Романы Тургенева о новом герое 60-х годов ("Накануне", "Отцы и дети")
Во второй половине 50-х годов в России положение угнетенных крепостническим режимом масс резко ухудшилось, что привело к значительному росту крестьянских волнений. Недовольство крестьян помещиками находило живой отклик среди революционно настроенной разночинской интеллигенции. Лучшие ее представители - Чернышевский и Добролюбов - подняли знамя борьбы против социальной несправедливости. Они последовательно и непримиримо разоблачали русский либерализм и пропагандировали идею революции. Прибегая к эзоповскому языку, Чернышевский и Добролюбов призывали русский народ к "решительному делу". В статье "Народное дело" Добролюбов, говоря о силе русского народа, о его способности жертвовать личным во имя больших общественных идеалов, во имя освобождения, писал: "Эти же сотни тысяч откажутся от мяса, от пирога, от теплого угла, от единственного армячишка, от последнего гроша, если того потребует доброе дело (курсив мой. - П. П.), сознание в необходимости которого созревает в их душах"1.
1 (Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти т., т. 5, с. 285)
Унаследовав традиции дворянских революционеров 20-х годов, революционные демократы-шестидесятники открыли новый этап освободительного движения в России.
В 1859 - 1861 гг. в стране сложилась революционная ситуация. Боясь революционного взрыва, правительство вынуждено было 19 февраля 1861 г. издать манифест об отмене крепостного права. Но, как известно, эта реформа, проводившаяся крепостниками, не только не имела ничего общего с интересами крестьян, но привела к их ограблению и еще более усилила их зависимость от помещиков. Поэтому борьба крестьян за свои права не ослабевала и после реформы.
В 50 - 60-х годах освободительное движение развивалось и за пределами России: балканские народы восстали против турецкого владычества, в 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше.
Все эти исторические события выдвинули перед русской литературой задачу показать настоящую героическую личность, общественного деятеля, борца за освобождение своей страны от внутреннего и внешнего рабства.
Как художник, быстро откликавшийся на все крупные события современной ему общественной жизни, Тургенев почувствовал необходимость создать образ нового героя, способного сменить пассивных дворянских интеллигентов типа Рудина и Лаврецкого, время которых прошло. Этого нового героя Тургенев находит в среде демократов-разночинцев и стремится описать его с максимальной объективностью в двух романах - "Накануне" (1860) и "Отцы и дети" (1862).
Материалом для романа "Накануне" послужила подлинная история взаимоотношений помещика Каратеева и болгарина Капранова с русской девушкой. В 1855 г. молодой помещик Василий Каратеев - сосед Тургенева по имению в Мценском уезде - влюбился в Москве в девушку, которая склонна была ответить ему взаимностью. Однако познакомившись с яркой личностью - болгарином Катрановым (прототип Инсарова), она предпочла его Каратееву. Полюбив Катранова, девушка уехала с ним в Болгарию, где он и умер. Каратеев же, оставив свои записки об этом факте Тургеневу, отправился на русско-турецкую войну, где вскоре погиб. Записки Каратеева и были положены в основу сюжета "Накануне"; Тургенев их художественно обработал, придав большое значение теме борьбы болгарского народа против турок.
В центре романа - болгарин Инсаров и русская девушка Елена Стахова. История их взаимоотношений - это не только история бескорыстной любви, основанной на духовной общности; личная жизнь Елены и Инсарова тесно переплетается с борьбой за светлые идеалы, за верность большому общественному делу.
Добролюбов не случайно придавал в романе "Накануне" большое значение образу Елены. Он считал ее настоящей героиней, во многом возвышающейся над Натальей Ласунской и Лизой Калитиной; по силе характера он ставил в один ряд с Еленой только Катерину из драмы Островского "Гроза".
Елене свойственна необычайная жажда деятельности, целеустремленность, способность пренебречь мнением и условностями окружающей среды и, главное, непреодолимое стремление быть полезной народу. Умная, сосредоточенная в своих помыслах, она ищет человека волевого, цельного, не пасующего перед препятствиями, видящего в жизни широкую перспективу и смело идущего вперед. Ни молодой ученый Берсенев, ни скульптор Шубин этими качествами не обладают. Оба они влюблены в Елену, оба хорошие люди. Но нет в них того ярко выраженного деятельного начала, которым наделен в избытке Инсаров. И Берсенев и Шубин заурядны. Берсенев умеет уступать во всем другим и ставить себя номером вторым. Люди, подобные ему, могут философствовать о природе и в то же время не чувствовать запаха живого цветка. Берсенев не может быть героем времени.
