СТАТЬИ   АНАЛИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ   БИОГРАФИЯ   МУЗЕИ   ССЫЛКИ   О САЙТЕ  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

"Рудин"

Высокое художественное мастерство, свойственное Тургеневу, как романисту, проявлялось в каждом из его романов по-разному, в зависимости от идейных задач, какие ставил перед собой автор, и связанного с этими задачами своеобразия жанра.

Это положение целиком можно отнести и к роману "Рудин". Тема "Рудина" - тема "лишнего человека".

Вопрос о психологии "лишнего человека" интересовал Тургенева и до "Рудина". Первые попытки дать образ разочарованного, тоскующего интеллигента-дворянина, переживающего разлад с дворянской обывательской средой, относятся у Тургенева ещё к 40-м годам, к начальному периоду его литературной деятельности (Виктор в поэме "Параша", молодой человек в "Разговоре"). С большой реалистичностью и полнотой этот образ был раскрыт в рассказах и повестях 50-х годов: ("Гамлет Щигровского уезда", "Затишье" (Веретьев), "Переписка" (Алексей Петрович), "Яков Пасынков" и особенно "Дневник лишнего человека".

Тургенев не оставлял темы "лишнего человека" и после "Рудина": он возвращается к ней в "Вешних водах" (Санин), в "Нови" (Нежданов). Тема эта, очень характерная для русской литературы переходной эпохи, проходит через всё творчество Тургенева. Образ же Рудина является в этом смысле основным, центральным образом, воплотившем в себе в яркой и законченной форме все черты "лишнего человека", показанные в разрозненном виде в других произведениях Тургенева.

В романе "Рудин" Тургенев раскрыл сущность психологии "лишнего человека" во всей исторической конкретности, применительно к условиям общественно- политической жизни русского общества 50-х годов XIX века, а вместе с тем придал этому образу широкий обобщающий смысл, выходящий за пределы данного места и времени: типичность Рудина в этом отношении можно сопоставить с типичностью Печорина, Манилова, Обломова и других подобных им образов.

Роман "Рудин", напечатанный в журнале "Современник" в начале 1856 года, был написан в 1855 году в очень короткий срок, в течение менее чем двух месяцев. В черновом автографе романа Тургенева значится:"Рудин.

Начат 5-го июня 1855 года, в воскресенье, в Спасском; кончен 24 июля 1855 года, в воскресенье, там же, в 7 недель".

Тургенев работал над романом с большой энергией и увлечением. В письме к В. П. Боткину от 17 июня 1855 года он сообщает по поводу начатого романа, что он "написал сперва подробный план повести, обдумал все лица", а 3 августа 1855 года, уже закончив роман, в письме к С. Т. Аксакову говорит: "Я ни над одним своим произведением так не трудился и не хлопотал, как над этим".

Если сопоставить список действующих лиц и первоначальный план романа, составленный Тургеневым в самом начале работы над "Рудиным", с текстом окончательным, какой был напечатан в "Современнике", можно сказать, что авторская работа Тургенева шла главным образом по сокращению, сжатию материала (так, были выброшены длинноты в высказываниях Пигасова), а с другой стороны, Тургенев добивался более разностороннего раскрытия основного образа - Рудина. Изменения в текст вносились и осенью 1855 года, когда Тургенев читал роман в рукописи своим друзьям (Боткину, Анненкову и др.) и после того, как роман был впервые напечатан в "Современнике" и потом подготовлялся к переизданию.

Мастерство Тургенева, как писателя-реалиста, проявилось прежде всего в исторической конкретности романа, всем своим содержанием и особенно основным, центральным героем отвечавшего на те проблемы общественной жизни, какие были поставлены перед Россией в середине; 50-х годов.

Для того, чтобы в полной мере оценить эту сторону романа "Рудин", надо иметь в виду, что процесс создания произведения совпал с событиями Крымской войны 1853-1855 года, имевшей, как известно, в истории русского общества колоссальное значение.

Тургенев писал роман в то время, когда союзные войска Англии, Франции, Австрии и Турции захватили господство на Чёрном море, бомбардировали Одессу, стремились овладеть Крымом и осадили Севастополь. Крымская война, показавшая беззаветный героизм русского народа, проявленный в защите Севастополя, оказалась вместе с тем грозным испытанием для феодально- крепостнической системы: она вскрыла "гнилость и бессилие крепостной России", отсталость её сельского хозяйства, промышленности, торговли, военного дела, общественного и политического строя и усилила недовольство и волнения в массе закрепощённого крестьянства.

