Т. Волкова. В. Н. Житова и ее мемуары

Отрицательное отношение И. С. Тургенева к крепостничеству зародилось и складывалось в детские и юношеские годы писателя. В Спасском-Лутовинове, в доме матери, воочию наблюдал он своего "врага", как позднее назовет он крепостное право, и не только наблюдал, но возненавидел и дал себе клятву бороться с ним. "Мне всего было тогда 16 лет,- писал Тургенев С. А. Венгерову 19 июня 1874 года.- Ненависть к крепостному праву уже тогда жила во мне. Она, между прочим, была причиной тому, что я, возросший среди побоев и истязаний, не осквернил руки своей ни одним ударом..." (Первое собрание писем И. С. Тургенева, 1840-1883. СПб., 1884, стр. 233.) И здесь же, в Спасском-Лутовинове, впитал писатель ту любовь к трудовому народу, к крестьянству, которой пронизаны и "Записки охотника", и все позднейшие его произведения. Быт усадьбы, люди, ее населявшие, дворовые, слуги, крестьяне, сама колоритная фигура незаурядной, жестокой, но умной и по-своему интересной женщины - матери писателя, Варвары Петровны - все это дало богатый материал для творчества Тургенева, все это и было той жизненной средой, той почвой, которая питала талант романиста, все это вошло неотъемлемой частью в его произведения.

А между тем первый период жизни И. С. Тургенева наименее известен: из ранних его лет дошло очень мало писем и воспоминаний. Тем ценнее всякое свидетельство той поры, тем и интересны публикуемые воспоминания Варвары Николаевны, рожденной Богданович-Лутовиновой, по мужу Житовой.

Правда, в них нет значительных событий, широких обобщений, далеких горизонтов. Живым, простым языком рассказывает мемуаристка о том, что ей хорошо известно, что она видела собственными глазами, в чем сама принимала близкое участие, рассказывает о жизни той семьи и той среды, где рос великий гуманист, обличитель барства и крепостного права, блестящий стилист Иван Сергеевич Тургенев. "Язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского - велик и могуч",- писал в 1914 г. В. И. Ленин, ставя язык Тургенева на первом месте среди русских писателей. (В. И. Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 20, стр. 55.)

Нашей мемуаристке свойственна манера обходить многие вопиющие факты жизни, сглаживать острые углы, несколько идеализировать изображаемых людей. Недаром упрекали ее некоторые исследователи за то, что она в своих воспоминаниях явилась защитницей Варвары Петровны Тургеневой. Упреки эти справедливы. В. Н. Житова нигде не упоминает, например, о телесных наказаниях в Спасском, хотя и из писем И. С. Тургенева, и со слов его, записанных современниками, известно, что истязания подвластных его матери людей были одним из тех повседневных явлений, среди которых рос и развивался юный Тургенев. В. Н. Житова ни словом не обмолвилась о горькой судьбе маленькой дочки Тургенева Поли, которая росла в Спасском, взятая Варварой Петровной у родной ее матери- портнихи А. Е. Ивановой. Восьмилетнюю девочку заставляли выполнять тяжелую работу, дворня глумилась над нею, называя "барышней", и только участие Полины Виардо, которая взяла девочку к себе и воспитывала наравне со своими дочерьми, спасло Полю от тяжкой и унизительной доли.

Но, несмотря на такую сдержанность повествовательницы, из ее воспоминаний рельефно выступают ужас и бесправие крепостной эпохи и сама зловещая фигура самодурки-помещицы, полновластной хозяйки жизни и судеб ее подчиненных. В таком, казалось бы, небольшом эпизоде, как запрещение горничной Агаше кормить и растить своих детей, как в капле воды отразились произвол и жестокость крепостных отношений "Раннюю ненависть к рабству и крепостничеству внушило мне безобразие окружающей среды", - писал Тургенев Людвигу Пичу (Письма Тургенева к Людвигу Пичу. М.- Л., 1924, стр. 175.).

Из повседневной жизни Спасского и окрестных деревень, среди окружавших его с детства людей запасался будущий писатель наблюдениями, впечатлениями, воспоминаниями, черпал живую воду своего творчества. "Я - преимущественно реалист и более всего интересуюсь живою правдою людской физиономии",- сообщает Тургенев М. А. Милютиной 22 февраля. 1875 г. (Первое собр. писем Тургенева. СПб., 1884, стр. 252.). Ту же мысль его передает нам со слов писателя Н. Боборыкин: "Сочинять я никогда ничего не мог. Чтоб у меня что-нибудь вышло, надо мне постоянно возиться с людьми, брать их живьем. Мне нужно не только лицо, его прошедшее, вся его обстановка, но и малейшие житейские подробности. Так я всегда писал, и все, что у меня есть порядочного, дано жизнью, а вовсе не создано мной" (Н. Боборыкин, Тургенев дома и за границей. "Новости", 1883, № 177.).

Воспоминания В. Н. Житовой вводят нас в ту среду, из которой писатель черпал свои типы и характеры.