Но и скульптор Шубин, которому, как всякому художнику, свойственно творческое горение, не мог удовлетворить стремления Елены к широкой общественной деятельности. Елена быстро почувствовала, что за экстравагантностью и темпераментностью молодого ваятеля не кроется настоящей силы и что его дилетантское воодушевление исчезнет при первом же столкновении с жизнью. И вот она впервые слышит об Инсарове как о человеке, который хочет освободить свою родину. Она не видела еще этого человека, но с воодушевлением говорит о нем: "У него, должно быть, много характера... Освободить свою родину!.. Эти слова даже выговорить страшно, так они велики..." (С. VIII, 52 - 53). Встретив Инсарова, она не меняет своего мнения о Берсеневе и Шубине, но видит, насколько Инсаров выше их, ярче как личность, глубже и значительнее. Инсаров привлекает Елену именно потому, что он деятелен, что он борец за высокие идеалы. Тургенев подробно рассказывает о том, как выработался в Инсарове характер общественного деятеля, что толкнуло героя на путь борьбы за освобождение родины.
Сын болгарского купца, родом из города Тырнова, Дмитрий Инсаров рано познал горе. Когда Дмитрию исполнилось семь лет, его мать пропала без вести. Вскоре ее нашли зарезанной; по слухам, она была похищена и убита турецким агой. Отец Инсарова в порыве мести ранил агу и был за это расстрелян турками. Пробыв некоторое время у соседей, Дмитрий попал к тетке в Киев, где прожил 12 лет и хорошо изучил русский язык.
Двадцатилетним юношей, не боясь преследований, он вернулся на родину, побывал в родных ему городах - Тырнове и Софии, исходил почти всю Болгарию вдоль и поперек. Испытав много невзгод, Инсаров глубоко сочувствовал своим порабощенным согражданам. Он твердо решил бороться против их угнетателей - турок. Но для этого надо было учиться. И вот после двухлетнего пребывания на родине он едет в Москву, изучает русскую историю, право, политическую экономию, переводит болгарские песни и летописи на русский язык, собирает материалы о восточном вопросе. Он вырабатывает в себе волю, настойчивость и непреклонность в достижении поставленной цели, привычку никогда не менять уже принятых решений. Инсаров глубоко любит свою родину. При одном упоминании о ней "все существо его как будто крепло и стремилось вперед, очертание губ обозначалось резче и неумолимее, а в глубине глаз зажигался какой-то глухой, неугасимый огонь" (С. VIII, 55). Великая и благородная любовь Инсарова к Болгарии, ненависть его к поработителям своей родины изумляли русских.
Елена, ожидавшая увидеть в Инсарове что-то "фатальное", прочла в его выразительных и честных глазах прямоту, спокойную твердость характера и веру в задуманное им дело. И "ей не преклониться перед ним хотелось, а подать ему дружески руку". Шубин, вначале неприязненно относившийся к Инсарову, признал его здравый и живой ум и всем существом своим почувствовал в нем настоящего героя: "Он с своею землею связан - не то, что наши пустые сосуды, которые ластятся к народу: влейся, мол, в нас, живая вода!" (С. VIII, 60), - заключает Шубин.
Инсаров спешит на свою родину в тревожное и опасное время, он бредит идеей освобождения Болгарии даже перед самой смертью. Инсаров умирает, но дело его продолжают болгарские патриоты, Рендич, Елена. О торжестве идеалов Инсарова свидетельствует тот факт, что Елена после его смерти пишет из Болгарии домой: "Уже нет мне другой родины, кроме родины Д." (т. е. Дмитрия. - П. П.).
Включившись в идейный спор о положительном герое эпохи, Тургенев романом "Накануне" говорил русскому обществу, что России нужны не дельцы типа гончаровского Штольца, не самодовольные чиновники вроде Куриатовского, отвергнутого жениха Елены, а деятели, подобные Инсарову, смелые, честные и бескорыстные люди, не жалеющие собственной жизни в борьбе за освобождение своего народа. Таких людей Тургенев тогда еще не видел в России: "Нет еще у нас никого, нет людей, куда ни посмотри, - говорит Шубин. - Все - либо мелюзга, грызуны, гамлетики, самоеды, либо темнота и глушь подземная, либо толкачи, из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные! А то вот еще какие бывают: до позорной тонкости самих себя изучили, щупают беспрестанно пульс каждому своему ощущению и докладывают самим себе: вот что я, мол, чувствую, вот что я думаю. Полезное, дельное занятие! Нет, кабы были между нами путные люди, не ушла бы от нас эта девушка, эта чуткая душа, не ускользнула бы, как рыба в воду!" (С. VIII, 142). Не случайно Тургенев заставляет Шубина дважды многозначительно спрашивать Увара Ивановича: "Когда ж наша придет пора?", "Когда у нас народятся люди?". Этим вопросом и раздумьем о нем заканчивается роман.
И либерал Тургенев и революционный демократ Добролюбов допускали возможность появления русских Инсаровых. На вопрос: "когда они появятся?" Добролюбов отвечал: "Канун недалек от следующего за ним дня: всего-то какая-нибудь ночь разделяет их!.."1.
1 (Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти т., т. 6, с. 140)
Тургеневу же этот канун представлялся более продолжительным. Но главное разногласие между Тургеневым и Добролюбовым было не столько в этом, сколько в понимании сущности самого героя "следующего дня".
