Романтическое начало и его эволюция в творчестве И. С. Тургенева

Теоретические взгляды Тургенева на романтизм изложены самим писателем в рецензии на перевод М. Вронченко трагедии Гете "Фауст", а также в ряде писем к друзьям. Анализ этих материалов и сопоставление их с творчеством писателя дает основание утверждать, что элементы романтического, образного отражения действительности были свойственны Тургеневу на протяжении всего его творческого пути. Даже во многих реалистических произведениях Тургенева встречаются и гармонируют с их общим строем романтические герои, ситуации, сцены, эпизоды, что давало повод, например, В. В. Виноградову утверждать, будто Тургенев не реалист, а романтик.

Еще в конце 30-х годов Иван Сергеевич проявляет интерес к романтическим произведениям Гете, к его философии, умению наблюдать и изображать гармонию в природе. 4(16) декабря 1939 г. Тургенев пишет Т. Н. Грановскому из Петербурга: "Я все не перестаю читать Гете. Это чтение укрепляет меня в эти вялые дни. Какие сокровища я беспрестанно открываю в нем! Вообразите - я до сих пор не читал "Римских элегий". Какая жизнь, какая страсть, какое здоровье дышит в них!.. Эти Элегии огнем пролились в мою кровь - как я жажду любви!" (П. I, 176). Через 7 лет после этого восторженного отзыва Тургенев поместил в некрасовском "Петербургском сборнике" свой перевод одной из "Римских элегий" Гете.

Как понимал Тургенев романтизм? В письме к А. В. Дружинину от 30 октября (11 ноября) 1856 г., рассуждая о своей повести "Фауст" (1855), он пишет. "Я очень рад, что мой рассказ "Фауст" Вам понравился, - это для меня ручательство; я верю в Ваш вкус. Вы говорите, что я не мог остановиться на Ж. Санд, разумеется, я не мог остановиться на ней так же, как например, на Шиллере; но вот какая разница между нами: для Вас все это направление - заблуждение, которое следует искоренить; для меня оно - неполная истина, которая всегда найдет (и должна найти) последователей в том возрасте человеческой жизни, когда полная истина еще недоступна. Вы думаете, что пора уже возводить стены здания; я полагаю, что еще предстоит рыть фундамент" (П. III, 29).

Совершенно ясно, что "полной истиной" для Тургенева был реализм, вершин которого писатель достиг в своих романах и повестях. Однако романтизация действительности в целях более сильного эмоционального воздействия не только была органически свойственна Тургеневу-художнику, но и теоретически обосновывалась им. Он смотрел на романтизм как на необходимый атрибут молодости народа, общества, отдельного человека, как на средство самоутверждения личности. "Жизнь каждого народа, - писал он в рецензии на перевод М. Вронченко трагедии "Фауст" Гете, можно сравнить с жизнью отдельного человека, с той только разницей, что народ, как природа, способен вечно возрождаться. Каждый человек в молодости своей пережил эпоху "гениальности", восторженной самонадеянности, дружеских сходок и кружков. Сбросив иго предании, схоластики и вообще всякого авторитета, всего что приходит к нему извне, он ждет опасения от самого себя; он верит в непосредственную силу своей натуры и преклоняется перед природой как перед идеалом непосредственной красоты. Он становится центром окружающего мира; он (сам не сознавая своего добродушного эгоизма) не предается ничему; он все заставляет себе предаваться; он живет сердцем, но одиноким, своим, не чужим сердцем, даже в любви, о которой он так много мечтает, он романтик, - романтизм есть не что иное, как апофеоза личности" (курсив мой. - П. П.) (С. I, 220).

В работе "Тургенев и русский реализм" Г. А. Бялый пишет: "Тургенев и сам смолоду, в период ученичества, отдал дань романтическим увлечениям, и это не было случайностью в его литературном развитии. Все сверстники Тургенева прошли примерно тот же путь. Настоящими романтиками со всеми чертами романтических взглядов и даже бытовых манер и привычек были юные Герцен и Огарев, друзья молодости Тургенева. Даже трезвый и положительный И. А. Гончаров в юности сочинял те самые стихи, которые потом приписал своему Александру Адуеву. Это было увлечение целого поколения, которому нужно было пройти через романтизм для того, чтобы уйти от него. Что касается Тургенева, то романтическая предыстория его творчества не прошла для него бесследно"¹

¹ (Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. М - Л., 1962, с. 4)

Романтическую предысторию творчества Тургенева необходимо проследить хотя бы по основным ее вехам; только после этого можно будет говорить о тех специфических средствах романтизации, которые прочно вошли в реалистический метод писателя.