Вот глухонемой дворник Варвары Петровны Тургеневой - силач и красавец Андрей. Его хорошо помнят и о нем пишут в своих воспоминаниях и Житова, и Конусевич (Е. Н. Конусевич, Воспоминания. Отдел рукописей Библиотеки им. В. И. Ленина. Шифр: Ф. 306/3, №№ 11, 12, 13.) Да ведь и мы знаем его с детства, могучего великана, работника Герасима, жизнь которого искалечило крепостное право, отняв у него простые, человеческие радости: любовь к женщине и привязанность к живому существу - Муму.

Вот незаконный сын отца писателя и неизвестной крепостной женщины села Спасского - Порфирий Тимофеевич Кудряшов. Писатель обессмертил его в лекаре старой барыни ("Муму"). А разве не является рачительный хранитель "господского добра", чудаковатый, полуглухой Михаил Филиппович из "Воспоминаний" прообразом таинственного сторожа усадьбы Глинное-Лукьяныча? ("Три встречи"). Даже и смерть их была одинакова - мрачная и загадочная. Из семейных преданий о своих предках Лутовиновых почерпнул писатель сюжет "Трех портретов", многие черты изображенного там семейства и ряд подробностей воспроизведены в "Однодворце Овсянникове". А колоритная фигура матери писателя, Варвары Петровны, которая является центральной фигурой "Воспоминаний" Житовой! "Сама она, по изобретательности и дальновидному расчету злобы была гораздо опаснее, чем ненавидимые фавориты ее, исполнявшие ее повеления... Никто не мог равняться с нею в искусстве оскорблять, унижать, сделать несчастным человека, сохраняя приличие, спокойствие и свое достоинство" (П. В. Анненков, Молодость И. С. Тургенева, "Вестник Европы", 1884, февраль, стр. 458.),- писал друг Тургенева, лично ее знавший, Павел Васильевич Анненков. Прочтем "Воспоминания" Житовой-и сразу станет нам понятна угрюмая фигура старой барыни в "Муму" с ее внезапными переходами от сентиментальности к гневу и раздражительности. "Она выезжала редко, и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел, но и вечер ее был чернее ночи" (И. С. Тургенев, Муму.), художественно обобщает писатель жизненный путь старой барыни. Так и просятся эти строки в эпиграф к воспоминаниям Житовой.

Писатель наделил чертами характера Варвары Петровны и образ матушки из "Первой любви" ("Мой отец, человек еще молодой и очень красивый, женился на ней по расчету: она была старше его десятью годами. Матушка моя вела печальную жизнь: беспрестанно волновалась, ревновала" (И. С. Тургенев, Первая любовь, глава первая.) и т. д.), и бабушку в "Лунине и Бабурине" ("В "Лунине и Бабурине" действительно много автобиографического" (Из письма И. С. Тургенева к А. С. Суворину от 14 марта 1875 г. Первое собр. писем И. С. Тургенева, СПб., 1884, стр. 257.), и Наталью Николаевну ("Степной король Лир"), и Елену Николаевну Лоснякову ("Контора"), и, в особенности, Глафиру Ивановну Гагину ("Собственная господская контора") (Опубликовано в "Московском вестнике", 1859, № 1, стр. 8-12.). Однако всем этим не исчерпывается значение семьи для творчества Тургенева.

С судьбой Варвары Петровны Тургеневой, с рождением У нее внебрачной дочери связан сюжет одного из наиболее своеобразных произведений Тургенева - пьесы "Нахлебник" (Пьеса "Нахлебник" писалась Тургеневым в Париже в 1848 г. Под заглавием "Чужой хлеб" впервые напечатана в "Современнике", 1857 г., № 3.).

Счастливая, жизнерадостная, балуемая жизнью и людьми, приезжает Ольга Елецкая с мужем в свое родовое имение и тут случайно узнает, что отец ее - жалкий, робкий нахлебник в доме ее родителей Василий Семенович Кузовкин. Ольга требует, чтобы он рассказал ей, как это могло случиться. Она узнает, что мать ее, покинутая мужем для другой женщины, под влиянием оскорбленного самолюбия, и чтобы отомстить мужу, снизошла некогда до скромного, застенчивого, влюбленного в нее бедняка Василия Кузовкина и родила от него дочь Ольгу. "Василий Семеныч, ты, я знаю, меня любишь, а он вот меня презирает, он меня бросил, он меня оскорбил. Ну так и я же...",- рассказывает Кузовкин Ольге про ее мать "Знать рассудок у ней от обиды помутился" (И. С. Тургенев, Нахлебник, действие второе.). Такова мотивировка их отношений. Кузовкин понимает, что причина их - в глубоком оскорблении, нанесенном любящей жене неверным мужем.

Брак родителей писателя не был счастливым: женившись по расчету на богатой некрасивой женщине, бывшей старше его на много лет (Jules Mourier в своей книге "Tourguéneff à Spasskoé", СПб.,1899, называет дату рождения Варвары Петровны Лутовиновой (Тургеневой), по-видимому, на основании ее метрики:30 декабрям 1787 г. Этот же год указан в Родословной книге Руммеля и Голубцова, часть I. С другой стороны, нам кажется, что нет никаких ос нований не доверять надписи на памятнике на могиле В. П. Тургеневой: "Жития ее было 70 лет", тем более, что и Житова это подтверждает. В таком случае, годом рождения В. П. Тургеневой надо признать 1780-й.), Сергей Николаевеич Тургенев, двадцатилетний красавец, не стеснял себя узами брака. По словам И. С. Тургенева, он "считался известным Дон-Жуаном" (А. Мазон, Незавершенная повесть. В кр. "Парижские рукописи И. С., Тургенева", М.- Л., 1931, стр. 169.).