Тургеневский Инсаров - это борец не столько за социальное преобразование общества, сколько за национальное освобождение страны. Он говорит: "Заметьте: последний мужик, последний нищий в Болгарии и я - мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель!" (С. VIII, 68) (подразумевалось освобождение Болгарии от турок).
Добролюбов же связывал появление русских Инсаровых с решением социальных задач, с осуществлением революционных идеалов. Для Тургенева русский Инсаров мог быть просто умеренно-прогрессивным деятелем. Для Добролюбова - это революционер.
Мысль о русских Инсаровых как о революционера Добролюбов высказал в своей статье ярко и резко, однако цензура бесцеремонно исключила из нее все места, важные в политическом отношении, то есть трактующие о "деле", об освобождении родины, о деятеле. Так, например, был вычеркнут абзац: "...теперь в нашем обществе есть уже место великим идеям и сочувствиям, и ...недалеко то время, когда этим идеям можно будет проявиться на деле"1. Цензор опустил и заключение статьи, содержащее политический прогноз критика: "Тогда в литературе явится полный, резко и живо очерченный, образ русского Инсарова. И не долго нам ждать его: за это ручается то лихорадочное мучительное нетерпение, с которым мы ожидаем его появления в жизни. Он необходим для нас, без него вся наша жизнь идет как-то не в зачет, и каждый день ничего не значит сам по себе, а служит только кануном другого дня. Придет же, он, наконец, этот день!"2.
1 (Там же, с. 138)
2 (Там же, с. 140)
Статья Добролюбова о романе "Накануне" (появившаяся в "Современнике", № 3 за 1860 год) с ее революционными выводами послужила поводом к окончательному разрыву Тургенева с журналом "Современник" - оплотом революционной демократии. Прочитав эту статью в рукописи, Тургенев не согласился с ее основными положениями (особенно с трактовкой образа Инсарова) и не хотел, чтобы она вышла в свет. Он попросил Некрасова не печатать статью Добролюбова в "Современнике" даже после того, как она подверглась основательной цензорской правке. Некрасов не согласился удовлетворить просьбу Тургенева. Тогда Тургенев поставил вопрос резко: "Я или Добролюбов?". Некрасов предпочел Добролюбова. Это был повод к уходу Тургенева из "Современника".
Рис. 2. И. С. Тургенев в редакций 'Современника'. Слева направо - стоят: Л. Н. Толстой, Д. В. Григорович; сидят: И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, А. В. Дружинин, А. Н. Островский
Оставив передовой демократический журнал, связанный со светлым именем Белинского, журнал, в котором были напечатаны лучшие произведения Тургенева ("Записки охотника", "Рудин", "Дворянское гнездо"), писатель глубоко задумался над проблемой положительного героя эпохи. Жизненные наблюдения убеждали Тургенева, что демократы, с которыми он идейно разошелся, - большая и растущая сила, которая уже проявила себя во всех областях общественной деятельности. Тургенев почувствовал, что именно из демократической среды должен выйти ожидаемый всеми герой. Роман "Отцы и дети" Тургенев и посвятил образу русского разночинца-демократа 60-х годов.
В статье "Лев Толстой, как зеркало русской революции" Ленин писал: "...если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях"1. Опираясь на это высказывание, можно утверждать, что Тургенев, как действительно великий художник, не мог не отразить в своих произведениях некоторых существенных сторон революционно-демократического движения 60-х годов.
1 (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 206)
"Отцы и дети", - писал Салтыков-Щедрин, - были плодом общения его (Тургенева. - П. П.) с "Современником"1.
1 (Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч., т. XVIII. М. - Л., 1933 - 1941, с. 343)
Тургенев с большой художественной силой отразил в романе "Отцы и дети" реальную идейную борьбу 60-х годов между двумя противоположными политическими группировками, их лидерами. В центре романа он поставил демократа-просветителя 60-х годов, материалиста-естественника.
Анализ философских, политических, научных и эстетических взглядов Базарова (как представителя лагеря демократов) и представителей лагеря либералов в романе дает основание утверждать, что Тургенев в основном верно отразил политический смысл идейной борьбы 60-х годов.
Философские взгляды главного героя романа представляют сложный синтез материализма Чернышевского - Добролюбова и весьма распространенного в те годы вульгарного материализма. Как материалист, Базаров признает существующую вне нас и независимо от нашего сознания объективную реальность, вызывающую наши ощущения. Он исповедует теорию утилитарности: "Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным". В этом утверждении тургеневского героя отразилась философия Чернышевского, который писал: "...только то, что полезно для человека, признается за истинное добро"1. Однако взгляды Базарова во многом и отличаются от взглядов Чернышевского.
1 (Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. VII. М., 1950, с. 288)
Как последовательный сенсуалист, Чернышевский видел диалектичность перехода от ощущения к мысли. Базаров, напротив, этой диалектичности не понимает. Он недооценивает роль сознания как высшей формы организованной материи и переоценивает ощущения. Он даже склонен весь процесс познания мира свести к ощущениям, которые считает единственным источником познания: "Принципов вообще нет - ты об этом не догадался до сих пор! - говорит он Аркадию, - а есть ощущения. Все от них зависит" (С. VIII, 325).
