Первый этап (6/18 августа 1860 г. - 30 июля/11 августа 1861 г.) - создание основного текста романа

Первые упоминания о замысле романа "Отцы и дети" относятся к августу 1860 г. Как видно из писем М. А. Маркович (9/21 июля и 25 июля/6 августа) и Н. Я. Макарову (1/13 августа 1860 г.), Тургенев выехал из Парижа в Англию 26 июля (7 августа), несколько дней пробыл в Лондоне, а 31 июля (12 августа) уже был на о. Уайт, в Вентноре¹. 6 (18) августа он впервые сообщает Е. Е. Ламберт из Вентнора о романе "Отцы и дети": "Я начал понемногу работать; задумал новую большую повесть - что-то выйдет?" (П. IV, 116).

¹ (См.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. М. - Л., 1962; Письма, т. IV, с. 106, 112, 113-114, примечания - с. 490, 492)

В Вентноре, на о. Уайт, Тургенев начал писать свой роман. 24 августа (5 сентября) писатель переехал в Париж. Как видно из писем А. А. Фету, Е. Е. Ламберт и К. Н. Леонтьеву, настроение у Тургенева осенью 1860 г. было довольно грустным, и этот отпечаток грусти нашел свое отражение в романе. Так, А. А. Фету он пишет в конце августа о нападках молодых критиков из "Современника" на его роман "Рудин", на поэта А. И. Подолинского, поэта и музыкального критика Д. Ю. Струйного (псевдоним Трилунный), высказывает печальные мысли о том, что старшее поколение писателей вытесняют молодые: "Судя по отзывам так называемых молодых критиков, пора и мне подать в отставку из литературы. Вот и мы попали с Вами в число Подолинских, Трилунных и других почтенных отставных майоров! Что, батюшка, делать? Пора уступить дорогу юношам. Только где они, наши наследники?" (П. IV, 125). Отзвуки этих мыслей есть в X главе "Отцов и детей", где Николай Петрович говорит своему брату: "- Вот как мы с тобой... в отставные люди попали, песенка наша спета" (С. VIII, 239), или Павел Петрович замечает: "Вот вам нынешняя молодежь! Вот они - наши наследники!" (С. VIII, 248).

В письме Е. Е. Ламберт 21 сентября (3 октября) 1860 г. писатель сообщает: "Я затеял довольно большую вещь и очень был бы рад, если б мне удалось написать ее в течение зимы" (П. IV, 134). О замысле "довольно большой вещи" Тургенев пишет и К. Н. Леонтьеву 21 сентября (3 октября) 1860 г., сопровождая свое сообщение пессимистическими рассуждениями: "Нашему брату, ветерану накануне полной отставки, уже трудно измениться: что у нас вышло плохо, того не исправишь; что удастся - того не повторишь. Нам остается одно, о чем должно думать: уметь замолчать вовремя... А что я, как вы пишете, стал с некоторых пор грустным, в этом нет ничего удивительного; мне скоро 42 года, а я не свил себе гнезда, не упрочил себе никакого местечка на земле: веселого в этом мало" (П. IV, 136). В тексте Парижской рукописи "Отцов и детей" в напутствии, которое Базаров дает Аркадию при прощании с ним, вычеркнуты слова: "Свое гнездо, помни свое... Ни одна галка не сидит на краюшке чужого гнезда" (л. 214). 30 сентября (12 октября) 1860 г. Тургенев сообщает П. В. Анненкову: "...план моей новой повести готов до малейших подробностей - и я жажду за нее приняться. Что-то выйдет - не знаю, но Боткин, который находится здесь (в Париже), весьма одобряет мысль, которая положена в основание. Хотелось бы кончить эту штуку к весне, к апрелю месяцу и самому привезти ее в Россию" (П. IV, 137).

К началу октября писатель порывает с "Современником", он просит И. И. Панаева не помещать его в числе сотрудников этого журнала и что роман "Отцы и дети" уже назначен в "Русский вестник" (письмо И. И. Панаеву 1/13 октября 1860 г.) (П. IV, 139).