После поражения восстания 1825 г. и казни декабристов в России наступила реакция, что не могло не породить в среде интеллигенции настроений скептицизма и пессимизма. Однако лучшие представители передового дворянства в эти годы продолжали идеологическую борьбу против реакционного режима. Столь противоположные тенденции общественной мысли создавали плодотворную почву для развития в русской литературе различных течений романтизма: сводной стороны, пассивного, реакционного, а с другой - активного, прогрессивного. Позднее, обобщая опыт русской литературы XIX в., Горький писал: "Пассивный романтизм, - он пытается или примирить человека с действительностью, прикрашивая, ее, или же отвлечь от действительности... Активный романтизм стремится усилить волю человека к жизни, возбудить в нем мятеж против действительности, против всякого гнета ее"¹.

¹ (Горький М. Собр. соч. в 30-ти т., т. 2, с. 171)

Реакционному романтизму В. Бенедиктова противостояла деятельность прогрессивных романтиков М. Лермонтова, А. Бестужева-Марлинского, А. Герцена, Н. Огарева. Соответственной была и зарубежная ориентация названных романтиков: одни тяготели к реакционным эстетическим теориям Шатобриана, другие - к мятежному Байрону.

Тургенев очень быстро (под влиянием Белинского) преодолел увлечение стихами Бенедиктова и явно стал ориентироваться на прогрессивный романтизм байроновского толка (поэма "Стено" - 1834), на романтические поэмы Лермонтова и его философскую лирику.

Драматическая поэма "Стено" навеяна байроновским "Манфредом". Уже в эпиграфе звучит мотив "мировой скорби" о том, что люди - "смешенье праха с божеством, равно и праху чуждые и небу". Лирические раздумья главного героя преисполнены философских медитаций о жизни и смерти, о призрачности человеческих деяний:

...О, для чего нам жизнь дана? 
Как сон пустой, как легкое виденье 
Рим перешел... и мы исчезнем так же, 
Не оставляя ничего за нами, 
Как слабый свет луны, когда, скользя 
По глади вод, он быстро исчезает, 
Когда найдет на нее туча... О! 
Что значит жизнь? Что значит смерть? Тебя 
Я, небо, вопрошаю, но молчишь 
Ты, ясное, в величии холодном! 
                    (С. I, 370)

В суровых, торжественно-риторических ритмах поэт воспроизводит величественный римский пейзаж, в котором есть все традиционные атрибуты романтизма: "божественная ночь", луна "печально смотрит на седые стены", "серебристая дымка света", "таинственно склонились кипарисы", "сребрится Тибр":

И Рим лежит, как саваном покрыт; 
Там все мертво и пусто, как в могиле; 
А здесь угрюмо дремлет Колизей, 
Чернеясь на лазури темной неба! 
                    (С. I, 369)

Аналогичная палитра красок повторится и в стихотворении "Вечер", написанном через три года после "Стено": "прощальный блеск зари на небе догорал" "сквозь дымчатый туман вдали скользили челны", старый дуо "маститый царь лесов" склонился "над сонной гладью вод", кругом "все тихо, как в могиле" (C. I, 11). И те же философские размышления о "ночи и мраке", "о тайнах бытия".

Герой поэмы "Стено" страдает от одиночества, безверия и сомнения. Люди с их мелкими, суетными страстями ему опротивели. Мир для него опустел. В природе он видит вечный и безвыходный круговорот ("вечный круг есть твой символ, Природа"). Попав в него, человек, некогда преисполненный сил и надежд, не выдерживает борьбы и, сломленный судьбой, умирает. Как и байроническому герою, Стено присущи высокие помыслы и мятежные порывы: "В моей груди есть мир: теперь он мир страданья, он мог быть миром силы и любви!" (С. I, 389), "Во мне восстало гордое желанье, чтобы никто моих страданий не узнал, и я вступил в борьбу с своей судьбою. И если я паду - тогда узнают люди, что значит воля человека" (С. 1, 392). На эти оптимистические мотивы поэмы "Стено" критика не обращала внимания, приводя обычно лишь известное высказывание П. А. Плетнева о том, что в поэме "все преувеличено, неверно, незрело". А между тем облик тургеневского Стено не только перекликается с героями Байрона - в нем есть черты и романтического героя Герцена - Лициния с его "мучением неизвестности", с его жаждой общественного дела при полном сознании невозможности какой бы то ни было деятельности в условиях последекабристской реакции. Природу глубокого пессимизма людей, подобных тургеневскому Стено, очень хорошо разъяснил Герцен. "Мы живем на рубеже двух миров - оттого особая тягость, затруднительность жизни для мыслящих людей. Старые убеждения, все прошедшее миросозерцание потрясены - но они дороги сердцу. Новые убеждения, многообъемлющие и великие, не успели еще принести плода; первые листы, почки пророчат могучие цветы, но этих цветов нет, и они чужды сердцу"¹.