Непоследовательность, механистичность мышления Базарова проявилась в том, что он абсолютизирует ощущения: "Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? - тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут". "Я придерживаюсь отрицательного направления - в силу ощущения" (С. VIII, 325), что он отождествляет явления общественные с явлениями природы: "Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой" (С. VIII, 277). Эти высказывания Базарова достоверно отражают мысли вульгарных материалистов Фогта и Бюхнера и их русских последователей. Смешение двух видов материализма - последовательного и вульгарного - в 60-х годах было не виной, а бедой ряда философов и публицистов. Это смешение допускал даже такой крупный немецкий материалист, как Фейербах. Не исключена возможность, что и Тургенев не видел четкой грани между этими двумя видами материализма, поэтому он и запечатлел их нерасчлененно. По всей вероятности, это имел в виду Герцен, когда упрекал Тургенева: "Вообще, мне кажется, что ты несправедлив к серьезному, реалистическому, опытному воззрению - и смешиваешь его с каким-то грубым, хвастливым материализмом..."1.
1 (Письмо Герцена к Тургеневу от 9(21) апреля 1862 г. - Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. XXVII, кн. 1. М., 1963, с. 217)
Политические взгляды Базарова принято считать революционными. И сам Тургенев в письме к К. К. Случевскому 14 (26) апреля 1862 г. утверждал: "...и если он называется нигилистом, то надо читать: революционером" (П. IV, 380). В какой мере справедливо это писательское утверждение?
Отождествлять нигилизм с революционностью не следовало бы уже по одному тому, что исторически он предшествовал появлению подлинных русских революционеров. Это тонко подметил П. Кропоткин, который писал: "...нигилизм, с его декларацией прав личности и отрицанием лицемерия был только переходным моментом к появлению "новых людей"1.
1 (Кропоткин П. А. Записки революционера, т. 1. Спб., 1906, с. 270 - 271)
Современник Тургенева И. А. Гончаров, отмечая заслугу автора "Отцов и детей" в создании образа Базарова, в то же время указывал на незрелость нигилизма ("нарезался, как молодой месяц") и на то, что "тонкое чутье автора угадало это явление"1. Наконец, в XX веке критик-марксист В. В. Боровский подробно обосновал взгляд на Базарова как на предтечу революционеров, как на переходный тип.
1 (Гончаров И. А. Необыкновенная история. - В кн.: Русские писатели о литературном труде, т. 3. Л., 1955, с. 90)
В политических взглядах Базарова обнаруживаются лишь отдельные черты, присущие лидерам демократического движения 60-х годов: отрицание тех же общественных устоев (аристократизм, "принсипы", парламентаризм, адвокатура), против которых боролись революционные Демократы (см., например, статью "Из Турина" Н. А. Добролюбова - "Современник", 1861, № 3)1, резкая критика либерализма, ненависть к феодалам - "барчукам проклятым", наконец, стремление "место расчистить" для будущей жизни. Все эти отдельные черты, вместе взятые, позволяют причислить Базарова к типу новых людей. Однако они еще не дают полного и цельного облика революционера, каким он выкристаллизовался позднее и был в действительности.
1 (Кропоткин П. Записки революционера, т. 1. Спб., 1906, с. 270 - 271)
Если учесть, что не революционный путь, а реформизм Тургенев считал перспективным и единственно правильным и приемлемым для России, можно понять, почему образ демократа-разночинца 60-х годов получился у Тургенева еще более сложным и противоречивым, чем образ "лишнего человека" в романе "Рудин". Эта сложность проявляется во взглядах Базарова на народ, науку, искусство. С одной стороны, тургеневский герой ощущает свою кровную связь с народом: его дед землю пахал; крестьянские мальчишки к нему привязались; слуги чувствуют в нем своего брата, а не барина. Тургенев был прав, когда писал: "Он честен, правдив и демократ до конца ногтей". С другой стороны, Базаров порой как будто даже презирает народ, относится к нему иронически, и народ, в свою очередь, платит ему той же монетой. Например, Базаров говорит: "Мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке" (С. VIII, 245), "добрые мужички надуют твоего отца всенепременно" (С. VIII, 236). Разговор Базарова с мужиком в конце романа свидетельствует об их полной взаимной отчужденности. И мужик заключает: "Известно, барин; разве он что понимает?".
Для того, чтобы объяснить критическое отношение тургеневского Базарова к народу, необходимо вспомнить преисполненные мудрости слова В. И. Ленина о Чернышевском: "Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: "Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы". Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения"1.
1 (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 107)
В конце 50-х и в начале 60-х годов демократы-разночинцы (Чернышевский, Некрасов, Н. Успенский) стали сурово и требовательно критиковать народные предрассудки, рабскую покорность масс, их забитость, пассивность, долготерпение. Н. А. Некрасов, обращаясь к народу, восклицает: "...чем был бы хуже твой удел, когда б ты менее терпел?". Критика пассивности народа дана и в поэме "Коробейники". Рассказы Н. Успенского "Змей", "Обоз", "Хорошее житье" и другие, в которых раскрыта правда о горькой крестьянской доле, о суевериях и предрассудках, отравляющих народное сознание, Н. Г. Чернышевский считал программными для "Современника" и посвятил им статью "Не начало ли перемены?".