Работа над романом, по-видимому, шла очень вяло и медленно, так как в октябрьских и ноябрьских письмах 1860 г. А. И. Герцену, Е. Е. Ламберт, Я. П. Полонскому, А. А. Фету, Н. Я. Макарову, Е. Я. Колбасину Тургенев жалуется на отсутствие вдохновения, на "гнусный парижский воздух", который ослабляет воображение. 12 (24) октября он пишет А. И. Герцену: "Я принялся за работу - но сначала она идет безобразно туго" (П. IV, 143), а 31 октября (12 ноября) Е. Е. Ламберт: "К работе моей я пока приступаю довольно вяло. В голове все материалы готовы - но еще не вспыхнула та искра, от которой понемножку все должно загореться. Задачу я себе задал трудную - и более обширную, чем следовало бы по моим силам, которые не созданы на большие дела. Буду стараться елико возможно" (П. IV, 149).

Таким образом, Тургенев только с 1 декабря (н/ст.) 1860 г. всерьез принялся за работу и к 10 декабря написал около трети романа (П. IV, 162, 166, 167, 169). Писатель рассчитывал закончить свой роман в феврале 1861 г. и в письме 7 (19) декабря 1860 г. уверял в этом М. Н. Каткова: "Согласно Вашему желанию, извещаю Вас, что уже треть новой моей повести написана - (размером она будет от 10 до 11 печатных листов) и что если работа так же будет продолжаться, - к концу февраля рукопись будет к Вам отправлена через П. В. Анненкова... Я так занят моей работой, что никого почти не вижу и не в состоянии Вам передать никаких интересных новостей, которые бы Вы уже не читали в газетах" (П. IV, 167).

К концу 1860 г. Тургенев окончательно разошелся с "Современником", о чем он пишет А. И. Герцену 28 декабря 1860 г. (9 января 1861 г.): "С "Современником" и Некрасовым я прекратил всякие сношения" (П. IV, 176). Однако, несмотря на это, писателя интересуют петербургские демократические журналы, в частности "Искра", о которой он пишет: "Она поддерживает в моем носе запах петербургской жизни, а это важно" (П. IV, 182); он стремится как можно больше узнать о жизни петербургской молодежи. В ответ на письмо П. В. Анненкова от 29 декабря 1860 г. (10 января 1861 г.), в котором Анненков, критикуя петербургское общество, писал об "отсутствии всякой нравственной связи и идеи" в нем (П. IV, 532), Тургенев 7 (19) января 1861 г. замечает: "Но описание ваше нравственного состояния петербургской жизни есть capo d'opera. Размышляя о нем, начинаешь понимать, как в разлагающемся животном зарождаются черви. Старый порядок разваливается, и вызванные к жизни брожением гнили - выползают на свет божий разные гниды, в лицах которых мы - к сожалению - слишком часто узнаем своих знакомых..." (П. IV, 181). Нетрудно догадаться, что в данном случае Тургенев имел в виду людей, подобных Ситникову и Кукшиной, то есть мутную пену на гребне демократической волны.

В феврале 1861 г. у Тургенева возникает мысль о предварительном опубликовании одной главы из "Отцов и детей" в "Русской речи" - двухнедельном журнале, издававшемся в Москве в 1861 - 1862 гг. графиней Е. В. Салиас де Турнемир и Е. М. Феоктистовым.¹ (13) февраля 1861 г. он пишет Феоктистову из Парижа: "Я могу Вам прислать для "Р<усской> р<ечи>" отдельную главу романа, над которым я теперь сижу; глава эта представляет нечто вроде самостоятельного целого1 - но для этого... необходимо согласие Каткова..." (П. IV, 196). Согласовав с Катковым вопрос о предварительном опубликовании главы романа в "Русской речи", Тургенев 8 (20) марта 1861 г. высылает ее через редакцию "Русского вестника" Е. М. Феоктистову (П. IV, 196, 208, 539, 548 - 549). Графиня Е. В. Салиас де Турнемир не пожелала принимать "милости" из рук М. Н. Каткова, который был ей неприятен, и в результате глава из "Отцов и детей" в "Русской речи" опубликована не была (П. IV, 548, 552).

