В изгнании

Летом того же года Тургенев прибыл в имение Спасское-Лутовиново, доставшееся ему после смерти матери в 1850 году.

Здесь началась теперь для него пора уединенной жизни.

Тургенев поселился во флигеле, который сохранился до наших дней и известен под названием "флигель изгнанника".

Хозяйственными делами в имении ни до, ни после смерти матери Тургенев, можно сказать, не занимался. Из его письма к С. А. Венгерову известно, что, вступив во владение имением, он сразу же отпустил всех дворовых на волю, а пожелавших того крестьян перевел на оброк.

Тургеневу очень повезло: в это время в главном доме усадьбы жила семья Н. Н. Тютчева, которого он знал еще в сороковые годы как сотрудника "Отечественных записок" и человека, близкого к кругу Белинского. Тютчев взял на себя все заботы по управлению имением.

Жена Тютчева, Александра Петровна, была умной, образованной и "свободной духом" женщиной. Очень радовало Тургенева и то, что она увлекалась музыкой. С этими милыми людьми Тургенев делил свой досуг после работы и охотничьих походов.

Он писал С. Т. Аксакову: "...много занимаюсь музыкой - т. е., говоря правильнее, занимаюсь тем, что слушаю музыку. Жена живущего у нас Тютчева и сестра ее много играют в четыре руки. Бетговен, Моцарт, Мендельсон и Вебер - наши любимцы" (П. II, 171).

В период своего изгнания Тургенев увлекался и шахматами. "Играю в шахматы с соседями или даже один, - рассказывал он тому же Аксакову, - разбираю шахматные игры по книгам. От упражненья я достиг некоторой силы" (П., II, 171).

Много счастливых часов провел писатель тогда в своей прекрасной библиотеке, состоявшей более чем из пяти тысяч томов, среди которых были книги очень древних и редких изданий. В ее состав входила и библиотека Белинского, недавно приобретенная Тургеневым. Она была особенно ценна собранием русских журналов.

Очень рано, внезапно и круто наступила в тот год зима. Метели и вьюги, снежные заносы заставляли поневоле сидеть дома.

"Я еще не умер, - шутливо писал Тургенев А. А. Краевскому, - но глубокое уединение, в котором я живу, дает мне некоторое понятие о той тишине, которая нас ожидает за гробом. Впрочем, я не жалуюсь. Я ни одного мгновенья до сих пор не чувствовал скуки, работаю и читаю" (П, II, 84 - 85).

Много работая, Тургенев осуществлял теперь те планы, о которых еще 13 мая 1852 года, находясь на "съезжей", сообщал своим друзьям. "В деревне меня ожидает охота! - писал он тогда. - Затем я постараюсь привести в порядок мои дела; буду продолжать свои очерки о русском народе<...> Я стану работать над своим романом, тем с большей свободой мысли, что не буду думать о прохождении его через когти цензуры" (П., II, 396).

Усилился в это время и интерес Тургенева к русской истории. Изучению ее он отдал в своем уединении очень много времени. Также из его писем мы знаем, что его интересовал не только сам по себе исторический процесс. В те дни он писал о русском народе как о "самом странном и удивительном народе, какой только есть на свете" (П., II, 396).

Тургенев читал русские летописи, старинные русские песни, былины. "Что касается меня, - сообщал он Полине Виардо, - то я погрузился по шею в русские летописи. Когда я не работаю, то не читаю ничего другого<...> Вы не поверите, сколько поэзии, свежести и нежности в этих песнях" (П., II, 400 - 401).

И чем больше Тургенев углублялся в изучение русской истории и русского фольклора, тем сильнее становилось его убеждение в том, что жизнь народа России с давних времен была трагической. Споря со славянофилом К. С. Аксаковым, идеализировавшим жизнь русского крестьянства, Тургенев писал ему: "...я вижу трагическую судьбу племени, великую общественную драму там, где Вы находите успокоение и прибежище эпоса..." (П. II, 72).