Понятен тот необычайный подъём интереса к экономическим и социальным вопросам, какой охватил различные слои русского общества в 1855 и последующие годы.

Журналы того времени полны статей о сельском хозяйстве, промышленности и транспорте. Так, журналы "Современник" и "Русская беседа" в 1855-1856 годах обсуждали вопрос о постройке в России железных дорог, имея в виду значение их для развития промышленности и для передвижения войск и военных грузов. В "Современнике" № 101856 года была помещена статья

"О торговом мореплавании в Чёрном море". В 50-х годах издаются книги Л. В. Тангоборского "О производительных силах России", "Беседы о сельском хозяйстве" Липовского, "Вспомогательная книга для помещиков и сельских хозяев" Крейсига (пер. с немецкого, выдержавший несколько изданий) и т. п.

Ярким отражением всеобщего интереса русского общества 50-х годов XIX века к экономике страны была публичная речь проф. Бабста на торжественном собрании Казанского университета от 5 июня 1856 года, вызвавшая очень сочувственный отзыв "Современника". Выражая широко распространённые настроения, проф. Бабст говорил: "Тяжкие народные... страдания заставляют народы осматриваться, проверять свою пройденную жизнь, проверять учреждения, изменять их и исправлять свои ошибки... Ополчимся же все дружно и дружно станем действовать для распространения нравственного образования, для умножения нашего богатства..."

Перед лицом ожидаемых коренных изменений во всех формах,хозяйственной и общественной жизни русские писатели и среди них виднейший их представитель, автор "Записок охотника", были поставлены перед необходимостью дать оценку господствующему, стоявшему у власти дворянскому классу. Надо было ответить на вопрос о том, имеются ли в дворянстве передовые культурные силы, которые могут взять на себя сложную и ответственную задачу преобразования русской жизни.

Ответом на этот вопрос со стороны Тургенева и был роман "Рудин".

В общей композиции романа следует отметить, как проявление мастерства писателя, предельную сжатость содержания, умение на небольшом пространстве, в среднем на 100 страницах текста, охватить очень сложный материал. Тургенев строит сюжет "Рудина" на небольшом количестве сцен, но подбирает такие ситуации, в которых выявляются основные черты и главного героя, и других действующих лиц, и вместе с тем читатель получает достаточно ясное представление о всей истории жизни героев и об общественном процессе в целом. Читатель, заканчивая чтение романа, настолько сживается с действующими лицами, что вполне ясно представляет себе их отличительные качества и всю их жизнь, а между тем перед ним проходит в сущности всего восемь дней.

Все события романа, разбитые на ряд сцен, картин, Сконцентрированы Тургеневым в восемь дней, местами Отделённых друг от друга длительными перерывами.

Чтобы убедиться в этом, надо обратиться к композиционному плану романа.

1-й день. Вводные сцены, дающие читателю первое ознакомление с общественной средой (Липина, Лежнев, Волынцев, Пандалевский, Басистов, Ласунская, Наталья, Пигасов, гувернантка). Появление Рудина в "салоне" Ласунской. Впечатление, произведённое им на окружающих.

2-й день. Беседа Рудина с Ласунской. Приезд Лежнева. Первая беседа Рудина с Натальей. Рассказ Лежнева в имении Липиной о молодых годах Рудина.

...Прошло два месяца слишком.

3-й день. Объяснение Рудина с Натальей. Беседа Лежнева с Липиной о Рудине.

4-й день. Второе объяснение Рудина с Натальей, свидание в беседке.

5-й день. Рудин у Волынцева. Записка Натальи.

6-й день. Свидание у Авдюхина пруда. Лежнев у Волынцева. Письмо Рудина Волынцеву. Объяснение Лежнева с Липиной. Отъезд Рудина. Письмо Рудина Наталье.

...Минуло около двух лет.

7-й день. Картина семейного счастья Лежневых. Тост в честь Рудина. Бесприютность и одиночество Рудина.

...Прошло ещё несколько лет.

8-й день. Эпилог. Встреча Рудина с Лежневым в гостинице и рассказ Рудина о попытках общественной деятельности.

...Смерть Рудина на баррикадах в Париже.