¹ (Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. III. М., 1954, с. 7)

Подобными настроениями навеяны лермонтовская "Дума", поэма "Мцыри", многочисленные шедевры его лирики. Поэтому не случаен интерес молодого Тургенева к ним. В лирике и поэмах Лермонтова Тургенева привлекало глубокое философское осмысление природы, а также тот субъективный элемент, который является существенным признаком романтического искусства. Тургенев был пленен тем, что Лермонтов, говоря о своем "я" или исповедуясь от имени своего лирического героя, умел сказать о всем человечестве, о его скорбях и радостях, и, следовательно, запечатлеть определенный исторический момент общественной жизни. Все это Тургенев пытался воплотить и в своих произведениях, о чем можно судить, если сопоставить его романтическую поэму "Разговор" (1845) со стихотворениями Лермонтова, с поэмой "Мцыри". Поэтическое таинственно-торжественное вступление к поэме "Разговор" заставляет нас вспомнить философскую лирику Лермонтова, в частности такие его стихотворения, как "Небо и звезды", "Волны и люди", "Когда б в покорности незнания..." и другие, в которых содержатся раздумья о тайнах жизни, о ее неразрешимых загадках:

Один, перед немым и сумрачным дворцом 
Бродил я вечером, исполненный раздумья; 
Блестящий пир утих; дремало все кругом - 
И замер громкий смех веселого безумья. 
Среди таинственной, великой тишины 
Березы гибкие шептали боязливо - 
И каменные львы гляделись молчаливо 
В стальное зеркало темнеющей волны. 

И спящий мир дышал бессмертной красотой... 
Но глаз не подымал и проходил я мимо; 
О жизни думал я, об Истине святой, 
О всем, что на земле навек неразрешимо 
                             (С. I, 102)

Когда Белинский утверждал, что в поэме "Разговор" "слишком заметно влияние Лермонтова"¹, он, по всей вероятности, имел в виду не только то, что вслед за Лермонтовым (и Пушкиным) Тургенев правильно осветил вопрос о "болезни века" - апатии чувств и воли. Влияние распространялось далее: Тургенев так же, как Лермонтов и Пушкин, этой апатии, рефлексии, раздвоенности молодого романтика - "героя времени" противопоставил красоту, цельность, спокойствие, силу и величие вечной природы. У Пушкина в романтических поэмах это величественная природа Кавказа и Крыма, у Лермонтова - эпическое спокойствие космоса:

¹ (Белинский В. Г. Русская литература в 1845 году. - Собр. соч. в 3-х т., т. III. М., 1948, с. 17)

Чисто вечернее небо, 
Ясны далекие звезды, 
Ясны, как счастье ребенка. 
        ("Небо и звезды")

Через всю поэму "Разговор" Тургенев четко и ясно проводит мысль о том, что царствующей в мире неправде, "наглому пиру" людей надо противопоставить великую и прекрасную природу. Ее, спокойную и торжественную в своем величии, нужно любить так, как любит ее поэт:

Но я люблю - любил всегда 
Ночного неба мирный блеск 
И темных волн ленивый плеск, 
Люблю я вечер золотой, 
Лесов задумчивый покой 
И легкий рой румяных туч - 
Луны стыдливый, первый луч, 
И первый ропот соловья - 
И тишину полей... 
       (С. I, 108)

Уже в этих скупых строках ранней тургеневской поэмы можно уловить романтическое восприятие природы, непосредственное и тонкое ощущение ее красоты, которое позднее приведет писателя к созданию таких шедевров, как "Лес и степь" или "Бежин луг".