Тогда же Тургенев написал повесть "Постоялый двор" - еще одно антикрепостническое произведение.

Гуманизм этой повести и глубокая правда изображенной в ней социальной драмы сразу были замечены современниками писателя, которые дали этому произведению высокую оценку.

Прежде всего их привлекло то сочувствие, с которым в нем был изображен высокий душевный подвиг простого русского человека. Важно и то, что именно эта повесть заставила тогда критиков Тургенева заговорить и об отходе писателя от его "старой манеры".

И сам Тургенев, имея в виду прежде всего свою работу над "Постоялым двором", утверждал, что теперь он пошел "по другому пути" (П., II, 98).

В ту зиму в жизни Тургенева почти ничего интересного не случилось. Лишь однажды было нарушено его уединение. Во время новогодних праздников в усадьбе Тургенева "были маскарады".

Сообщая об этом своим друзьям, Тургенев писал: "...дворовые люди забавлялись; а фабричные с бумажной фабрики брата приехали за 15 верст - и представили какую-то, ими самими сочиненную, разбойничью драму. Уморительнее этого ничего не возможно было вообразить - роль главного атамана исполнял один фабричный - а представителем закона и порядка был один молодой мужик; тут был и хор вроде древнего, и женщина, поющая в тереме, и убийства, и всё, что хотите: - язык представлял смешение народных песен, фраз а 1а Marlinski - и даже стихов из "Дмитрия Донского". Я когда-нибудь опишу это подробнее" (П., II, 109 - 110).

Но вот весной 1853 года одно значительное событие произошло. Тургенев решился на весьма рискованный поступок.

С подложным паспортом на имя какого-то мещанина он совершенно неожиданно появился в Москве. И сделал он это, несмотря на то что совсем недавно, в январе, получил от министра внутренних дел отказ на свою просьбу разрешить ему выезд из Спасского для краткого посещения принадлежащих ему же и расположенных по соседству имений.

Совершить это рискованное путешествие Тургенева заставил приезд в Москву его друга - знаменитой французской певицы Полины Виардо, которая в это время приехала на гастроли в Россию.

Тургенев познакомился с Полиной Виардо в Петербурге еще в 1843 году. Тогда она впервые прибыла в Россию. С нею и со всей ее семьей у Тургенева сразу установились самые близкие и дружеские отношения, продолжавшиеся всю его жизнь.

К счастью, "ослушание" Тургенева не было замечено властями, и он вскоре благополучно возвратился в Спасское.

Большую радость принесло Тургеневу наступление весны.

Он писал Полине Виардо: "Сад мой сейчас великолепен; зелень ослепительно ярка; - такая молодость, такая свежесть, такая мощь, что трудно себе представить. Перед моими окнами тянется аллея больших берез. Листья их слегка еще свернуты; они еще хранят форму своих футляров, тех почек, в которых они были заключены несколько дней тому назад; это им придает праздничный вид совершенно новых платьев, на которых заметны еще все складки материи. Весь мой сад наполнен соловьями, иволгами, дроздами - прямо благодать!" (П., II, 403).

Радостному настроению способствовало еще и то, что как раз в самом начале весны Тургенев закончил первую часть своего первого большого произведения - романа "Два поколения".

Казалось, давняя мечта вот-вот могла осуществиться. Однако произошло совершенно неожиданное. Друзья писателя, которым он послал свою рукопись, единодушно раскритиковали ее.

Получив их отрицательные отзывы, Тургенев вначале решил было все-таки продолжать работу над романом. Он предполагал, переделав первую его часть, сразу же приступить ко второй. Но довольно скоро охладел к этому произведению да так и оставил его незавершенным.

Нам трудно судить о романе "Два поколения", так как известны только отрывочные сведения о нем. До нас дошли план романа и один небольшой отрывок из него, который под названием "Собственная господская контора" был опубликован в 1859 году в газете "Московский вестник".