Как видно из этого композиционного плана, восемь дней, в которые изложены события романа, трижды прерываются более или менее продолжительными сроками, причём только в первом случае автор, да и то в очень краткой форме, рассказывает о том, что происходило во время перерыва (жизнь Рудина за два месяца пребывания у Ласунской). В двух других случаях Тургенев ограничивается короткими фразами: "Прошло два года слишком...", "Прошло ещё несколько лет..." В течение первых дней развёртывается основной эпизод - история любви Рудина и Натальи. Развёрнут этот эпизод по принятому канону развития драматического действия: с экспозицией и завязкой (1-й день), развитием действия (2-5-й дни), кульминацией и развязкой (6-й день). Уже в этом эпизоде, рисующем личные отношения Рудина и Натальи, ярко проявляются взгляды и общественное лицо героя. Но Тургенев счёл это недостаточным для раскрытия идейного замысла романа, почему в последующих эпизодах двух дней и в концовке показал Рудина в действии, в общественной деятельности. В целях ещё большей полноты изображения, в роман введены рассказы о молодости Рудина (и введены с вполне обоснованной мотивировкой), что даёт читателю возможность яснее представить себе его жизненный путь. Наряду с этим, в тех же эпизодах восьми дней, Тургенев дал яркие образы ряда других действующих лиц, имевших то или иное отношение к главному герою.

Это умение в немногих эпизодах глубоко раскрыть очень сложное содержание является первым свидетельством художественного мастерства Тургенева.

Какими же художественными средствами пользовался Тургенев для выяснения задач, поставленных в романе?

Решая вопрос о том, может ли культурный слой дворянства выполнить требования, предъявляемые ему современной общественной жизнью, Тургенев нашёл необходимым взять верхушку этого слоя, его цвет, наиболее даровитых его представителей. В данном случае Тургенев мог руководствоваться тем же соображением, какое он высказал по поводу Николая Петровича Кирсанова в "Отцах и детях", объясняя, почему он для сопоставления с Базаровым взял наиболее передовых дворян. Тургенев, по его словам, хотел сказать: "если сливки так плохи, каково же должно быть молоко?"

Этим определяется первый из основных художественных приёмов обрисовки Рудина - приём резкого контраста, последовательного противопоставления его дворянскому окружению. Противопоставление это проходит через весь роман. Среди всех действующих лиц Рудин неизменно выделяется, как человек особенный, исключительный, хотя и кровно связанный со своей средой. Оговорку здесь надо сделать лишь в отношении Натальи, в известном отношении оказавшейся выше Рудина.

Для того, чтобы с самого начала романа возможно резче оттенить исключительность Рудина, Тургенев в первых двух главах, имеющих значение экспозиции, рисует общественный фон романа, знакомит читателя со второстепенными персонажами. Это люди различные по положению и по моральным качествам: среди них есть люди культурные, порядочные, вызывающие симпатию у читателя, как Липина, Волынцев, Лежнев, Басистов, есть люди избалованные барской жизнью, эгоистичные, как Ласунская, есть люди с очень низким моральным уровнем, вроде Пигасова и Пандалевского, но, несмотря на все эти различия, у них есть общее: это люди рядовые, обыкновенные, часто встречавшиеся в том слое образованного дворянства, какое изображено в романе.

Когда в конце второй главы Ласунская и её гости узнают, что вместо ожидаемого барона Муффеля приехал в именье какой-то никому из них не известный Рудин, никто не ожидает увидеть в приезжем что-нибудь новое, необыкновенное.

И вдруг (в третьей главе) ситуация совершенно изменяется.

"- Дмитрий Николаевич Рудин, - доложил лакей.

Вошёл человек лет тридцати пяти, высокого роста...". Не прошло и часу, как этот новый человек привлёк к себе всеобщее внимание, поразил всех своим умом, талантливостью, неясной, но красивой одухотворённостью, увлекательным красноречием и сразу изменил привычный ход жизни в доме Ласунской, внёс смятение, с каждым днём возрастающее.

И таким исключительным, не похожим на окружающих, остаётся в романе Рудин до конца не только там, где проявляются его лучшие стремления, ко и там, где обнаруживается его слабость, не только в его смелых взлётах, но и в его падениях. Везде и всюду Тургенев стремится показать Рудина как человека, отличающегося от рядовых людей, как мечтателя, живущего высокими, не всегда ясными, иногда фантастическими, но отнюдь не мелкими, не обывательскими интересами.