В Отделе Рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина xpанится черновик воспоминаний двоюродной сестры писателя - Е. Н. Конусевич, рожденной Тургеневой, дочери того самого дядюшки писателя, который управлял много лет всеми имениями Тургеневых, сначала у Варвары Петровны, а после ее смерти был приглашен на эту же должность Иваном Сергеевичем. Воспоминания писались Е. Н. Конусевич в преклонном возрасте, уже в наши дни (1925 год), изобилуют неточностями, но все же внутренний быт семьи Тургеневых не мог не быть ей хорошо известен, хотя бы со слов отца. Конусевич прямо указывает на автобиографичность пьесы Тургенева "Нахлебник".

Ранее мы говорили уже о творческой манере И. С. Тургенева - класть в основу своего повествования биографию подлинного лица. "Мне для того, чтобы вывести какое-нибудь вымышленное лицо, - говорил Тургенев,- необходимо избрать себе живого человека, который служил бы мне как бы руководящей нитью" (Н. А. Островская, Воспоминания о Тургеневе. "Тургеневский сборник", Пг., изд. "Огни", б. г., стр. 94.).

Приятель писателя, позднее сделавший блестящую чиновничью карьеру и окончательно разошедшийся с Тургеневым,- Е. М. Феоктистов оставил в своих воспоминаниях интересное наблюдение из встреч и разговоров с Иваном Сергеевичем в начале 50-х годов. "Я удивлялся,- пишет Е. М. Феоктистов,- что Иван Сергеевич с особенным удовольствием посвящал не только своих друзей, но и просто хороших знакомых во все подробности родственных своих отношений... Он никогда не довольствовался передачей чего бы то ни было, как оно действительно происходило, а считал необходимым всякий факт возвести в перл создания, изукрасить его порядочной примесью вымысла, и этим приемом не брезговал, даже изображая портрет своей матери... За матерью следовал отец, за отцом брат, за братом дядя... Каждого из них обрисовывал он... ...как будто это были совершенно посторонние ему лица, и заболел лишь о рельефности красок" (Е. М. Феоктистов, Из воспоминаний. "Тургеневский сборник" под ред А. Ф. Кони, СПб., 1921, стр. 175-176.).

Феоктистов с явным неодобрением и осуждением отзывается о склонности Ивана Сергеевича не просто рассказать жизненные факты о своих близких, но и прикрасить их вымыслом, фантазией. Феоктистов не понимает самой сути дела, не понимает того, что рассказывание Тургенева было рассказом писателя, что в его передаче это уже не его родные, а как бы прообразы будущих персонажей художественных произведений.

"В "Первой любви", говорил Иван Сергеевич, я изобразил своего отца. Меня многие за это осуждали, а в особенности обсуждали за то, что я этого никогда не скрывал. Но я полагаю, что дурного в этом ничего нет" (Н. А. Островская, Воспоминания о Тургеневе "Тургеневский сборник", Пг., изд. "Огни", б. г., стр. 92.).

Мы нарочно подробно остановились на творческой особенности писателя-реалиста: черпать типы, характеры, сюжеты произведений из живой, окружающей жизни, даже из своей семьи. Мог ли Тургенев пройти мимо такой интересной психологически ситуации, как рождение у его матери, властной, гордой, жестокой крепостницы, "незаконного", по понятиям того времени, ребенка! Мог ли он не заинтересоваться переживаниями девушки, когда она узнала, или начала догадываться, о своем происхождении? Нам кажется несомненным, что в основу "Нахлебника" была положена жизненная, драматическая коллизия семьи Тургеневых.

Автор публикуемых воспоминаний Варвара Николаевна Богданович-Лутовинова, по мужу Житова, родилась 1 июня 1833 года. "В 1833 году нескольких дней от рождения, я была, с согласия моих родителей и по желанию Варвары Петровны Тургеневой, принесена в дом ее и принята ею в качестве воспитанницы или вернее приемной дочери",- так начинает она повествование о своей жизни. Видимо, такова была официальная версия о ее происхождении. Интересно, однако, что в черновике ее воспоминаний, хранящемся в Пушкинском доме Академии наук СССР (Отдел Рукописей Пушкинского Дома АН СССР, Шифр: 5712/ХХХ б. 2.), слов "с согласия моих родителей"-нет. О родителях в черновике вообще не говорится ни слова. Видимо, эта фраза была вставлена кем-то позднее, может быть ею самой, может быть редактором "Вестника Европы", где были напечатаны воспоминания, - М. М. Стасюлевичем, по указаниям которого она исправляла первоначальную редакцию своих воспоминаний.

Итак, Варенька жила в семье Тургеневых как воспитанница матери писателя. Сама Варвара Петровна, однако, неоднократно давала понять, что Варенька - ее родная дочь.