На фоне всех этих фактов можно утверждать, что в суровом и требовательном отношении Базарова к народу кроется подлинная любовь к нему, горячее стремление просветить его. На вопрос Павла Петровича: "Стало быть, вы идете против своего народа?" - Базаров отвечает: "А хоть бы и так?.. Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним?" (С. VIII, 244). Здесь герой высказывает мысли, присущие большинству демократов-просветителей 60-х годов.
Критика Базаровым отсталости и пассивности народа рождена искренним стремлением разночинца-демократа пробудить и просветить народ, вывести его из рабского, приниженного состояния. Но почему же он называет мужика таинственным незнакомцем? Почему они не понимают друг друга? Почему демократ Базаров "возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора", который будет жить в белой избе, в то время, когда из него, Базарова, "лопух расти будет"? Почему в финале романа герой приходит к выводу: "Я нужен России... Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?" (С. VIII, 396). Такой скепсис и неверие в будущее народа отнюдь не были присущи революционным демократам Чернышевскому и Добролюбову. Здесь сказалась классовая тенденциозность Тургенева.
Ему, либералу-постепеновцу, стороннику реформ революционный путь разночинцев-демократов 60-х годов казался заблуждением, а люди, которые пошли по этому пути, даже если они умны, привлекательны, честны, подобно Базарову, представлялись исторически обреченными, трагическими фигурами. Вот почему писатель заставил своего Базарова во второй половине романа поступиться рядом убеждений, пересмотреть свои общественные взгляды, и в том числе отношение к народу.
В образе Базарова воплощены черты русского естествоиспытателя-материалиста: в 60-е годы естествознание и материализм в представлении передовой демократической интеллигенции сливались воедино.
Естественнонаучные взгляды героя - отражение реальных взглядов выдающихся русских естественников- материалистов, деятельность которых Тургеневу была хорошо знакома.
Научные эксперименты Базарова, анатомирование лягушек, вызвавшие резкие нападки и насмешки консервативных кругов русской общественности, - не плод досужего авторского вымысла, а обобщение конкретных жизненных фактов. Известно, например, что отец русской физиологии И. М. Сеченов, материалистический подход которого к явлениям природы формировался под непосредственным влиянием русских философов шестидесятников, производил свои опыты именно с лягушками и что его книга "Физиология нервной системы" появилась в результате многочисленных исследований головного мозга лягушки. В отчете Академии наук говорилось об открытии Сеченовым "центров в головном мозгу лягушки, задерживающих рефлексы", о "дополнительных опытах автора", которые "подтвердили верность его прежних воззрений", и признавалось, что "вопрос о ходе нервных волокон, соединяющих передние и задние конечности у лягушки, решен автором остроумно и в высшей степени удовлетворительно"1.
1 ("Отечественные записки", 1867, № 8, с. 95)
Базаров - экспериментатор. Он в такой же мере враг абстрактной, оторванной от жизни, науки, как и идеалистической, умозрительной философии. Когда в VT главе романа Павел Петрович спрашивает его: "Значит, вы верите в одну науку?". Базаров отвечает: "Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука - наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, звания; а наука вообще не существует вовсе" (С. VIII, 219).
В противовес абстрактной науке Базаров ратует за науку прикладную, конкретную. Он смеется над медициной своего отца, которая отстала от жизни и ничем не отличается от гадания на кофейной гуще. Он борется за освобождение научной мысли от мертвящей косности и рутины, от заплесневелых традиций и признает медицину, которая базируется на новом материалистическом учении.
Поставив в центре романа человека из идейно противоположного ему лагеря, Тургенев, хотя и признавал силу и значение Базарова, однако не мог ему симпатизировать во всем. Так, писатель не соглашается с базаровским отрицанием искусства. Чем вызвано это отрицание? Базаров отвергает искусство не потому, что видит в нем победу фантазии над человеческой волей, а потому, что оно несправедливо было поставлено некоторыми поэтами и критиками 50 - 60-х годов выше насущных гражданских и политических задач, которые в то время следовало разрешить в первую очередь.
Ко времени выхода в свет тургеневского романа на страницах либеральных журналов наблюдались попытки искусственно приостановить усилившуюся тягу молодежи к вопросам общественным и политическим и направить ее интересы в область "чистого искусства". В ответ на это передовые и прогрессивные писатели активно выступили против теории "искусства для искусства". Кроме того, в бурные 60-е годы возник целый ряд серьезных проблем (освобождение крестьян, просвещение народа, изучение естественных наук), требовавших неотложного и эффективного разрешения. Сторонники различных идеологических направлений старались, каждый по-своему, поставить какие-то из этих проблем на первый план, сделать их ведущими.