Известно, что Тургенев в первых набросках романа хотел назвать его не "Рудин", а "Гениальная натура". Потом он отказался от этого намерения, однако термин гениальный по отношению к Рудину сохранил: гением называет Рудина Ласунская, гениальной натурой - восторженный юноша Басистов.

Ясно, что Тургенев, в соответствии с своим общим взглядом на Рудина, не считал его гениальным человеком и вкладывал в первоначальное название романа иронический смысл. Но нет сомнения в том. что ом видел в нём человека очень одарённого, талантливого.

На протяжении всего романа Рудин неоднократно проявляет свою одарённость и разносторонность своих интересов. Рудин интересуется экономическими проблемами, и именно теми самыми, которые были выдвинуты современной ему общественной жизнью: он находит "много справедливого и любопытного" в статье барона Муффеля об отношении промышленности к торговле в России, строит планы преобразования сельского хозяйства и водных путей. Вместе с тем Рудин чрезвычайно интересуется философией и поэзией, хорошо знаком с идеалистической системой Гегеля, увлекается Гёте и Гофманом ("он был весь погружен в германскую поэзию, в германский философский и романтический мир"); он глубоко чувствует музыку: "с первым звуком" мелодии Шуберта "лицо его приняло прекрасное выражение".

Но с особенной яркостью Тургенев показывает талантливость Рудина в той области, которая составляла главную его силу: в его речи, в его ораторском искусстве, в его умении доказывать свои положения и опровергать доводы противника. И здесь так же, как в общественной деятельности, Рудин проявляет качества, очень типичные для людей 40-х годов. Ораторские способности и умение спорить было присуще многим из них: об этом достаточно ясно свидетельствуют воспоминания Герцена, Анненкова и других современников Тургенева.

"Не самодовольной изысканностью опытного говоруна - вдохновением дышала его нетерпеливая импровизация... Рудин владел едва ли не высшей тайной - музыкой красноречия. Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие..."

Говоря об уме, находчивости, красноречии Рудина, Тургенев не уподобляется пцрателям, которые только заявляют о том, что их герои благородны, умны и красноречивы, но не показывают этих качеств наглядно, на деле, в поступках и в речи героев. Тургенев поступает иначе - он не предлагает читателю верить на слово, он даёт в романе образы "музыки красноречия" Рудина, показывает его в процессе спора, и читатель воочию убеждается в находчивости и остроумии его аргументации.

Мы видим такую, например, особенность речи Рудина, характерную для идеалиста 40-х годов, погружённого в философский и романтический мир, как соединение абстрактных общих положений с образностью, с обилием метафор и сравнений: "-Себялюбие, - так заключил он, - самоубийство. Себялюбивый человек засыхает словно одинокое, бесплодное дерево; но самолюбие, как деятельное стремление к совершенству, есть источник всего великого... Да! Человеку надо надломить упорный эгоизм своей личности, чтобы дать ей право себя высказывать".

Другой пример - легенда, рассказанная Рудиным.

Тургенев заимствовал эту скандинавскую легенду из "Истории России" Соловьёва. Но в отличие от Соловьёва, в изложении которого легенда имела религиозный смысл (подобно птичке, залетевшей в шатёр, человек временно живёт на земле, а потом переходит к вечной загробной жизни), Тургенев словами Рудина придал легенде смысл философский. Для Рудина это художественная иллюстрация отвлечённой мысли о "вечном значении временной жизни человека". Вывод, какой делает Рудин из легенды, и его речь очень показательны для его туманной идеалистической фразеологии: "Точно, наша жизнь быстра и ничтожна; но всё великое совершается через людей. Сознание быть орудием тех высших сил должно заменить человеку все другие радости: в самой смерти найдёт он свою жизнь, своё гнездо..."

На речи Рудина следует остановиться подробнее, так как это одно из основных средств его характеристики. Склонность к обобщениям, выраженным в поэтической форме, - отличительная особенность речи Рудина, это характерный для него речевой стиль.

"- Vous etes un poete, - вполголоса проговорила Дарья Михайловна.

И все с ней внутренно согласились..."

Образность особенно часто проявляется в речи Рудина, когда он чувствует себя в роли учителя, пропагандиста новых идей.

"Поэзия - язык богов, - говорит он Наталье...- Но не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас... Взгляните на эти деревья, на это небо - отовсюду веет красотою и жизнью; а где красота и жизнь, там и поэзия".