Помимо проявления страстной заботливости о девочке и нежной к ней привязанности, засвидетельствованной рядом мемуаристов, помимо того, что Варвара Петровна (забивавшая своих сыновей до того, что Иван Сергеевич, в возрасте девяти лет пытался бежать из родного дома, не вынеся постоянных телесных наказаний) ни одним пальцем не тронула девочку, помимо того, что на "приемную дочь" тратилось во много раз больше, нежели на родных сыновей, терпевших подчас серьезные затруднения из-за полного отсутствия средств - даже по письмам Варвары Петровны, которые мы находим в "Воспоминаниях", можно судить о кровном между ними родстве. "Я была более сирота, нежели ты, потому что у тебя есть мать..." - пишет Варвара Петровна Варе 15 декабря 1848 года (См. стр. 24 "Воспоминаний" В. Н. Житовой.). "Когда-то я буду жить своею семьею? Когда увижу всех вас, моих деточек? Из трех не вижу ни одного!"См. стр. 100 "Воспоминаний" В. Н. Житовой.,- жалуется она в письме к Варе, когда девочка была отправлена в Москву в пансион. Но еще более откровенно и убедительно высказывается Варвара Петровна в своем альбоме-дневнике под заглавием: "Записи своих и чужих мыслей для сына Ивана", писавшемся в 1839-42 годах.

Здесь она, большей частью по-французски, записывает свои мысли, рассуждения, поразившие ее изречения, впечатления о прочитанном. Мятущаяся, неуравновешенная, экзальтированная женщина доверяет бумаге свои переживания, надеясь со временем быть понятой любимым сыном. Многое в этих записях, конечно, следует отнести за счет влияния пафоса французской литературы XVIII века, под воздействием которой, несомненно, складывались вкусы Варвары Петровны. Тон этих записей настолько приподнятый, трагический, что невольно начинаешь иногда подозревать ее в неискренности. И, однако, сна несомненно искренна в своих высказываниях.

Приведем небольшую запись из альбома Варвары Петровны в переводе на русский язык (Центральный Государственный архив литературы и искусства, фонд 509, № 170, стр. 3-7.). Хотя имена собственные тщательно вымараны (неизвестно кем: то ли самою писавшей, то ли ее дочерью, Варварой Николаевной, которой позднее альбом принадлежал), несомненно, что речь идет о "незаконном", по тогдашним понятиям, происхождении Варвары Николаевны и о раскаянии, терзавшем душу Варвары Петровны Тургеневой:

"Образ... (Имя собственное зачеркнуто до неразборчивости.) все еще живет в моей душе. Что знает он об этом цветке, который я растила в одиночестве, который благоухал для меня одной? О небо! Отврати от нее гнев человека, которого я оскорбила! Порази меня одну!

Ты знаешь, сколько слез я пролила, скольким пожертвовала, сколько покаяний наложила на себя, ты все видел. Господи!

Но увы! Молитвы даже самой чистой души не всегда доходят до всевышнего.

Пресвятая дева! К тебе, к тебе одной осмеливаюсь вознести свои молитвы.

До того, как ты была призвана в небесную обитель, ты жила на земле, ты знаешь нашу жизнь, наши горести, твое сердце истерзано кровавыми ранами, ты одна перестрадала муки, уготованные для всех женщин на земле. Услышь меня, Мария!

Ты читала в моей душе, твой божественный взор следил за моим печальным странствием и все, что я вынесла в пути, ты может быть засчитала мне во искупление моих ошибок.

И ныне, когда по воле всевышнего луч света упал в мою мрачную, изнемогавшую душу, когда подле меня появился цветок, чарующий мои привычные к слезам глаза, теперь когда это невинное дитя вручено мне великодушным человеком, моим мужем (как Иосиф был твоим мужем), даруй мне, пречистая дева, утешение улыбнуться от радости, позволь мне сложить твоих ног мое счастье, мою надежду, прими в дар этого ребенка, пусть твое всемогущее заступничество привлечет на (Имя собственное зачеркнуто.) благословение твоего небесного супруга.

Тебе известно несчастье ее рождения, о Мария, но твое святое участие не станет от этого менее нежным и всепрощающим, вина матери не будет вменена ребенку, и в твоей неистощимой кротости ты решишь, что угрызения совести виновной женщины могут заслужить ей прощение.

Мой брак бесплоден навсегда, вечная пропасть - между моим ложем и ложем человека, имя которого я ношу.

Позволь же, о Мария, перенести на ребенка, которого я сейчас целую, всю любовь, что я дала бы нашим законным детям. Не бойся, пресвятая Мария, что в безумной, тщеславной забывчивости я перестану хоть на миг раскаиваться".

Фамилия девочки - Богданович - вернее всего была вымышлена ("богом данная дочь") (Гипотеза С. А. Розановой.). Отчество внебрачным детям давалось по крестному отцу. Возможно, что Варя получила свое отчество по Николаю Николаевичу Тургеневу, деверю Варвары Петровны, управлявшему в 30-х годах ее имениями. В письме к дочери от 1 июня 1845 г. Варвара Петровна пишет: "Не ленись и утешай дяденьку, который занимает место отца" (Центральный Государственный архив литературы и искусства, фонд 509, № 178.).