¹ (Всего вероятнее, что речь шла о XII главе (соответствующей печатным главам XII и XIII, в которых изображены в сатирическом плане псевдонигилисты Ситников и Кукшина). Именно эта глава "представляет нечто вроде самостоятельного целого")

В то время, когда Тургенев написал уже почти половину романа, в Петербурге готовилось обнародование Манифеста об освобождении крестьян (как известно, он был подписан 19 февраля ст. ст., а обнародован 5 марта). Тургенев возлагал большие надежды на готовящуюся реформу. 15 (27) февраля он писал П. В. Анненкову: "Когда мое письмо к вам дойдет, вероятно, уже великий указ - указ, ставящий царя на такую высокую и прекрасную ступень, - выйдет. О, если бы вы имели благую мысль известить меня об этом телеграммой. Но во всяком случае, я твердо надеюсь, что вы найдете время описать мне вашим энциклопедически-панорамическим пером состояние города Питера накануне этого великого дня и в самый день (П. IV, 198). П. В. Анненков исполнил просьбу Тургенева и в письме от 6 (18) марта 1861 г. описал день 5 марта в Петербурге.

Благодаря своим либерально-реформистским иллюзиям Тургенев с неприязнью относился к революционному преобразованию общества, поэтому вполне естественно, что когда с 13 по 15 февраля ст. ст. 1861 г. в Царстве Польском происходили политические демонстрации, закончившиеся расстрелом их участников, Тургенев писал Е. Е. Ламберт: "В Париже распространился слух, будто в Варшаве вспыхнул бунт. Сохрани нас бог от эдакой беды! - Бунт в Царстве может только жестоко повредить и Польше и России, как всякий бунт и всякий заговор. Не такими путями должны мы идти вперед. Надеюсь, что этот слух окажется ложным. - А в странное и смутное время мы живем. Приглядитесь к тому, что везде делается... Никогда разложение старого не происходило так быстро. А будет ли лучше новое - бог весть!" (П. IV, 201). В этих словах отражено все: и страх дворянина-либерала перед революцией, и понимание того, что старый мир рушится безвозвратно, и надежда на реформу, и тревога по поводу будущего.

Желание увидеть собственными глазами, как Манифест осуществляется в России, ускорило приезд Тургенева на родину. "Мысль о предстоящей поездке и о пребывании в России, - пишет он 10 (22) марта 1861 г. Л. Н. Толстому, - меня занимает почти постоянно; я уже вижу - духовным оком - себя с Фетом, Борисовым - ас нынешнего дня и с Вами, в наших полях и рощах и деревянных домиках; представляется мне охота и пр. и пр." (П. IV, 209). В следующем письме Л. Н. Толстому (14/26 марта) Тургенев сообщает о своем романе "Вся штука застряла на половине" - и обещает прочитать ее Толстому, "но едва ли скоро" (П. IV, 216). В период с 22 марта (3 апреля) и по 19 (31) мая 1861 г. Тургенев прерывает работу над романом в связи с предстоящим переездом из Парижа в Россию. 22 марта (3 апреля) он пишет П. В. Анненкову: "Работа моя совсем приостановилась; окончу ее, бог даст, в деревне" (П. IV, 218).

21 апреля (3 мая) 1861 г. Тургенев выехал из Парижа через Мюнхен и Берлин в Россию. В Петербург, где его 5 дней (с 24 по 29 апреля) ждал Е. Я. Колбасин и так и не дождался в обещанный срок, писатель приехал 30 апреля (12 мая) 1861 г., пробыл там всего 5 дней и 5 (17) мая выехал в Москву. Поездка из Москвы в Спасское была настолько поспешной, что Тургенев не выполнил своего обещания перед Л. Н. Толстым и не заехал к нему в Ясную Поляну. 9 (21) мая Тургенев уже был в Спасском. В письме Е. Е. Ламберт 19 (51) мая из Спасского он сообщает: "Я принялся за свою работу - и она подвигается" (П. IV, 236). Любопытно, что и в этом письме Тургенев приводит свои старые, грустные воспоминания: "Жизнь вся в прошедшем а настоящее только дорого, как отблеск прошедшего..." (П. IV, 236 - 237). О том, что он занят окончанием романа, Тургенев пишет также Я. П. Полонскому 21 мая (2 июня), М. А. Маркович 22 мая (3 июня) (П. IV, 241, 246). Наряду с окончанием романа в Спасском происходило и переписывание его набело для "Русского вестника" и для П. В. Анненкова (то есть создавался текст будущей Парижско-Спасской рукописи-беловика, превратившегося позднее в рабочий экземпляр).