В отвлечённо-поэтической форме говорит Рудин Наталье о самом себе: " - Посмотрите, - начал Рудин и показал ей рукой на окно, - видите вы эту яблоню: она сломилась от тяжести и множества своих собственных плодов. Верная эмблема, гения...".

В такой же поэтической форме, путём развёрнутого сравнения, говорит Наталье Рудин и о своей любви.

"-Заметили ли вы, -заговорил он, -...что на дубе - а дуб крепкое дерево - старые листья только тогда отпадают, когда молодые начнут пробиваться?.. Точно то же случается и со старой любовью в сильном сердце: она уже вымерла, но всё ещё держится; только другая, новая любовь может её выжить".

Конечно не всегда Рудин говорит в таком стиле: он был достаточно умён для того, чтобы не впадать в высокопарность. С Волынцевым или с Лежневым, не поддававшимся обаянию его красноречия, он говорит обычным литературным языком. Но и тут сказываются у Рудина привычки ораторского стиля. Рассказав Лежневу о своих неудачных попытках общественной деятельности, он говорит в заключение: "Ты всегда был строг ко мне и ты был справедлив; но не до строгости теперь, когда уже всё кончено, и масла в лампаде нет, и сама лампада разбита, и ЕОТ-ВОТ сейчас докурится фитиль... Смерть, брат, должна примирить, наконец..."

Следует отметить, что в языке Рудина почти совершенно отсутствует просторечие и тем более народные слова и выражения. В этом отношении он совершенно не похож на Базарова, в речи которого то и дело слышатся народные пословицы и поговорки.

Рудин был очень мало связан с деревней, он большую часть жизни провёл в столицах и за границей и вращался по преимуществу среди дворянской интеллигенции, - поэтому он был оторван от народа, не знал ни его жизни, ни его языка. Этим объясняется его терпимость к тому французско-русскому языку, на котором "изъяснялась", подобно большинству бар-аристократов, Дарья Михайловна Ласунская. "Она щеголяла, - говорит Тургенев, - знанием родного языка, хотя галлицизмы, французские словечки попадались у ней частенько. Она с намерением употребляла простые народные обороты, но не всегда удачно. Ухо Рудина не оскорблялось странной пестротой речи в устах Дарьи Михайловны, да и вряд ли имел он на это ухо" (курсив наш. - В. Г.).

Таким образом и в речи Рудина проявлялось его своеобразие, и в этом отношении он заметно отличался от всех окружающих.

Наконец, исключительность Рудина показана Тургеневым через его портрет, в котором выделены такие черты, как "неправильное, но выразительное и умное лицо", "блеск в быстрых темносиних глазах", "красиво очерченные губы". Главное, что обращало на себя внимание в лице Рудина, были его глаза. "Какие у него славные глаза!" - шепнул ей (Наталье) Волынцев в первый день знакомства с Рудиным.

А когда прошло два с лишком года и Тургенев вновь даёт портрет Рудина, он и на этот раз отмечает его глаза: "глаза, всё ещё прекрасные, как будто потускнели".

В ещё большей степени художественное мастерство Тургенева проявилось в раскрытии второй основной черты Рудина: его сложности, наличия в нём глубочайших противоречий, на первый взгляд кажущихся совершенно несовместимыми. И это свойство очень последовательно, выдержанно проявляется в романе и показано разнообразными средствами.

Эта особенность Рудина показана прежде всего его противоречивыми поступками, рисующими Рудина то как энтузиаста, создающего и смело осуществляющего преобразовательные планы, то как человека утомлённого, уставшего от жизненных невзгод, мечтающего об отдыхе, то как пропагандиста новых идей, призывающего "принести личность в жертву общему благу", то как фразёра, растрачивающего силы "на одну пустую, бесполезную болтовню".

Эта противоречйвость Рудина неоднократно подчёркивается и автором, не скрывающим оттенка актёрства, даже кокетства у своего, в общем ггскреннего и увлекающегося героя: " - Я вижу фортепьяно, - начал Рудин мягко и ласково, как путешествующий принц: -не выли играете на нём?".

Следует указать, что в тексте, напечатанном в 1856 году в журнале "Современник", сравнения Рудина с путешествующим принцем не было. Тургенев добавил это сравнение позднее, желая, очевидно, усилить ироническое своё отношение к герою.