Однако справедливости ради надо отметить, что несмотря на общность тематики, аналогичную романтическую окраску пейзажа, художественный уровень ранних стихотворений и поэм Тургенева гораздо ниже лермонтовских. Тургенев тогда еще не освободился от подражательности. Ему не были свойственны "свежесть благоухания, художественная роскошь форм, поэтическая прелесть и благородная простота образов, энергия, могучесть языка, алмазная крепость и металлическая звучность стиха, полнота чувства, глубокость и разнообразие идей, необъятность содержания", то есть все то, что В. Г. Белинский считал "родовыми характеристическими приметами поэзии Лермонтова"¹.

¹ (Белинский В. Г. Стихотворения М. Ю. Лермонтова. - Собр. соч. в 3-х т., т. I. М., 1948, с. 653)

В своих ранних поэмах и романтических стихотворениях Тургенев еще не достиг той краткой и единственно необходимой формы, которая могла бы передать глубокую философскую сущность содержания так, как это мы видим в стихотворении Лермонтова "Волны и люди":

Волнам их воля и холод дороже 
Знойных полудня лучей; 
Люди хотят иметь души... и что же? - 
Души в них волн холодней!

В стихотворениях Тургенева-романтика встречаются длинноты, неточные выражения, лишние эпитеты. На это справедливо указывал В. Г. Белинский, отвечая на просьбу Тургенева прочитать корректуру "Разговора".

Например, выписав строки:

И звезды вечные высоко над землею 
Торжественно неслись в надменной тишине

В. Г. Белинский пишет: "Что такое: надменная тишина? - великодушный кисель?.. птица вспугнанная: в русском языке нет глагола вспугать, а есть глагол спугнуть; поставьте: птица спугнутая... А между тем, что за чудная поэма, что за стихи!"¹. Тургенев всегда считался с мнениями Белинского, дорожил его замечаниями, поэтому в окончательном тексте он исправил все места, указанные критиком.

¹ (Белинский В. Г. Собр. соч. и писем, т. XII. М - Л., 1956, с. 247)

Поэма "Разговор" по композиции и ритмике напоминает "Мцыри" Лермонтова: за исключением вступления, обе поэмы построены в форме исповеди и написаны четырехстопным ямбом с одними мужскими рифмами. У Лермонтова это монолог Мцыри, у Тургенева - диалог старика-пустынника с молодым человеком. Анализируя проблематику и поэтику "Разговора", Ю. Ф. Басихин сопоставляет раннюю романтическую поэму Тургенева с романом "Отцы и дети". Он пишет: "В поэме "Разговор" Тургенев ставит вопрос о жизни, об истине, о неразрешенных загадках бытия. Здесь уже намечается важнейшая тургеневская тема - человек и мир с его суровыми законами. Но главное здесь - проблема поколений, отцов и детей, их взаимное непонимание, т. е. одна из ведущих тем всего тургеневского творчества. Поэма "Разговор" написана в форме страстного, почти ожесточенного спора Старика и Молодого человека... В поэме герои представлены как условные символы в аспекте романтического показа противоборствующих страстей и различных типов отношения к жизни"¹.

¹ (Басихин Ю. Ф. "Ранние поэмы" И. С. Тургенева. От стихотворных поэм к романам. Автореф. канд. дис. М., 1969, с. 17)

Исследователь совершенно верно указал на одну из характернейших черт поэтики Тургенева, перешедшую из его романтических произведений в реалистические, а именно преобладание диалога-спора. Его герои - дети своего века, они стремятся осуществить высокие общественные идеалы эпохи. Многим из них это не удается, ибо они заражены болезнью века - рефлексией, которая в романтизме 30-х годов нашла наиболее полное воплощение, в чем убеждают дневники Герцена и его "Лициний", стихи и высказывания Огарева, суждения Белинского о южных поэмах Пушкина и о Лермонтове. Герой "Разговора" - рефлектёр, романтический предшественник "лишних людей" в романах Тургенева. По своему облику и психологии он продолжает характер пушкинского Пленника и в какой-то мере противоположен Мцыри. С Пленником его роднят апатия и разочарование, отсутствие воли к борьбе, хотя эти качества возникали у обоих героев по-разному: у Пленника, по словам Белинского, появилась "дряхлость прежде силы", тургеневский герой - это символ сломленной силы.