7 (19) июня 1861 г. Тургенев пишет П. В. Анненкову: "Я постараюсь вам. переслать первую (переписанную) половину моего романа. Разумеется, вы должны мне сказать всю правду" (П. IV, 255). П. В. Анненков в письме 29 июня (11 июля) 1861 г. благодарит Тургенева, замечая, что перспектива романа его "интригует до крайности" (П. IV, 572).

14 (26) июня писатель сообщает Е. Я. Колбасину и М. Н. Лонгинову о близком окончании работы над романом (см. П. IV, 260, 261). 15 (27) июня 1861 г. Тургенев пишет из Спасского Е. Ламберт: "Я поеду через Петербург в самом начале сентября или даже в конце августа; увижу Вас непременно и, вероятно, прочту Вам или дам прочесть мое новое произведение, которое приближается к концу. Теперь я сам никакого суждения о нем не могу иметь: я знаю, что я хочу сказать - но я решительно не знаю, сколько мне удалось высказать... Автор никогда не знает - в то время, как он показывает свои китайские тени - горит ли, погасла ли свечка в его фонаре. Сам-то он видит свои фигуры - а другим, может быть, представляется одна черная стена" (П. IV, 263). 10 (22) июля Тургенев извещает П. В. Анненкова о том, что его работа "быстро подвигается к концу" и что он раздумал посылать, как обещал раньше, первую часть, так как уже почти готовы обе части, и автору не хотелось бы подвергать свою работу "впечатлениям и суждениям вразбивку" (П. IV, 269 - 270).

19 (31) июля Тургенев пишет Е. Ламберт: "Вы как-то изъявили желание знать, что делается с моим романом. Он приближается к концу - главные все узлы уже распутаны - и я надеюсь, недели через две, вкусить единственную отраду литературной жизни - то есть написать последнюю строчку. Не могу Вам, при всем желании, сказать, какое мое собственное мнение о нем; знаю только, что он мне стоил больше труда, чем все, что я написал доселе. - Но ведь это не ручательство в том, удался ли он мне. Это только доказательство, что я взялся за трудную задачу" (П. IV, 274).

6 (18) августа 1861 г. Тургенев в двух письмах (П. В. Анненкову и Е. Е. Ламберт) сообщает об окончании романа. Анненкову Тургенев пишет: "Мой труд окончен наконец: 30 июля (в т. IV "Писем" ошибочно напечатано: 20 июля. - П. П.) написал я блаженное последнее слово. Работал я усердно, долго, добросовестно; вышла длинная вещь (листами двумя печатными длиннее "Дворянского гнезда"). Цель я, кажется, поставил себе верно, а попал ли в нее - бог знает" (П. IV, 277). В том же письме Тургенев обращается к своему неизменному литературному советчику с просьбой: "А отсюда выезжаю около 25-го и, передавая рукопись Каткову, непременно потребую, чтобы он дал вам ее прочесть (так как, вероятно, раньше ноября эта вещь не явится), а вы непременно напишите мне подробную критику в Париж - poste restante. Так как у меня будет черновая тетрадь, то мне можно будет сделать нужные изменения и выслать их заблаговременно в Москву" (П. IV, 278). Е. Ламберт Тургенев сообщил коротко: "...доложу Вам, что я на днях кончил мою <повесть> и теперь занят окончанием переписки" (П. IV, 279).