По-видимому, Варвару Петровну очень заботила мысль, чтобы Варя не была обижена "законными" наследниками после ее смерти. 31 марта 1844 г. она пишет своей приятельнице М. Карповой, что очень довольна пребыванием в деревне, во время которого сделала ряд распоряжений по имениям, и тут же упоминает: "Биби моя имеет тоже звание и капитал свой" (Там же, № 172.).

Варвара Николаевна Богданович-Лутовинова родилась еще при жизни Сергея Николаевича Тургенева, однако, не носила его имени и не была его дочерью. Вспомним, что он был тяжело, неизлечимо болен "каменной" болезнью и умер в Петербурге, не перенеся вторичной операции, в то время, как жена его путешествовала по Италии. На склоне лет Варвара Петровна тосковала об умершем муже, не позволяла никому входить в его кабинет, вспоминала в письмах к Ивану Сергеевичу о различных трогательных мелочах совместной с мужем жизни и т. д. Однако беспристрастные свидетели тридцатых годов говорили другое. М. О. Гершензон в своей книге "Декабрист Кривцов и его братья" приводит интересное письмо матери декабриста Сергея Кривцова - Веры Ивановны Кривцовой, дальней родственницы Тургеневых и соседки их по имению. Простая провинциальная помещица бесхитростно выражает в своем письме от февраля 1835 г. негодование на вдову С. Н. Тургенева, которая только что вернулась из заграничного путешествия, привезла много нарядов, не кажется совершенно огорченной и только теперь едет к своим детям в Петербург. Если даже заподозрить ее в неблагосклонном к Варваре Петровне отношении, то странным покажется тот факт, что овдовевшая мать И. С. Тургенева ничуть не спешила к своим сыновьям и прибыла на родину без малого через четыре месяца после смерти мужа. Поневоле возникает мысль, что для нее началась какая-то новая личная жизнь, заслонившая воспоминания о печальном детстве, несчастной юности и неудачном замужестве.

Французский литератор Жюль Мурье, посетивший в конце XIX века Спасское-Лутовиново, приводит в своей книге ряд документов, им виденных, которые были впоследствии, по-видимому, утрачены. Так, он упоминает о недатированной записке Варвары Петровны к некой К[арповой?], которая, как нам кажется, проливает свет на затронутый нами вопрос. "Вымуштруй же себе пса, как я вымуштровала своего. Он лежит у моих ног,- пишет Варвара Петровна,- глядит мне а глаза, целует мои руки... Любить! Любить - это так прекрасно!" (Jules Mourier, "Tourguéneff à Spasskoé" СПб., 1899, стр. 20. (Подлинник по-французски).)

Известная в свое время романистка Лидия Ивановна Веселитская (1857-1935) (литературный псевдоним В. Микулич), бывавшая в Ясной Поляне, приятельствовавшая с дочерьми Л. Н. Толстого и дружески принятая в семье великого писателя, оставила нам ценное свидетельство о том, что отцом Варвары Николаевны Богданович-Лутовиновой, по мужу Житовой, был домашний врач матери И. С. Тургенева - Андрей Евстафьевич Берс. Лидия Ивановна Веселитская была близка не только с обитателями Ясной Поляны, но и числилась "крестной дочерью" Варвары Николаевны Житовой. Вот что она пишет:

"Родилась я в городке Егорьевске Рязанской губернии, где была окрещена, причем моими восприемниками от купели были: отставной ротмистр лейб-кирасирского полка П. И. Авдулин и дочь помещика Варвара Николаевна Житова, рожденная Лутовинова. Мать моя подружилась со своей кумой. которая оказалась воспитанницей и приемной дочерью варвары Петровны Тургеневой и росла с ее сыновьями...

Погостив у Толстых..., я стала собираться в Егорьевск крестной матери, которая жила все там же со своей овдовевшей дочерью и тремя внуками. Я пошла проститься с графиней. Она спросила меня:

- А куда же вы теперь поедете?

- В Егорьевск, к моей крестной.

Графиня посмотрела на меня в лорнет и стала говорить о моей крестной, которую она, по-видимому, близко знала. Она спросила меня:

- А вы знаете, кто ее отец?

- Говорят, доктор какой-то,- сказала я, припоминая, что мне говорили о семье Тургеневых.

- Она - дочь моего отца,- спокойно сказала графиня.- Подумайте, до чего добра моя мать. Она все это знала, и любила, и ласкала, и принимала у себя молодую девушку...

Я простилась с графиней и со всеми дорогими яснополянцами и покатила на родину, в мой Егорьевск, обдумывая все, что я узнала.

Крестная, уведомленная о моем нашествии, встретила меня на станции со всеми тремя подростками-внуками. Мальчики расхватали мой багаж и весело понесли его домой, а мы с Варварой Николаевной сели на извозчика и покатили к их. дому. Поглядывая на профиль сидящей подле меня крестной, я не утерпела и сказала:

- До чего вы похожи на графиню Толстую!

C'est ma soeur (Это моя сестра.),- пробормотала Варвара Николаевна и заговорила о Тургеневе" (В. Микулич, Из переписки. "Звенья". Сборн., 1, изд. Academia, М.- Л., 1932, стр. 500-501.).