Преобладающее средство, каким пользуется Тургенев для того, чтобы показать Рудина то с одной, то с*другой стороны, это разноречивые отзывы о нём окружающих: у одних восторженные, у других резко отрицательные, подчас уничтожающие. В этом отношении особую роль в романе играет Лежнев.

Лежнев - друг Рудина в студенческие годы жизни, испытавший на себе его глубокое и благотворное влияние, но он вместе с тем человек с ясным критическим умом и большой самостоятельностью, давно разгадавший слабые стороны своего прежнего кумира, а теперь ещё ревнивый соперник, справедливо опасающийся, что женщина, которую он любит, поддастся чарам рудинско- го красноречия. Естественно, что в зависимости от развития действия, он выступает в роли то обвинителя, то защитника Рудина, причём каждый раз делает это вполне убеждённо, так как поведение Рудина и в прошлом и особенно в настоящем даёт ему богатый материал для различных заключений.

Удалось ли Тургеневу показать единство в противоречиях Рудина? Иначе говоря, можно ли видеть в Рудине реалистический образ, дающий типичное изображение сущности передовой дворянской интеллигенции 50-х годов?

Среди современников Тургенева были люди, считавшие, что образ Рудина ему совершенно не удался. Так смотрел на роман, например, Ап. Григорьев, полагавший, что Тургенев, много раз переделывавший роман, так и не справился с своей задачей, не свёл концы с концами.

"Художник, начавши критическим отношением к создаваемому им лицу, - писал Ап. Григорьев, - видимо, путается в этом критическом отношении, сам не знает, что ему делать с своим анатомическим ножом, и наконец, увлечённый порывом искреннего старого сочувствия, - снова возводит в апотеозу в эпилоге то, к чему он пытался отнестись критически в рассказе"*.

* (Ап. Григорьев, Сочинения т. I, стр. 322.)

Более прав был другой современник Тургенева, С. Т. Аксаков, видевший основную ценность романа в создании единого образа, несмотря на все его противоречия. Под свежим впечатлением прочитанного романа он писал Тургеневу: "Лет десять тому назад вы бы изобразили Рудина совершенным героем. Нужна была зрелость созерцания для того, чтобы видеть пошлость рядом с необыкновенностью, дрянность рядом с достоинством, как в Рудине" ("Русское обозрение", 1894, декабрь).

Следует согласиться с С. Т. Аксаковым, что в обрисовке сложного и противоречивого характера Рудина Тургенев проявил исключительное мастерство, "зрелость созерцания". Долго размышляя об этом характере, внимательно взвешивая всё "за" и "против", Тургенев нашёл, наконец, тот синтез, какой даёт возможность нам теперь воспринимать образ Рудина как нечто цельное и единое, верно отражающее те противоречия в характере передовых дворян 50-х годов, которые были продиктованы противоречиями общественной жизни того времени.

Но художественное мастерство Тургенева проявилось не только в характеристике Рудина. Не менее ярко он нарисовал и второстепенные образы.

В первую очередь это надо сказать о Лежневе. Выше говорилось о том, что Лежнев выступает в романе в служебной роли, в роли сначала обвинителя Рудина, а потом его защитника. К этому надо добавить, что образ Лежнева, помимо этой служебной роли, имеет в романе и большое самостоятельное значение, как характер, контрастирующий с характером Рудина, но столь же типичный для передового дворянства 50-х годов XIX века.

Если обратиться к композиционному плану романа, легко заметить, что характеры Лежнева и Рудина раскрываются параллельно: в каждом из 8 дней, описанных в романе, даны сцены, относящиеся к Рудину, и рядом с ними даются сцены, относящиеся к Лежневу.

Рудин - мечтатель, неудачник, "лишний человек", а Лежнев - хозяин, практик, которому всё в жизни удаётся и который сам себя считает нужным, дельным человеком. Эта контрастность с особенной художественной силой раскрыта в самом конце романа, где, с одной стороны, рисуется благополучие и счастливая семейная жизнь Лежнева и, с другой, - бесприютность и одиночество Рудина.