Если Пушкин запечатлел в Пленнике "апатию души во время (курсив мой. - П. П.) ее сильнейшей деятельности"¹ (Белинский), то Тургенев стремился сказать об апатии и разочаровании молодого поколения в иную эпоху, когда в атмосфере наступившей последекабристской реакции все свободолюбивые порывы наталкивались на непреодолимые препятствия и угасали. Но Лермонтов в эту же эпоху воссоздал в поэме "Мцыри" иной тип человека, героя сильного, который презирает одиночество, жаждет жизни, "полной тревог", в ком живет "могучий дух его отцов". Оба типа людей - порождение одних и тех же социально-исторических условий. Одним из первых это подметил Герцен, который в своих статьях, дневниках, в романе "Кто виноват?" неоднократно варьировал мысль о том, что 30-е годы породили людей с различной степенью сопротивляемости внешней обстановке: одних обстановка лепит, как воск, и они пассивно примиряются с ней, других она закаляет, усиливает их волю к борьбе, сопротивление препятствиям. Тургеневский герой принадлежит к первому типу, лермонтовский Мцыри - ко второму. Натолкнувшись на равнодушие окружающих, молодой человек не нашел в себе силы к борьбе. Свою слабость он объясняет так:

¹ (Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья шестая. - Собр. соч. в 3-х т., т. III. М., 1948, с. 440)

Я думал: там, в толпе людей, 
Я волю дам душе моей; 
Среди друзей, среди врагов, 
Узнаю сам, кто я таков... 
И за тобой, о мой народ, 
Пойду я радостно вперед - 
И загорится в сердце вновь 
Святая, братская любовь. 
Но что же! вдруг увидел я, 
Что в целом мире для меня 
Нет места; что я людям чужд... 
              (С. I, 119 - 120)

Героем овладевают тоска, подавленное состояние духа, и Старик выносит ему совершенно точный приговор: "В разгаре юношеских сил ты, как старик, и вял и хил..." (С. I, 110).

Если Мцыри, по выражению Белинского, - "огненная душа", "могучий дух", "исполинская натура", "любимый идеал нашего поэта", "отражение в поэзии тени его собственной личности"¹, то герой "Разговора" - преждевременно состарившийся человек, предшественник русских гамлетов, которым будут посвящены повести и первые романы Тургенева.

¹ (Белинский В. Г. Стихотворения М. Лермонтова. - Собр. соч. в 3-х т., т. I. М., 1948, с. 687)

Главная мысль поэмы Тургенева может быть сформулирована следующим образом: если у прежнего поколения была вера в жизнь, в торжество справедливости, то нынешнее поколение вступило в стадию скепсиса и отчаяния. Оно не видит тех живых нитей, которые связывали бы его с народом. "Всякий, кто живет и, следовательно, чувствует себя постигнутым болезнью нашего века - апатиею чувств и воли, при пожирающей деятельности мысли, - всякий с глубоким вниманием прочтет прекрасный, поэтический "Разговор" г. Тургенева. И прочтя его, глубоко, глубоко задумается"¹, - писал Белинский, выразив в этих словах всю идею поэмы.

¹ (Там же, т. III, с. 17)

"Стено" и "Разговор" - чисто романтические поэмы со всеми присущими им атрибутами: главным предметом изображения в них является внутренний мир человека, содержанием - духовные поиски прекрасного, идеального. Большую роль играет субъективность автора. Так как главный акцент сделан на духовной стороне личности, писатель избирает такую поэтическую систему, в которой не важно, соблюдается ли внешнее правдоподобие и верность деталям действительности. Напротив, внешний мир может быть трансформирован в сознании художника, конкретные явления заменены абстрактными и символическими, пропорции изменены. При всем этом жизненная правда не искажается, а следовательно, нет никаких оснований считать романтизм второсортным искусством. Поэтому можно согласиться с Ю. Ф. Басихиным, который, говоря о поэмах "Стено" и "Разговор", подчеркивает, что "в них в предельно романтизированном и обобщенном виде, как бы с птичьего полета, или, говоря словами Пушкина, как "сквозь магический кристалл", даны основные темы и проблемы почти всего будущего творчества Тургенева"¹.