Интересно сопоставить с этим высказыванием Л. И. Веселитской несколько строк из неопубликованной автобиографии С. А. Толстой:

"В раннем детстве посещала нас девочка, постарше нас всех. Мы не знали, откуда она и кто ее родители... Раз я стала допрашивать эту девочку, кто ее отец, кто мать. Сначала она уклонялась от ответа, потом расплакалась" (С. А. Толстая, Моя жизнь, 1, стр. 14. Машинопись. Хранится в Архиве Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве.).

Правда, Софья Андреевна пишет дальше, что ей позднее назвали имя девочки-Лизанька Ренэ - "внебрачной дочери" ее отца А. Е. Берса. Но нам кажется более вероятным, что семью Берсов посещала, возможно под чужим именем, Варенька Тургенева, бывшая на 11 лет старше С. А. Толстой. Иначе как же объяснить слова Софьи Андреевны, приведенные Веселитской: "Моя мать... все это знала, и любила, и ласкала, и принимала у себя молодую девушку"?

Еще одно подтверждение вышесказанному находим в воспоминаниях бывшего крепостного крестьянина села Спасского-Лутовинова Федора Безюкина. "По смерти мужа,- пишет он,- к Варваре Петровне наиболее близкими людьми были доктор Б., образованный и очень красивый молодой человек, и воспитанница Варя... Варвара Петровна любила Варю, как только мать может любить дочь свою" (Ф. Б., Из воспоминаний о селе Спасском-Лутовинове. "Русский вестник", 1885, № 1, стр. 356.).

"Друг и домашний доктор Варвары Петровны Тургеневой" (См. стр. 64 "Воспоминаний" В. Н. Житовой.) Андрей Евстафьевич Берс (1808-1868), в свое время популярный, московский врач, был сыном московского аптекаря, разоренного нашествием французов и пожаром 1812 года. В сентябре 1822 г. (Данные Архива Московского университета.) он и брат его, Александр, поступили на медицинский факультет Московского университета, по окончании которого Андрей Евстафьевич был приглашен сопутствовать родителям И. С. Тургенева в их заграничном путешествии Возможно, что это было в 1827 г., когда девятилетнего Ивана Сергеевича поместили на два года в частный пансион Вейденгаммера.

"Счастливое свойство характера было у отца: все люди, которыми он знакомился, казались ему почти всегда прекрасными",- пишет про А. Е. Берса его дочь, Т. А. Кузминская (Архив Государственного музея Л. Н. Толстого, фонд Т. А. Кузминской, папка 2, инв. № 38409, стр. 115/62.). Красивый, веселый, на редкость общительный, доброжелательный к людям и снисходительный к их недостаткам Андрей Евстафьевич, именно потому, может быть, что он был полной противоположностью сложной и тяжелой натуры Варвары Петровны, сумел с нею поладить и на всю ее жизнь стал в ее доме своим человеком. Он не только был ее домашним врачом в течение более 20 лет, он присутствовал при ее кончине и на его имя было написано завещание Варвары Петровны о выдаче после ее смерти Вареньке крупной суммы денег (См. стр. 147 "Воспоминаний" В. Н. Житовой.).

У нас нет почти никаких данных о том, как относилась с нему в течение двадцати лет их знакомства Варвара Петровнa. "Берс глуп",- заносит она в 1847 г. в тетрадь с характерном заглавием, написанным ее рукою: "Книга для записыванья неисправностей моих людей, за что будит им вычитатца из жалованье, за исправное же поведенья будит награждение". Орфография подлинника) (Дом Академии наук СССР, Отдел рукописей, цифр Р11, oп. 1, Пушкинский № 452.). Со страниц этой своеобразной книги говорит властная, холодная крепостница.

Иван Сергеевич на всю жизнь сохранил хорошие отношения с А. Е. Берсом и бывал в его семье всякий раз, когда посещал Москву (Т. А. Кузминская, Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Тула, 1959, стр. 26.).

В детстве между Варенькой Богданович-Лутовиновой и ее братом, будущим великим писателем, существовала хорошая, нeжнaя дружба. Об этом В. Н. Житова подробно рассказывает на страницах своих "Воспоминаний", это же подтверждается и стихотворением И. С. Тургенева "В. Н. Б.", написанным, когда девочке было десять лет. Стихотворение это, впервые напечатанное в мартовской книжке "Отечественных записок" на 1846 г., мало известно. Полностью печатаем его в Приложении 1.

Но девочка росла. С шестнадцати лет,- пишет В. Н. Житова в своих "Воспоминаниях",- "Я начала сознавать свое странное положение в доме Варвары Петровны" (См. стр. 108 "Воспоминаний" В. Н. Житовой.). Семнадцати лет Варя после большого перерыва снова встретилась с писателем: он провел в Спасском и Тургеневе два месяца летом 1850 г. "Странное положение" в доме матери и уродливое воспитание не могли не сказаться на характере девушки. В письме к Полине Виардо от 18/30 сентября 1850 г. из Тургенева писатель характеризирует сестру самым отрицательным образом:

"...в одном из своих писем вы спрашивали у меня, что представляет собою воспитанница моей матери - порядочную особу или интриганку. Она - ни то, ни другое: не глупа, не зла, но испорчена, мелка, манеры отвратительные. Нечто вроде жеманной гризетки, ленивой и вульгарной. Она только и мечтает о скором замужестве. Пошли ей бог эту удачу, и пусть она будет счастлива по-своему. Моя мать сильно охладела к ней, тем не менее, мне кажется, что она, как говорится, устроила ее судьбу. Ну что ж, тем лучше" (Письма И. С. Тургенева к Полине Виардо. "Вестник Европы", 1911, август, стр. 178 (подлинник по-французски).).