Так, либерал Степан Трофимович Верховенский в романе Достоевского "Бесы" восклицал, что "Рафаэль и Шекспир выше освобождения крестьян, выше химии, выше молодого поколения". Естественно, что люди, принадлежащие к молодому поколению, занимающиеся естествознанием и ратующие за освобождение крестьян, не могли примириться с таким чрезмерным возвышением искусства над насущными жизненными вопросами. И потому они рассуждали примерно так: "Если Рафаэль, которого вы так превозносите, выше всего, что наиболее дорого нам, во что мы верим и за что боремся, то в таком случае ваш Рафаэль гроша медного не стоит". Так и сказал Базаров. И это вполне естественная реакция представителя молодого поколения на попытку фетишизировать искусство. Конечно, Базаров резок, он не задумываясь, опрокидывает пьедестал, вместо того, чтобы объяснить и доказать, что должно быть на нем в данное время и почему. Этим, между прочим, объясняется в какой-то мере и отрицательное отношение Базарова к Пушкину, хотя есть и другое объяснение. Пушкину поклонялись все: и сторонники "чистого искусства" (Фет, Боткин, Анненков, Дружинин) и демократы (Добролюбов, Некрасов). Для одних Пушкин был в эти годы знаменем "искусства для искусства", для других - поэтом жизни действительной. Сторонники "чистого искусства" ценили его как автора романтических поэм и элегий, которые они, произвольно и неверно отрывая от действительности, истолковывали идеалистически; для представителей же гражданской поэзии и критиков, унаследовавших традиции Белинского, Пушкин был дорог и значителен, в первую очередь, как автор вольнолюбивых стихов, "Капитанской дочки", "Истории села Горюхина", то есть произведений явно социального звучания, которые никак невозможно истолковать в отрыве от действительности. Пользуясь недолгим "золотым десятилетием" своего торжества (50-е годы), П. В. Анненков, А. В. Дружинин выдавали Пушкина за поэта "чистого искусства". Исторически объясним тот факт, что, выступая против эстетски теорий, созданных вокруг творчества Пушкина, демократы не сумели противопоставить этим теориям Пушкина как "поэта жизни действительной". Напротив, в пылу полемики демократы типа Писарева, возражая сторонникам "чистого искусства", атаковали и творчество Пушкина. Так поступает и герой тургеневского романа.
В романе "Отцы и дети" разоблачается обнаружившаяся в условиях общественного подъема дряблость, беспомощность русского либерального дворянства, бесплодность его реформаторской деятельности. В образе Павла Петровича Кирсанова Тургенев отразил некоторые черты, весьма типичные для тех представителей дворянской интеллигенции, которые в 60-е годы уже расстались со своими былыми либеральными иллюзиями и перешли на консервативные позиции (по определению Ленина, это "консервативные либералы"). Николай Петрович Кирсанов и его сын Аркадий - разновидности умеренных либералов.
Не случайно об этом разграничении писал один из либеральных критиков журнала "Отечественные записки": "Павел Петрович Кирсанов - это "Русский вестник", а брат его, Николай Петрович - это вы сами, то есть "Отечественные записки". Что ж касается до Аркадия, то... как ни совестно мне говорить о самом себе, нс согласитесь, что не могу ж я не признать в этой пошленькой фигуре собственного моего отдела"1.
1 ("Отечественные записки", 1862, № 3, с. 130)
Тургенев подвергает критике всю либеральную программу Павла Петровича, его принципы и убеждения, начиная с так называемых политических свобод и кончая его взглядами на дуэль. Консерватизм либералов 60-х годов проявился в том, что вся их жизнь была холодным, рабским служением принципу: "Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принсипов, ...принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя" (С. VIII, 216) - таково глубокое убеждение Павла Петровича. К чему же сводятся эти принципы?
Во-первых, это многоречивая проповедь прогресса, конституции, гласности, так называемой политической свободы, проповедь, которая по сути была фальшивой игрой в демократизм.
Во-вторых, к "принсипам" Павла Петровича относятся его аристократизм на английский манер и бездумное низкопоклонство перед всем заграничным. Павел Петрович произносит дифирамб английскому аристократизму: "...я уважаю аристократов - настоящих. Вспомните, милостивый государь, ...английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее" (С. VIII, 241).
В-третьих, Павел Петрович Кирсанов возводит в принцип открытое преследование материалистических идей. В V главе романа он иронически замечает о естественнонаучных опытах Базарова: "В принсипы не верит, а в лягушек верит" (С. VIII, 217), в VI же главе презрительно говорит о современных ему ученых-естественниках: "А теперь пошли все какие-то химики да материалисты" (С. VIII, 219).
Наконец, в-четвертых, в систему "принсипов" Павла Петровича входит отстаивание старых дворянских понятий чести (дуэль).
