспоминал с содроганием о виденном.

- Да, - говорил он, - лучше бы я вам помогал ходить за больным Александром Ивановичем, вот где было мое место; но я жалкий человек, стихии управляют мной. Когда Белинский^*, умирающий, возвращался в Россию, я... я не простился с ним¹.

^* (Белинский был как бы руководителем Тургенева, восхищался его талантом, направлял его, а иногда выговаривал ему, как ребенку. (Примеч. Н. А. Тучковой-Огаревой.))

¹ (Тургенев уехал из Зальцбрунна, где лечился Белинский, на короткое время в Англию. См. коммент. 31 на с. 451)

- Знаю, Иван Сергеевич, вас отозвала Виардо, не сделайте того же и нынче. Вы любите Герцена, а, пожалуй, и с ним не проститесь, - сказала я.

- Нет, нет, как можно, - возразил он горячо.

Вырубов почти не отходил от больного; Таландье^*, узнав в Англии о кончине Герцена, без денег в ту минуту, заложил часы и поспел к похоронам Герцена, а И. С. Тургенева не было - он выехал из Парижа!¹

^* (Впоследствии депутат в палате. (Примеч. Н. А. Тучковой-Огаревой.))

¹ (Узнав о тяжелом состоянии Герцена, Тургенев писал его дочери 9/21 января 1870 г.: "Я горько сожалел о необходимости, заставившей меня уехать из Парижа до перелома болезни Вашего батюшки..." (Тургенев, Письма, т. VIII, с. 167). На следующий день, сообщая Анненкову о смерти Герцена, Тургенев признается: "Я не мог удержаться от слез. Какие бы ни были разноречия в наших мнениях, какие бы ни происходили между нами столкновения, - все-таки старый товарищ, старый друг исчез" (там же, с. 168))