В начале октября 1850 г. писатель едет в Петербург. Оттуда им написано первое из известных нам его писем к Варваре Николаевне. (См Приложение 1). В тоне письма уже нет никакой теплоты, обращение совершенно официальное. Интересно, что в письме, написанном за четыре дня до смерти матери. Иван Сергеевич не выказывает никакой тревоги о ее здоровье: ему не дали знать об ее тяжелом состоянии до самого последнего момента. По-видимому, кто-то был заинтересован в том, чтобы "законный" наследник прибыл как можно позднее. Дом на Остоженке стал свидетелем обычной в те времена, мрачной, тяжелой борьбы за наследство.

В. Н. Житова ничего не пишет в своих воспоминаниях о событиях, развернувшихся после смерти Варвары Петровны. Возможно потому, что это нарушило бы идиллический тон ее воспоминаний. В отношения между людьми вторглись деньги. Все заволновалось, и много мути, схороненной на дне души человеческой, поднялось на поверхность.

В письмах к Полине Виардо И. С. Тургенев подробно рассказывает обо всем, происходящем после кончины матери. Вот отрывок, касающийся Варвары Николаевны:

"28 ноября 1850 г.

Моя мать назначила 50.000 р. молодой особе, которую она воспитала. Мы поспешили признать этот долг. До замужества она останется у моей невестки, и мы будем ей платить, не считая ее содержания, 8% в год. В момент замужества она получит свои 50 тысяч" (Там же, стр. 191 (подлинник по-французски).).

Итак, в первые дни все шло гладко. Девушку хотели поместить к Анне Яковлевне Тургеневой, и опять ей предстояла зависимая жизнь, опять надо было кому-то подчиняться, кому-то угождать, кого-то слушаться. И тут произошел взрыв: Варвара Николаевна захотела стать хозяйкой своей судьбы и не пожелала, по-видимому, чтобы деньги, завещанные ей матерью, получил А. Е. Берс. Иначе, как же объяснить фразу в письме И. С. Тургенева от 3 января 1851 г.: "Она... гнусно оклеветала своего родного отца". Варвара Николаевна не захотела жить у А. Я. Тургеневой и была помещена под присмотром "доктора, друга ее отца", вероятно, профессора Николая Богдановича Анке, который учился в университете с А. Е. Берсом и был очень дружен со всей семьей. Отец взять Варю к себе отказался. "Он женат, имеет большую семью", сообщает И. С. Тургенев Полине Виардо.

В письме от 3 января 1851 г. он описывает Виардо финал всех событий:

"...надо было удалить из нашего дома двух женщин, которые вносили в нашу жизнь ежеминутную неурядицу. По отношению к одной из них это было не трудно (она - вдова лет сорока, которая была при матери в последние месяцы ее жизни). Ее мы щедро оплатили и попросили искать себе иное местопребывание. Другая - молодая девушка, воспитанница моей матери, истинная мадам Ляфарж (Мари Фортюнэ Пуш-Лафарж (1816-1852) - героиня нашумевшего и очень неясного уголовного дела по обвинению ее в отравлении мужа.), фальшивая, злая, хитрая и бессердечная. Невозможно изобразить вам все зло, которое сделала эта маленькая змея. Она опутала моего брата, который по своей наивной доброте принял ее за ангела. Она дошла до того, что гнусно оклеветала своего родного отца. Потом, когда мне совершенно случайно удалось уловить нить всей интриги, она созналась во всем, но держалась с таким апломбом и с такой наглостью, что я не мог не вспомнить Тартюфа... Невозможно было оставлять ее у нас, но не могли же мы ее выгнать на улицу. Ее родной отец отказался взять ее к себе (он женат, имеет большую семью). Наше положение было весьма затруднительно, но к счастью нашелся человек - доктор, друг ее отца, который взял на себя это бремя, предупредив ее наперед, что она будет под надзором. Мы с братом выдали ей заемное письмо на 60.000 франков из 6% с уплатою в три года... Не знаю, что вышло бы из ее пребывания у моего брата, знаю только, что лишь теперь, когда ее нет больше, мы вздохнули свободно... Правда, она получила отвратительное воспитание. Однако, не будем больше говорить о ней. Теперь она довольна и мы тоже" (Письма Тургенева к П. Виардо. "Вестник Европы", 1911, август, стр. 199-200 (подлинник по-французски).).

Итак, Варвара Николаевна рассталась с Иваном Сергеевичем на много лет.

Она вышла замуж за рязанского помещика Дмитрия Павловича Житова и в 1856 г. поселилась в городке Егорьевске, где "давала на дому уроки музыки, готовила учеников к вступительным экзаменам в разные учебные заведения, репетировала гимназистов и гимназисток. Она также была учительницей французского языка и географии в егорьевской прогимназии" (Из письма егорьевского краеведа Александра Ивановича Могалькова к редактору "Воспоминаний" В. Н. Житовой - Т. Н. Волковой от 28 июня 1960 г.).