¹ (Басихин Ю. Ф. Ранние поэмы И. С. Тургенева. Автореф. канд. дис. М., 1969, с. 16)

Однако в дальнейшем эти проблемы художник разрабатывает уже не романтическим, а реалистическим методом. В 40-х годах, когда передовые общественные деятели развернули борьбу против романтизма как литературного направления, Тургенев занял свою особую позицию. Не отвергая романтических средств изображения героев, вызванных соответствующей тематикой, он в то же время критиковал романтизм "за равнодушие к насущным социальным вопросам, к жизненно важным задачам, стоящим перед страной"¹. Например, в повести "Андрей Колосов" (1844), столкнув героев романтического и реалистического толка, Тургенев отдает предпочтение последнему, то есть человеку с "ясным, простым взглядом на жизнь". Романтический же герой его симпатий не вызывает. Аналогичную позицию занимает автор в повестях "Три встречи" (1846) и "Бретёр" (1847) по отношению к Лучинову и Лучкову, противопоставляя им Рогачева и Кистера.

¹ (Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. М. - Л., 1962, с. 7)

Романтическое искусство, существовавшее и даже господствовавшее на протяжении нескольких десятилетий в России, не могло не оставить своего следа в художественной литературе. Его формы, средства и приемы писатели использовали и после того, как романтическое направление перестало быть доминирующим и подверглось критике.

В данном случае речь идет по сути уже не о романтизме (как направлении), а о романтике как особом отношении к жизни. Такую романтику мы без труда обнаружим во взаимоотношениях Зинаиды и Владимира в реалистической повести "Первая любовь", в описании ночного свидания Лизы и Лаврецкого, а также музыки Лемма в "Дворянском гнезде", в отдельных эпизодах "Вешних вод", в отголосках истории романтически-загадочной княгини Р. в "Отцах и детях", в том, что одного из главных героев "Нови" - Нежданова писатель назвал романтиком реализма. "Под романтикой, - пишет Г. Н. Поспелов, - разумеется такое идейное утверждение жизни, которое заключает в себе приподнятое эмоциональное стремление личности к возвышенному идеалу"¹. Именно такое понимание романтики было присуще Тургеневу на протяжении всего творчества, о чем свидетельствует его переписка с Т. А. Бакуниной, Полиной Виардо, Е. Е. Ламберт, Ю. П. Вревской, М. Г. Савиной. В период известного "премухинского романа" Тургенев писал Т. А. Бакуниной о любви высшей, идеальной, граничащей с обожествлением. 1 мая 1848 г. в письме к Полине Виардо, говоря о впечатлении, которое природа производит на человека, писатель признавался: "Я без волнения не могу видеть, как ветка, покрытая молодыми зеленеющими листьями, отчетливо вырисовывается на голубом небе" (П. I, 459 - 460). Есть какое-то внутреннее поэтическое сходство между этим весенним пробуждением природы и молодыми тургеневскими героинями, преображающимися под влиянием светлой и облагораживающей любви. Тургеневу вообще свойственно романтическое восприятие природы. Посетив Неаполь в 1840 г., он с восторгом пишет Н. В. Станкевичу: "Но цвет и блеск моря, серебристого там, где отражается в нем солнце, пересеченного долгими лиловыми полосами немного далее, темно-голубого на небосклоне, его туманное сияние около островов Капри и Некия - это небо, это благовонье, эта нега..." (П. I, 182).

¹ (Поспелов Г. Н. История русской литературы XIX века, т. II, ч. 1. М., 1962, с. 5)

В романтической повести "Три встречи" поэтическое, идеализирующее начало выражается главным образом в пейзаже и портрете; диалоги же героев, напротив, выполнены в реалистической манере. Например, описание ночного сада писатель преломляет сквозь романтическое восприятие героя: "Молодые яблони кое- где возвышались над поляной; сквозь их жидкие ветви кротко синело ночное небо, лился дремотный свет луны; перед каждой яблоней лежала на белеющей траве ее слабая пестрая тень. С одной стороны сада липы смутно зеленели, облитые неподвижным, бледно-ярким светом; с другой - они стояли все черные и непрозрачные; странный, сдержанный шорох возникал по временам в их сплошной листве; они как будто звали на пропадавшие под ними дорожки, как будто манили под свою глухую сень. Все небо было испещрено звездами; таинственно струилось с вышины их голубое, мягкое мерцанье; они, казалось, с тихим вниманьем глядели на далекую землю. Малые, тонкие облака, изредка налетая на луну, превращали на мгновение ее спокойное сияние в неясный, но светлый туман..." (С. V, 234 - 235). Все это описание, как видно из дальнейших строи, отражается и в эмоциональном восприятии рассказчика: "Я нагнулся через плетень: передо мной красный полевой мак поднимал из заглохшей травы свой прямой стебелек; большая круглая капля ночной росы блестела темным блеском на дне раскрытого цветка. Все дремало, все нежилось вокруг; все как будто глядело вверх, вытянувшись, не шевелясь и выжидая... Сердце во мне томилось неизъяснимым чувством, похожим не то на ожиданье, не то на воспоминание счастия..." (С. V, 235). Здесь обращает на себя внимание контраст между тихим покоем, гармонией природы и сложным, динамичным комплексом чувств в душе романтически настроенного рассказчика.