О дате отправки рукописи "Отцов и детей" из Спасского в "Русский вестник" Тургенев приводит в письмах противоречивые сведения: Е. Я. Колбасину он сообщает 8 (20) августа 1861 г.: "Роман я свой кончил и отдал Каткову в Москве" (П. IV, 280). П. В. Анненкову же он пишет 28 августа (9 сентября), т. е. через 20 дней: "Моя повесть будет вручена Каткову с особенной инструкцией..." (П. IV, 283). По всей вероятности, как это можно заключить из воспоминаний П. В. Анненкова, рукопись была отправлена в "Русский вестник" в конце августа (начале сентября н. ст.), и Катков ее получил 26 августа (7 сентября) 1861 г. 29-го августа (10 сентября) 1861 г. Тургенев выехал из Спасского в Москву, а затем в Петербург и оттуда в Париж.

Первые впечатления о романе, высказанные А. А. Фетом и Е. Е. Ламберт, были отрицательными. И Тургенев с нетерпением ждал отзыва П. В. Анненкова. Он пишет своему советчику 26 сентября (8 октября) 1861 г. из Парижа: "Что же это вы, батюшка, П<авел> В<асильевич>", изволите хранить такое упорное молчание - когда вы знаете, что я во всякое время, и теперь в особенности, ожидаю ваших писем" (П. IV, 290). Как раз в этот же день П. В. Анненков отправил Тургеневу свое письмо, в котором содержался подробный критический разбор "Отцов и детей".

Так завершился первый этап работы Тургенева над романом. Можно сделать вывод: когда создавался основной текст романа, Тургенев избегал разговоров о его содержании. Он писал своим друзьям и о трудности поставленной перед ним задачи, и о количестве написанных глав, и о возможных сроках окончания работы, но уклонялся от главного - от объяснения замысла и основной идеи, от высказывания своего отношения к роману (он любил повторять: "Сам никакого суждения о нем не могу иметь", "Не могу Вам, при всем желании, сказать, какое мое собственное мнение о нем" и проч.). И все же, несмотря на это, переписка 1860 - 1861 гг. проливает некоторый свет на умонастроение писателя в то время, в большинстве писем (особенно в письмах Е. Е. Ламберт) прорывается пессимистическое предощущение больших перемен, связанных с крушением старого мира, угасанием "дворянских гнезд", выходом крестьян из повиновения своим помещикам и т. д. Тургеневу незачем было заимствовать эти пессимистические мысли ни у Паскаля, ни у Шопенгауэра, ибо они были навеяны живой русской действительностью. Ощущение пессимизма и бесперспективности еще более усилилось после реформы 1861 г., когда развеялись иллюзии и надежды, которые писатель возлагал на Манифест, и он стал понимать, что происходит в русской деревне. Такое умонастроение не могло не наложить известный отпечаток на изображение художником дворянской линии романа, что выразилось в чувстве обреченности у героев "Отцов и детей" - Николая Петровича и Павла Петровича.

С другой стороны, Тургенев, оставив передовой журнал "Современник", с волнением наблюдал, как в нем формируется грозная и неумолимая сила в лице революционных демократов. Его тревожило ее спокойное и неуклонное восхождение. 1ургеневу представлялось, что это восхождение было временным, и поэтому он старался подчеркнуть в своем романе конечную обреченность своих сильных антагонистов.

Есть все основания полагать, что уже на первом этапе работы Тургенев двойственно относился к главному герою романа - с одной стороны, он видел в нем своего идейного противника, с которым предстояла борьба, с другой стороны, не мог не ощущать в нем огромной силы.

Прав А. Батюто, который, анализируя Парижскую рукопись "Отцов и детей", пишет: "Тургенев не может ни окончательно осудить Базарова, ни всецело стать на его сторону. Не может не потому, что малодушно хитрит или не знает, что же такое в сущности Базаров и базаровщина, а потому, что не в силах разобраться в своем крайне противоречивом, но искреннем отношении к новому общественному явлению"¹. Вполне естественно поэтому, что писатель не мог ничего определенного по существу сказать и своим друзьям.

¹ (Батюто А. И. Парижская рукопись романа И. С. Тургенева. "Отцы и дети".- "Русская литература", 1961, № 4, с. 75)