На чьей стороне Тургенев? Буржуазная деловитость, узкий практицизм всегда были не по душе Тургеневу. Как ни осуждал он слабохарактерных Веретьевых и Саниных, он всё же явно предпочитал их деловым и практичным Астаховым и Клюберам. И в романе "Рудин" Тургенев ближе к Рудину, чем к Лежневу. Тургенев ценит Рудина за то, что "его слова заронили много добрых семян в молодые души", причём симпатии Тургенева к своему главному герою усиливаются по мере того, как всё яснее обнаруживается непримиримость Рудина с обывательщиной и всё тяжелее складывается его личная жизнь. Жалость и симпатия Тургенева к Рудину были прекрасно выражены лирическим пейзажем, которым заканчивался роман в первых изданиях (до того, как в издании 1860 года была внесена сцена гибели Рудина на парижских баррикадах):

"А на дворе поднялся ветер и завыл зловещим завываньем, тяжело и злобно ударяясь в звенящие стёкла. Наступила долгая, осенняя ночь. Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под кровом дома, у кого есть тёплый уголок... И да поможет бог всем бесприютным скитальцам!"

В общем же и Рудин, и Лежнев не удовлетворяют писателя, так как ни тот, ни другой не отвечают его представлению о том общественном деятеле, который необходим был в 50-е годы для разрешения труднейших задач народной жизни.

Подобно Лежневу, в качестве контрастирующего образа по отношению к Рудину дан и Пигасов, но эта контрастность совсем иного рода.

Лежнев и Рудин - люди, прошедшие одну и ту же философско-идеалистическую школу, люди близкие по взглядам, говорящие примерно одним и тем же языком.

Пигасов и Рудин противоположны и по взглядам, и по своей роли в обществе (в отличие от Рудина, Пигасов - делец, не брезгующий никакими средствами для достижения личных целей), и по тому значению, какое имело в их жизни слово.

Для Рудина слово - пропаганда новых идей. "Все мысли Рудина казались обращёнными в будущее; это придавало им что-то стремительное и молодое". В этом причина обаяния слова Рудина: оно волновало слушателей, особенно молодёжь. "Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, о чём шла речь, но грудь его высоко поднималась, какие-то завесы разверзались перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди".

Пигасов по-своему также хорошо владел словом, но для него слово служило средством разрядки озлобленности и раздражительности. "Он смолоду усвоил себе особый род жёлчного и раздражительного красноречия". "Озлоблённый против всего и всех - особенно против женщин он бранился с утра до вечера, иногда очень метко, иногда очень тупо, но всегда с наслаждением". А вместе с тем слово для Пигасова было средством карьеры. Он и женился на богатой помещице потому, что "поймал её на удочку своих развязных и насмешливых манер", и в "салоне" Ласунской был своим человеком, так как умел "потешать Дарью Михайловну своими выходками".

Искусство Тургенева в раскрытии характеров Пигасова и Лежнева сказалось в том, что их характеры всегда верны себе, хотя и показаны в очень немногих сценах.

Для того чтобы в полной мере оценить мастерство Тургенева как художника-психолога, следует перечитать первые две экспозиционные главы, где только намечены характеры ряда действующих лиц, и после этого проследить, как эти намеченные качества постепенно раскрываются со всё большей полнотой и яркостью и как писатель нигде не изменяет первоначально взятому тону. Это касается и Пигасова, и Натальи, и Липиной, и Волынцева, и Басистова, и Пандалевского. Это относится и к такому третьестепенному образу, как гувернантка Натальи, m-lle Boncourt, "старая и сухая дева лет шестидесяти, с накладкой чёрных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах". Эта старая француженка-гувернантка несколько раз мимолётно появляется перед читателем в коротких сценах, но этого достаточно, чтобы и о ней сложилося у читателя совершенно ясное представление.

Роман "Рудин", как и все другие романы и повести Тургенева, проникнут лиризмом, эмоциональным, оценочным отношением автора к своим героям. Читателю всегда ясно, как смотрит писатель на тех или иных действующих лиц, что он считает для них наиболее существенным. Оценка у Тургенева даётся или в форме прямой характеристики, или через портрет, или через какую-либо характерную деталь.

Вот два примера оценочного отношения Тургенева к своим героям. Симпатия автора к Александре Павловы Липиной в самом начале романа выражена в форме прямой характеристики: "...лучше всего в ней было выражение её миловидного лица: доверчивое, добродушное и кроткое, оно и трогало и привлекало. Александра Павловна глядела и смеялась, как ребёнок". "Доверчивый, добродушный и кроткий ребёнок" - это определение, сделанное в первой главе, оправдывается всем дальнейшим содержанием романа и проявляется у Липиной в её отношении и к Рудину, и к брату, и к Лежневу. Оно определяет и отношение Тургенева к Александре Павловне. В полном соответствии с этой авторской оценкой даётся первая сцена - посещение Липиной больной старухи-крестьянки. Липина выступает перед читателем не как барыня-благотворительница, занимающаяся добрыми делами для спасения души, а как простой, добрый человек, сочувствующий чужому несчастью. Это показано Тургеневым в такой детали: "Старуха приподняла голову и потянулась к Александре Павловне.