В подобной романтической манере в этой повести выдержан и итальянский пейзаж, предваряющий портрет женщины. Здесь тоже ночь, но южная, "не тихая и грустно задумчивая, как у нас, нет! вся светлая, роскошная и прекрасная", с луной, которая "светила невероятно ярко", с "большими, лучистыми звездами", с апельсинными деревьями, па которых виднелись "золотые шары тяжелых плодов" (С. V, 236). На этом поэтическом фоне, не лишенном нескольких реалистических деталей (стук жалюзи, погасший огонь в павильоне), создается романтический портрет женщины, в котором почти каждая черта получает восторженно-эмоциональную оценку рассказчика-романтика: "Как великолепно блеснули... ее большие, темные глаза! какой тяжелой волной упали ее полураспущенные черные волосы на приподнятое круглое плечо! Сколько было стыдливой неги в мягком склонении ее стана, сколько ласки в ее голосе, когда она окликнула меня - в этом торопливом, но все еще звонком шепоте!" (С. V, 237).

Романтизированы и переживания Чулкатурина в повести "Дневник лишнего человека" (1850). Болезненно воспринимая мир, герой ищет приюта, хотя бы временного пристанища. Но всюду он чувствует себя лишним. Его отвергает любимая женщина, оттесняют другие, более решительные люди. Это приводит его к мучительному самоанализу, который выливается в романтические формы (трогательное прощание с садом, мрачное уныние в ожидании смерти и сама эта смерть).

Различные средства романтизации Тургенев использовал на протяжении всего своего творчества. Особенно заметно это в "Записках охотника". В письме Полине Виардо от 26 октября (7 ноября) 1850 г. писатель признавался, что в рассказе "Певцы" он "в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов" (П. IV, 401).

Впечатление от рассказа "Бежин луг" усиливается благодаря искусному соединению реального с элементами сказочного, сверхъестественного. Писатель повествует в романтических красках и о непосредственном восприятии человеком тайн окружающей его природы. Природа в этом рассказе как бы живая сила, которая выступает во всей своей первозданной таинственности, переливаясь бесчисленными красками своего великолепия. Мир таинственный и мир реальный переплетаются в сознании и восприятии юных героев "Бежина луга": огоньки костра, слабое шуршание камыша, плеск рыбы в воде, падающая звезда, лошадиные головы, вырисовывающиеся в темноте... и тут же рассказы о русалке, лешем, домовом, водяном, таинственном белом барашке, заговорившем человеческим голосом, о воскресшем покойнике и разрыв-траве - все это, вместе взятое, кажется крестьянским мальчикам бесспорной реальностью, в которую они верят со всей своей наивностью. Искусно подстраиваясь как художник под наивное детское восприятие, Тургенев в одном месте рассказа даже как будто подтверждает реальность мистического, замечая в скобках об Акулине, которую "испортил водяной": "Я сам не раз встречал эту Акулину" (С. IV, 110), и далее воспроизводит ее реалистический портрет.

Писатель бережно относится к народным поверьям, включающим в себя множество нереальных, выдуманных элементов. Так, он пишет, например, о "протяжном, звенящем, почти стенящем звуке" как об "одном из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят в воздухе и медленно разносятся, наконец, как бы замирая" (С. IV, 102), и эта в сущности романтическая фраза ничуть не ослабляет реалистического звучания всего рассказа. О белом голубке, налетевшем вдруг в отражение костра и исчезнувшем, писатель также говорит как о явлении таинственном, символическом, наводящем Костю на мысль: "не праведная ли это душа летела на небо?" (С. IV, 106).

