Московский и Петербургский университеты

В 1833 году, закончив обучение в частных пансионах, совсем еще юный Тургенев поступил на словесное отделение философского факультета Московского университета.

К этому времени Московский университет уже стал центром передовой русской мысли. В его стенах в конце двадцатых - начале тридцатых годов объединились юноши, считавшие себя наследниками декабристов.

По свидетельству Герцена, учившиеся с ним студенты мечтали, что в Московском университете свершатся их надежды, что здесь они бросят семена, положат "основу союзу".

"Мы были уверены, - писал он, - что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней" (4, 117).

Именно они, эти юноши, как утверждал тот же Герцен, первыми в России "приподняли голову" (5, 35) и ими одними тогда только и существовала "Россия будущего" (5, 32).

Герцен писал: "...они пронесли через все царство мертвых душ, на молодых плечах своих, кивот, в котором лежала будущая Россия, ее живую мысль, ее живую веру в грядущее..." (7, 347) и ими, "этими детьми, ошеломленная Россия начала приходить в себя" (5, 35).

Со всех сторон в "опальный университет" вливались юные силы России, и в "его залах они очищались <...> приходили к одному уровню, братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее" (4, 107).

С огромным вниманием следили студенты Московского университета за событиями, происходившими тогда в России и во всем мире. Восстание в Польше, Июльская революция 1830 года во Франции, холерные бунты, прокатившиеся по всей Европе, - все, что несла история, несло время, способствовавшее подъему передовой русской мысли, формировало и их сознание. Настроение политического вольномыслия захватывало все более широкие круги.

Захватило оно и студента Тургенева. В Московском университете он испытал впервые благотворное влияние передовых идей Белинского, Герцена и Огарева.

И хотя в годы студенчества Тургенева они уже покинули университет и он не был еще знаком лично с этими сеятелями добра и правды, брошенные ими семена уже тогда запали в его душу. Под сводами университета он впервые услышал отзвуки их пламенных речей. Именно здесь началось приобщение Тургенева к миру революционных идей. Он увлекся идеями Великой французской революции XVIII века.

Из автобиографической повести "Лунин и Бабурин" мы узнаем, что в студенческие годы Тургенев восхищался судьбой таких ее деятелей, как Мирабо и Робеспьер, Фикье-Тенвиль и Шалье (XI, 187 - 188).

Позднее он говорил, что как раз в те годы приобрел "весьма свободные, чуть не республиканские убеждения" (XIV, 12) и даже считал себя республиканцем.

Известно, что с поэтом И. В. Станкевичем - главой русских просветителей - Тургенев в Московском университете был едва знаком. Он не бывал и в мезонине небольшого домика в одном из тихих арбатских переулков на встречах друзей юного поэта, которые не только обсуждали высокие гуманистические и нравственные проблемы, но и задумывались над современным тяжелым положением России, над ее будущим.

Однако на подобных дружеских сходках студентов Тургенев, несомненно, присутствовал не раз, и ему прекрасно были известны и атмосфера товарищества, царившая на них, и чувства, сближавшие и роднившие их участников. Он сам их пережил и испытал

Иначе разве мог бы он с такой необыкновенной правдивостью, как отмечал Н. Г. Чернышевский, изобразить в романе "Рудин" все происходившее на этих встречах, все перечувствованное их участниками...

Всю свою жизнь помнил Тургенев, как сходились тогда они, пять-шесть юношей.

В небольшой бедной комнатке горела одна сальная свеча. Они пили прескверный чай со старыми-престарыми сухарями. А в глазах у каждого был восторг, и щеки пылали, и сердце билось, и говорили они о боге, о правде, о будущности человечества, о поэзии! Утром расходились они, тронутые, веселые, честные, с какой-то приятной усталостью на душе...

Да, часто вспоминал Тургенев такие сходки и не в одном "Рудине" рассказал о них.

Он знал - то время но пропало даром.

Но это была для него и тяжелая пора - пора, как он сам ее определил, "болезни роста" (XV, 199). В развитии юношеского сознания Тургенева в те годы не все шло гладко. Противоречивые чувства часто терзали его. Сомнения... Сомнения и отрицания... Сомнения и тоска... Иногда завладев его душой, они не давали ему покоя.

А когда в октябре 1834 года неожиданно умер отец Тургенева, еще совсем нестарый, полный сил человек, это событие заставило юношу еще глубже задуматься о жизни и смерти, о судьбе человека, о его месте в бесконечном круговороте природы.

Эти мысли и все пережитое тогда Тургеневым нашло отражение в его ранних лирических стихотворениях, а также в его первом большом произведении - драматической поэме "Стено".

Образ мятежного байроновского Манфреда стоял перед Тургеневым, когда он сочинял ее. В этой романтической поэме он изобразил человека, который оказался в положении, аналогичном тому, в каком находились передовые люди России, пережившие страшную трагедию поражения декабристов.

Смелый духом и полный благородных стремлений, герои этой поэмы Стено не находил применения своим силам. Но жить в мире зла, не борясь с ним, такие люди, как Стено, не могли - они погибали.

Сам Стено не был виновен в своей трагической судьбе - он стал жертвой сил, господствующих в мире зла и несправедливости.

На примере этого гордого и смелого человека Тургенев сумел показать и обреченность одиноких борцов, которым не на кого было опереться, сумел показать слабость индивидуализма.

В монологах своего героя шестнадцатилетний юноша поставил самые актуальные вопросы - о смысле жизни и предназначении человека, вопросы, которые стремились разрешить тогда в своих произведениях и Лермонтов и Белинский.

В "Стено" отразилось и настроение разочарования, характерное для того времени, когда крушение на практике освободительных идеалов декабристов тяжело переживалось всеми передовыми людьми.

В этой юношеской поэме Тургенев подошел к изображению "духа анализа и исследования", составлявшего, но утверждению Белинского, "дух нашего времени"¹.

¹ (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч. в 13-ти т., т. VI, М., Изд-во АН СССР, 1953 - 1959, с. 267. В дальнейшем все ссылки на статьи и письма Белинского даются по этому изданию сокращенно в самом тексте. (Римскими цифрами обозначен том, арабскими - страница.))

Белинский писал: "...наш век есть век сознания, философствующего духа, размышления, "рефлексии". Вопрос - вот альфа и омега нашего времени <...>

Поэтому рефлексия (размышление) есть законный элемент поэзии нашего времени, и почти все великие поэты нашего времени заплатили ему полную дань: Байрон в "Манфреде", "Каине" и других произведениях; Гёте особенно в "Фаусте"; вся поэзия Шиллера по преимуществу рефлектирующая, размышляющая" (IV, 518 и 520).

"Заплатил" эту дань своему веку и Тургенев. Впервые в "Стено". И для него время "детских восторгов прошло" и наступило время мысли.

Переехав в 1834 году из Москвы в Петербург, Тургенев перевелся на филологическое отделение философского факультета Петербургского университета, из которого вышел в 1837 году со званием кандидата.

Здесь он по-прежнему уделял много времени поэтическому творчеству, занимался переводами пьес. Известно, что в этот период он перевел "Отелло" и "Короля Лира" Шекспира, "Манфреда" Байрона.

Впервые литературные сочинения Тургенева были опубликованы в 1838 году в журнале "Современник". В № 1 появилось его стихотворение "Вечер", а в № 4 - стихотворение "К Венере Мидицейской".

Интерес к театру, возникший у Тургенева очень рано, в эти годы еще более усилился.

В 1836 году он присутствовал на двух знаменитых премьерах: в Александрийском театре - на "Ревизоре" Гоголя и в Мариинском - на опере Глинки "Жизнь за царя" ("Иван Сусанин").

В Москве он видел М. С. Щепкина в грибоедовском "Горе от ума".

Огромную роль в приобщении Тургенева к театральному искусству сыграл и великий Мочалов. В дни юности Тургенев не раз бывал свидетелем его преисполненной высокого вдохновения игры. Он любил его искусство, так полно отразившее время романтической скорби и романтической окрыленности.