В образе умеренного либерала Николая Петровича Тургенев отразил типичные для либералов реформизм, лавирование, стремление приспособиться к демократии, "к новым условиям жизни", к новым отношениям в деревне. Николай Петрович, не в пример своему брату, очень тепло и приветливо встречает Базарова. Если Павел Петрович, увидев Базарова, спросил довольно грубовато: "Кто сей?" или "Этот волосатый?", то Николай Петрович, наоборот, рассыпается перед Базаровым в любезностях: "Душевно рад, - начал он, - и благодарен за доброе намерение посетить нас...". "Надеюсь, любезнейший Евгений Васильевич, что вы не соскучитесь у нас..." (С. VIII, 200). В X главе, подслушав слова Базарова о том, что он (Николай Петрович) добрый малый, но "человек отставной" и "его песенка спета", Николай Петрович говорит в тот же день брату: "Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем" (С. VIII, 239). И далее идет признание умеренного либерала, приспосабливающегося к новым условиям и все-таки отвергнутого демократами: "Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня по всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, - а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета" (С. VIII, 239).
Разница между консервативным и умеренным либералом сказывается, между прочим, в их отношении к этому базаровскому приговору. Николай Петрович судит более трезво. Он со вздохом замечает: "Да брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди", то есть складывать оружие перед демократией. Павел Петрович настроен более воинственно, он реагирует совсем по-иному: "Ну, я так скоро не сдамся, - пробормотал его брат. - У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую" (C. VIII, 240).
Тургенев со всей реалистической беспощадностью показывает, что кроется за либеральными фразами Николая Петровича, раскрывает результаты его реформаторской деятельности: мужики не платят оброка, наемные работники портят сбрую, хозяйство скрипит, как немазаное колесо, трещит и разваливается по всем швам. Приказчика Николай Петрович вынужден был сменить, лес продать. Автор изображает картины обнищания, бедности народа: "пруды с худыми плотинами", деревеньки с "до половины разметанными крышами", "покривившиеся молотильные сарайчики", опустелые гумна, разоренные кладбища, мужички "обтерханные, на плохих клячонках" и т. д. Разве можно после всего этого верить либеральным фразам Николая Петровича о том, что он "крестьян устроил, ферму завел"? Разве не иронически звучат его слова: "Меня по всей губернии красным величают"?
Бессилие предпринять что-либо решительное свойственно и молодому либералу-прогрессисту Аркадию: "Нет, подумал Аркадий, небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?..." (С. VIII, 205). Ни Аркадий, ни братья Кирсановы не знают, как исполнить преобразования. Вот в каком смысле надо понимать слова Тургенева о том, что его роман направлен против дворянства как передового класса.
В образе Аркадия Кирсанова Тургенев разоблачает фальшивый демократизм умеренных либералов 60-х годов, их тактику.
На протяжении всего романа Аркадий подделывается под Базарова, выдает себя за правоверного демократа и нигилиста. Но часто он забывает об этой роли и обнажает свою истинную либеральную сущность. Не случайно Базаров называет его "мякенький, либеральный барич". В романе развенчивается беспринципность, бесхребетность Аркадия, отсутствие у него определенных убеждений. Тургенев почти ничего не говорит о будущем Аркадия, однако все поведение героя дает основание предполагать, что он, как сказал Писарев, будет рафинированным Маниловым.
Таким образом, Тургенев и в изображении либералов преодолевал свои классовые симпатии и рисовал в основном верную картину жизни.
"Отцы и дети" - яркий образец социально-психологического романа. Большие социальные проблемы, волновавшие русскую общественную мысль в 60-х годах и достоверно отраженные Тургеневым в "Отцах и детях", поставили этот роман и в политическом и в художественном отношениях выше других романов писателя. Композиционное отличие "Отцов и детей" от предыдущих романов заключается в том, что, следуя жизненной правде, Тургенев переносит центр тяжести на коллизии, раскрывающие социальную проблематику, в результате чего любовная интрига отодвигается почти до середины романа (XIV - XVIII главы при общем количестве 28).
Завязка интриги в "Отцах и детях" относится к XIV главе. Ни в одном из других романов Тургенева нет такой запоздалой завязки. Любовная интрига в романе настолько компактна, что укладывается всего в пяти главах (XIV - XVIII), хотя роль ее немаловажна. Это, в свою очередь, влияет на размещение ее отдельных частей, сближает завязку с кульминацией и кульминацию с развязкой (XVIII глава романа). Вторая композиционная особенность "Отцов и детей" сказалась в развитии сюжета. Он не только развивается медленно и плавно, но и сопровождается авторскими отступлениями и предысториями героев (например, предыстория Павла Петровича, Николая Петровича, Одинцовой). Значительную роль в романе играют второстепенные персонажи (например, Ситников, Кукшина): они оттеняют серьезность главного героя. Если Базаров - типичный представитель молодого поколения, то Ситников и Кукшина - жалкие подражатели, усвоившие лишь внешние признаки нигилизма, но выдающие себя за представителей передовой молодежи. Не случайно Салтыков-Щедрин назвал их "вислоухими и юродствующими", "новыми Колумбами, неустанно отыскивающими принципы в мире яичницы и ерунды"1.