Прошло много лет. В 1879 г. В. Н. Житова написала И. С. Тургеневу (См. стр. 71 "Воспоминаний" В. Н. Житовой). Возможно, что она просила материальной помощи, потому что 12/24 июня 1879 г. писатель поручил своему управляющему Н. А. Щепкину перевести ей 200 рублей от имени И. С. Тургенева (Государственная Библиотека имени В. И. Ленина. "И. С. Тургенев", М., 1940, стр. 148.).

В 1880 г. В. Н. Житова пожелала встретиться с писателем на пушкинских торжествах в Москве. По-видимому, виделись они в эти дни дважды: между 25 и 27 мая и 2 июня, когда Иван Сергеевич занес ей какие-то деньги. (См. Приложение 1.) Вероятно, зная ее затруднительное материальное положение, писатель, всегда отзывчивый и щедрый на помощь нуждающимся, предложил ей свою помощь.

Все плохое было забыто, помнилось одно хорошее. "Поверьте, я искренне к Вам привязан и благодарен Вам за память обо мне...,- писал И. С. Тургенев В. Н. Житовой 3/15 декабря 1882 г. - При обеднении собственной личной жизни я тем более принимаю участие в жизни других людей, особенно тех, которые мне дороги по воспоминаниям прежних, лучших дней. А в числе этих людей Вы занимаете одно из первых мест" (См. Приложение 1.).

Узнав о тяжелой последней болезни писателя, В. Н. Житова предлагала ему приехать и ухаживать за ним. Как видно из его ответа в письме от 20 мая 1882 г., Тургенев был очень тронут ее предложением.

Умерла Варвара Николаевна Шитова 31 октября 1900 г. Могила ее в Егорьевске не сохранилась (Сообщено А. И. Могальковым Т. Н. Волковой.).

"Воспоминания о семье И. С. Тургенева", написанные Варварой Николаевной Богданович-Лутовиновой, по мужу Житовой, впервые опубликованы ею 77 лет тому назад в журнале "Вестник Европы" ("Вестник Европы", 1884, ноябрь, стр. 72-124, декабрь стр. 569-631.). Текст этой первой публикации положен в основу настоящей книги. Рукопись воспоминании В. Н. Житовой не сохранилась.

Переводы просмотрены заново и в нескольких местах исправлены и дополнены.

Разговорным языком в семье И. С. Тургенева был французский. Поэтому там, где мемуаристка приводит слова Варвары Петровны Тургеневой на французском языке, они сохранены, как характерные для среды и эпохи. Однако встречающиеся иногда в повествовании В. Н. Житовой иностранные слова, перебивающие русскую речь, заменены равнозначащими русскими словами.

"Воспоминания" писались тогда, когда еще живы были некоторые из упоминающихся там лиц и их дети. Поэтому мемуаристка не сочла возможным выводить всех под их настоящими именами. Так, секретарь и доверенное лицо матери писателя Федор Иванович Лобанов выведен под именем Андрея Ивановича Полякова, жена его Авдотья под именем Агашеньки, домашний врач Варвары Петровны П. Т. Кудряшов под именем Карташова и т. д. Мы не стали восстанавливать истину в тексте книги: все случаи перемены имен и фамилий, которые удалось установить, оговорены в примечаниях.

Тексты писем И. С. Тургенева к матери до нас не дошли. Не сохранились и прочие документы, о которых упоминает В. Н. Шитова. Возможность познакомиться с ними на страницах публикуемых "Воспоминаний" придает последним значение первоисточника.

Большинство иллюстраций подобраны в фондах Литературного музея в Москве. Изображение дома Лошаковского на Остоженке в Москве (ныне Метростроевская улица, дом № 37/7), где подолгу живал у матери в 40-х годах И. С. Тургенев, а также рисунок могилы Варвары Петровны Тургеневой на Донском кладбище в Москве сделаны для настоящей книги художницей Аллой Александровной Андреевой в июле 1960 г с натуры.

Приношу глубокую благодарность краеведу города Егорьевска Александру Ивановичу Могалькову, много лет собирающему материалы к биографии В. Н. Житовой. Он прислал копию письма Тургенева к В. Н. Житовой от 3/15 декабря 1882 г. (автограф хранится в Егорьевском краеведческом музее) и сообщил некоторые подробности о жизни В. Н. Житовой в Егорьевске после замужества (см. Приложение 2)

Письма И. С. Тургенева к В. Н. Житовой, печатаемые в Приложении 1, не опубликованы. Автографы их хранятся Центральном Государственном Архиве литературы и искусства в Москве (фонд № 509), в Егорьевском краеведческом музее и музее И. С. Тургенева в Орле.

В. Н. Житова мечтала издать свои "Воспоминания" отдельной книгой. "В моей характеристике Варвары Петровны ярко виден источник ненависти Ивана Сергеевича к крепостничеству" (М. М. Стасюлевич и его современники". III, СПб., 1912, стр. 672),- писала она М. М. Стасюлевичу в июне 1899 г., советуясь с ним о переиздании своих записок. Однако это удалось осуществить только через шестьдесят лет после ее смети. Хочется верить, что и наш современник, советский читатель, найдет в воспоминаниях В. Н. Житовой немало для себя интересного.

Т. Волкова.