Все события рассказа изложены так, что импонируют и ночному, таинственному пейзажу, располагающему ко всему страшному, необъяснимому, и романтическому настроению детей, и настроению самого автора- рассказчика, который не только подчеркивает, что он заблудился в темноте (любопытная реалистическая деталь!), но и "вдруг очутился над страшной бездной" (романтический штрих). Эту таинственность Тургенев делает эмоциональным ключом рассказа и нагнетает ее то в виде деталей описания, то в виде философских выводов. Вот некоторые примеры детализации, в которой на первый план выдвигается таинственность: "Летучие мыши уже носились над его (осинника. - П. П.) заснувшими верхушками, таинственно кружась и дрожа на смутно-ясном небе"; "Ночь приближалась и росла, как грозовая туча" (С. IV, 93 - 94); "Большие белые камни на дне лощины, казалось, сползлись туда для тайного совещания" (курсив мой. - П. П.). Им соответствуют и философские размышления автора, вклинивающиеся в повествование и оформленные романтическими средствами: "Темное чистое небо торжественно и необъятно высоко стояло над нами со всем своим таинственным великолепием" (С. IV, 97) (курсив мой. - П. П.); "Бесчисленные золотые звезды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая, по направлению Млечного Пути, и, право, глядя на них, вы как будто смутно чувствовали сами стремительный, безостановочный бег земли..." (С. IV, 107).

Романтика для Тургенева - это форма выражения идейно-эмоционального пафоса. Здесь писатель близок к В. Г. Белинскому, который писал: "В теснейшем и существеннейшем своем значении романтизм есть не что иное, как внутренний мир души человека, сокровенная жизнь его сердца. В груди и сердце человека заключается таинственный источник романтизма; чувства, любовь есть проявление или действие романтизма и потому почти всякий человек - романтик"¹. Интерес Тургенева к "таинственному источнику романтизма", о котором говорит Белинский, особенно заметен в поздних его произведениях: "Песнь торжествующей любви" (1881), "Стихотворения в прозе" (1878 - 1882) и "После смерти" (1883). Здесь романтика не просто сочетается с реализмом, как это было, например, в "Бежином луге", а как бы становится одним из элементов реалистического стиля. Для "таинственных повестей" и "Стихотворений в прозе" весьма характерно чередование сцен бытовых и элементов сверхъестественных. Внутренний мир главных героев "Песни торжествующей любви" и "После смерти" (Муций, Валерия, Клара Милич) рисуется загадочным и таинственным, причем загадочные явления как бы внезапно врываются в обычную, будничную, прозаическую обстановку и романтизируют ее. Любовь, противоречащая высокому нравственному долгу, объясняется здесь как проявление тайных, стихийных сил. Морально-философские проблемы - свобода воли, борьба добра и зла в человеке, чувство и долг - разрешаются в поздних произведениях Тургенева с помощью обращения к ирреальному, сверхъестественному (колдовство Муция, эпизод с таинственной "прядью волос" в повести "После смерти").

¹ (Белинский В. Г. Собр. соч. в 3-х т., т. III. М., 1948, с. 217)

Цель этого художественного приема - та же, что у Гоголя в "Носе" или в "Записках сумасшедшего": с помощью романтической гиперболы рельефнее передать существо реальной действительности.

Романтические элементы весьма ощутимы в "Стихотворениях в прозе", что прослежено в работах Г. Б. Курляндской, а также молодого индийского ученого Банерджи Шьямапада¹.

¹ (Банерджи Шьямапада. Проблемы поэтики позднего Тургенева. Автореф. канд. дис. М.., 1970, с. 292)

Таким образом, романтическое начало, возникнув в ранних произведениях Тургенева, не исчезало из его творчества до последних дней жизни писателя. В эпоху господства романтизма оно проявлялось в образной системе отражения действительности, в создании романтических героев. Когда же романтизм как течение перестал быть доминирующим, Тургенев выступил с развенчанием романтических героев ("Разговор", "Андрей Колосов", "Три портрета", "Дневник лишнего человека"), но не отказался от романтики как приподнятого отношения человека к миру, от романтического восприятия природы ("Три встречи", "Певцы", "Бежин луг"). Романтика как поэтическое, идеализирующее начало стала вклиниваться в его реалистические произведения, эмоционально окрашивая их и становясь основой тургеневского лиризма. Это отмечается и в последний период творчества писателя, где мы сталкиваемся и с романтической тематикой, и с романтическими героями, и с романтическим фоном.