1 ("Современник", 1864, № 3, с. 45)
Вокруг "Отцов и детей" в журналах 60-х годов разгорелась ожесточенная полемика. Позиция "Русского вестника" и "Отечественных записок" сводилась к тому, что, признав жизненность тургеневского героя, журналы подвергли сомнению полезность его деятельности, а подчас квалифицировали эту деятельность как вредную и опасную, подрывающую устои общества. Наиболее ярко эту мысль выразил М. Н. Катков в статьях "Роман Тургенева и его критики" (1862, № 5) и "О нашем нигилизме" (по поводу романа Тургенева) (1862, № 7). Отрицая классовую борьбу вообще и прикрываясь флагом надпартийности, Катков утверждал, что "дети" отличаются от "отцов" только возрастными, физиологическими признаками; что нигилизм - общественная болезнь, с которой надо бороться путем усиления "охранительных начал"; что занятия "новых людей" естественными науками - дело несерьезное и праздное; наконец, что "Отцы и дети" ничем не отличаются от целого ряда антинигилистических романов.
Демократические журналы разошлись в оценке тургеневского романа: "Современник" и примкнувшая к нему "Искра" увидели в романе "Отцы и дети" клевету на демократов-разночинцев; "Русское слово" и "Дело" положительно оценили Базарова. Точка зрения "Современника" представлена была в статьях М. Антоновича - критика, который в данном вопросе отступил от эстетики революционных демократов Чернышевского и Добролюбова, впал в противоречие с их отзывами о Тургеневе как о великом художнике. Вопреки эстетическим принципам Чернышевского и Добролюбова, Антонович подменял при анализе романа то, что фактически в нем отражено, тем, что, по его мнению, хотел сказать автор.
В статьях "Асмодей нашего времени", "Промахи", "Лжереалисты", "Современные романы" и других Антонович отрицал жизненную важность, социальную значимость и даже художественную ценность романа "Отцы и дети", приравнивал его к ретроградному роману бездарного писателя В. Аскоченского. Критик превратно толковал образ Базарова, называя героя обжорой, болтуном, циником, пьянчужкой, хвастунишкой, жалкой карикатурой на молодежь, а весь роман - клеветой на молодое поколение.
Антонович не увидел того четкого классового размежевания между демократами и либералами, которое всегда отмечали Чернышевский и Добролюбов, а потому и разделил героев романа на "отцов" и "детей" по возрастному признаку. Критик договорился до того, что автора "Отцов и детей" назвал родоначальником антинигилистических романов.
Но справедливость требует отметить, что Антонович высказал и ряд верных положений о замысле тургеневского романа, о роли искусства в общественном воспитании человека и об отношении Базарова к искусству. В отличие от Каткова он признавал серьезными и полезными занятия демократов-шестидесятников естественными науками.
Рис. 3. Д. И. Писарев
Точка зрения "Русского слова" наиболее ярко отразилась в статьях Д. И. Писарева "Базаров", "Реалисты" (первоначально статья называлась "Нерешенный вопрос"), "Мыслящий пролетариат", "Посмотрим!". Ее в основном разделял и Герцен в статье "Еще раз Базаров" (1868). Вслед за Чернышевским и Добролюбовым, в отличие от Антоновича, Писарев считал главной задачей критики анализ идей произведения, степень их соответствия жизненной правде. Сняв с Базарова обвинение в карикатурности, критик глубоко объяснил положительное значение героя романа, подчеркнул жизненную важность и социальную роль Базаровых. Он утверждал: "Наш теперешний литературный реализм не выписан из заграницы в готовом виде, а формируется у нас дома"1. Отграничив роман "Отцы и дети" от антинигилистических романов Клюшникова, Писемского, Лескова и других, Писарев в то же время сблизил его с романом Чернышевского "Что делать?".
1 ("Русское слово", 1864, № 9, с. 2)
Однако Писарев допустил и ошибочные положения: недостаточно глубоко веря в революционные возможности народа, он оправдывал базаровскую индиферентность по отношению к народу; критик недооценивал роль эстетики в жизни и влияние искусства на чувства человека; нечетко представлял себе классовое размежевание "отцов" и "детей" И все же, несмотря на эти ошибочные положения, Писарев с большей объективностью, чем другие критики, подошел к роману и глубоко вскрыл ее проблематику.
Итак, в романе "Отцы и дети" запечатлены существенные черты передового человека эпохи 60-х годов. И хотя писатель наделил своего героя изрядной долей скептицизма и пессимизма, заставил его во второй половине романа поступиться прежними убеждениями и попасть в плен отрицаемой им романтики, роман объективно показывает, насколько огромна, выражаясь словами Горького, "сила сопротивления живого материала личному произволу художника", его классовым симпатиям и антипатиям. На протяжении всего романа классовая тенденция автора преодолевалась обобщающей силой художника. Замысел Тургенева корректировался жизнью, и правда жизни в конце концов побеждала.
Базаров, по словам Герцена, все-таки подавил собой и пустейшего человека с душистыми усами, и размазню отца и бланманже Аркадия. Это явилось результатом огромной обобщающей силы тургеневского художественного творчества.