- Дай, барыня, ручку, - пролепетала она.

Александра Павловна не дала ей руки, нагнулась и поцеловала её в лоб".

Иное дело Константин Диомидыч Пандалевский. Это - "молодой человек небольшого роста, в лёгоньком сюртучке нараспашку, лёгоньком галстучке и лёгонькой серой шляпе, с тросточкой в руке". "Он был весьма ласков, услужлив, чувствителен и втайне сластолюбив, обладал приятным голосом, порядочно играл на фортепьяно и имел привычку, когда говорил с кем-нибудь, так и впиваться в него глазами".

Подбор эпитетов ("весьма ласков, услужлив, чувствителен и втайне сластолюбив"), повторяемость уменьшительных суффиксов (легонький и т. п.) не вызывает сомнений в ироническом, даже враждебном отношении Тургенева к Пандалевскому. Это отношение ещё резче проявляется в таких подробностях:Пандалевский воспитывался где-то в Белоруссии, "на счёт благодетельной и богатой вдовы", "другая вдова определила его на службу", "вообще дамы средних лет охотно покровительствовали Константину Диомидычу..." В добавление Тургенев даёт образцы подхалимской речи Пандалевского {"они ждут к себе нового гостя", - так во множественном числе говорил он о Дарье Михайловне) и рисует коротенькую встречу Пандалевского с крестьянской девушкой, разоблачающую его "сластолюбивую" натуру.

Но с особенной ясностью лиризм Тургенева проявился по отношению к Рудину в тех эмоциональных определениях, разнообразных и противоречивых, какие он даёт своему главному герою.

Правдивость Тургенева-реалиста и чувство ответственности, какое он испытывал, решая вопрос о том, какие люди нужны России, помогли ему стать выше личных симпатий и антипатий и создать в лице Рудина такой обобщающий образ передового дворянина 50-х годов, в верности, типичности и общественном значении которого не сомневались такие современники Тургенева, как Некрасов и Чернышевский В статье "Стихотворения Н. Огарёва", написанной в 1856 году, немного спустя после выхода в свет романа "Рудин", Чернышевский, говоря о новых людях, которые должны встать во главе исторического движения с свежими силами, рассматривает Рудина Как предшественника и учителя этих новых людей. "И те, которые действительно готовы, - говорит Чернышевский, - знают, что если они могут теперь сделать шаг вперёд, то благодаря только тому, что дорога проложена и очищена для них борьбою их предшественников и больше, нежели кто-нибудь, почтут деятельность своих учителей. Онегин сменился Печориным, Печорин - Вельтовым и Рудиным. Мы слышали от самого Рудина, что время его прошло, но он не указал нам ещё никого, кто бы заменил его, и мы ещё не знаем, скоро ли мы дождёмся ему преемника. Мы ждём ещё этого преемника, который, привыкнув к истине с детства, не с трепетным экстазом, а с радостною и любовью смотрит на неё; мы ждём такого человека и его речи, бодрейшей, вместе спокойнейшей и решительнейшей речи, в которой слышалась бы не робость теории перед жизнью, а доказательство, что разум может владычествовать над жизнью и человек может свою жизнь согласить с своими убеждениями".

Тургенев целиком мог бы подписаться под первой частью положений, выдвинутых Чернышевским, - с оценкой Рудина, и только частично, с большими оговорками со второй - с характеристикой ожидаемого преемника Рудина. Тургенев, так же как Чернышевский, ждал этого нового человека, который должен встать во главе исторического движения, но в силу ограниченности своего мировоззрения разошёлся с Чернышевским по вопросу о роли в жизни революционной теории и о возможности владычества разума над -чувством. Это своё -понимание новых людей Тургенев художественно воплотил в образах романа "Отцы и дети", к которому и надо теперь обратиться.

предыдущая главасодержаниеследующая глава







© I-S-TURGENEV.RU, 2013-2020
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://i-s-turgenev.ru/ 'Иван Сергеевич Тургенев'
Рейтинг@Mail.ru
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь