1882 год

8 июня 1882 г. За эту зиму я несколько раз была у Ивана Сергеевича. Меня опять приглашали читать на литературном вечере общества художников, но по различным причинам, о которых здесь не место говорить, я отказалась. Иван Сергеевич был, по-видимому, недоволен этим отказом и немножко посердился на меня. Он давно уже болен; теперь ему, однако, лучше. У него angina pectoris, он лежит все время в постели, и настроение его невеселое и какое-то озлобленное, одним словом, вовсе не похожее на то, что привыкли видеть в нем встречавшиеся с ним люди. Но за нынешнюю зиму ему и пришлось вытерпеть немало. Помимо семейных горестей, глубоко расстроивавших его, ему пришлось еще сделаться мишенью гнуснейших сплетен. Часть из них он передавал мне, и приходилось только удивляться грязной изобретательности лиц, пускавших их в ход. Все это так глубоко действовало на Ивана Сергеевича, что он, никогда никому не отказывавший в своей помощи, стал даже отстраняться от всяких подобных дел <...>

23 декабря 1882 г. Застала я сегодня Ивана Сергеевича опять больным. Опять та же боль в плече, мешающая ему ходить. В продолжение всего времени, пока я у него была, он ни разу не улыбнулся. Первое, что он мне сказал, относилось к повести Н. И. П. - го "Савка":

- У автора бесспорно есть талант, наблюдательность и юмор, но есть много недостатков: он ставит второстепенные лица наряду с главными и теряется в подробностях. Я боюсь, что М. М. Стасюлевич не поместит его рассказа, между тем как Юрьев, издатель "Русской мысли", который сам художник и литератор, поймет, что "Савка" - рассказ, стоящий того, чтобы на него обратить внимание¹. Конечно, не нужно будет претендовать на него, если он что-нибудь выкинет или изменит, - господа редакторы считают за собою это право изменения и урезывания... Они даже и меня и Толстого изменяют<...>

¹ (Речь идет о Н. И. Паевском, за которого впоследствии вышла замуж А. Н. Луканина)

Я удивилась.

- Вот и подите. Послал я М. М. Стасюлевичу рассказ "После смерти" - дело идет о молодом человеке, который влюбился в женщину после того, как она умерла, - это психологический этюд. Ну, Михаил Матвеевич нашел это заглавие слишком lugubre^* и изменил - назвал рассказ именем этой женщины (Клара Милич), а оно и не идет вовсе, потому что она тут лицо вполне второстепенное¹. А Толстой - личность бесспорно крупная - перестал писать, потому что его не хотели печатать без изменений. И вот еще что: публика в этом случае за редакторов. Издатель-редактор хочет, чтобы его журнал придерживался известного направления. Он, в сущности, прав - он знает, чего требует читающая его публика. А теперь нашей публике ни авторитеты, ни художества не нужны: она требует, ищет известной тенденциозности.

^* (мрачным (фр.))

¹ ("Клара Милич" ("После смерти") опубликована в "Вестнике Европы", 1883, № 1)

Я вставила, что ее за это осуждать нельзя.

- Прекрасно, но художественности, искусству тут места уже и нет, и редактор режет, изменяет все, что хочет и как хочет... Мы у них вполне в руках и связаны по рукам и по ногам <...>

Я стала его просить добыть для автора "Савки" какой-нибудь работы, так как знаю, что она ему нужна.

- Если бы вы мне сказали, чтобы я достал птичьего молока, то это было бы легче сделать, чем достать работы теперь. Видите это кресло, на котором я сижу, - оно просижено людьми, приходящими сюда просить работы, которой нет <...>