И все же значение работы Тургенева над этим романом трудно переоценить. Ведь именно в период его создания продолжал совершаться в творчестве писателя переход от "старой манеры" к "новой".

Однако, прекратив работу над романом "Два поколения", Тургенев не сразу взялся за создание нового романа, а прежде - как бы в порядке подготовки - написал четыре повести.

В них он ставил проблемы и изображал характеры, близкие тем, которые заняли потом центральное место в его романе "Рудин".

Такому методу работы над главными своими произведениями Тургенев никогда не изменял и в дальнейшем. Всем его романам предшествовали повести и рассказы, близкие им по темам и центральным персонажам. И этот метод ни разу его не подвел. Сочиняя предваряющие роман повести и рассказы, Тургенев как бы выстраивал ступени, по которым затем и устремлялся к главной цели и каждый раз достигал ее - он создал шесть романов, которые стали шестью вершинами его творчества.

В течение очень короткого срока была написана первая перед романом "Рудин" повесть "Два приятеля". Начатая 27 октября 1853 года, она была уже закончена 29 ноября того же года.

Вскоре, однако, Тургенев на некоторое время прервал свою работу - 5 декабря он получил, наконец, уведомление о "высочайшем" разрешении "выезжать в столицы" и покинул Спасское.

Радуясь этому, писатель не знал, что, решившись "даровать" ему свободу, царь, однако, счел необходимым ограничить ее. Резолюция его была коротка: "Согласен, но иметь под строжайшим здесь надзором"¹.

¹ ("Исторический весник", 1907, № 2, с. 567)

Закончился период ареста и ссылки, имевший большое значение для всего творчества Тургенева. Сам писатель много раз указывал на это обстоятельство.

Еще в первые дни после приезда в Спасское в письме к Аксаковым он сделал казавшееся тогда довольно странным признание: "А сказать между нами, я рад, что высидел месяц в части; мне удалось там взглянуть на русского человека со стороны, которая была мне мало знакома до тех пор" (П., II, 60).

А в октябре 1853 года он, сообщая С. Т. Аксакову о своем намерении отправиться педель на шесть в Орел, чтобы посмотреть, как будут там в это время проходить выборы, писал: "Этого я никогда не видал, а говорят - любопытное зрелище. Могу сказать, что я стараюсь не упускать никакого случая извлекать из провинциальной жизни всевозможную пользу. Я познакомился с великим множеством новых лиц и ближе стал к современному быту, к народу" (П., II, 185).

Это же Тургенев утверждал и много лет спустя в своих воспоминаниях. "Но всё к лучшему; - писал он в них, - пребывание под арестом, а потом в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые, при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания" (XIV, 75).

О том же свидетельствуют и многие письма Тургенева этого периода, хранящие следы интересных наблюдений писателя, умевшего очень точно отбирать необходимые ему факты.

А в это время он прежде всего отбирал те из них, которые подтверждали правоту его взгляда на русский народ, те, которые он мог взять "на вооружение" и использовать в своем творчестве.

Почти каждая такая "находка" рождала новый замысел. Обыкновенно в такой момент писатель брался за перо, и прежде всего чтобы рассказать об увиденном своим друзьям - так велико было его желание скорее найти единомышленников и переубедить имеющих иные взгляды.

В письмах он делился с друзьями своими соображениями и переживаниями по поводу взволновавших его новых встреч и событий. А мы, благодаря этому, получили возможность еще немного приоткрыть завесу над "таинственным" процессом творчества замечательного художника.

В этом смысле определенный интерес представляет письмо Тургенева от 26 октября 1853 года Анненкову, в котором рассказана история дворового человека матери Тургенева Николая Федосеева Градова. Не пожелав "по старости лет идти на волю", он проживал в доме писателя в качестве маляра.

Градов, выдав себя за автора очень интересной поэмы, которая, как выяснилось потом, вовсе ему не принадлежала, чрезвычайно заинтересовал Тургенева. И для него не имело никакого значения, кто именно был автором данной поэмы - Градов или какой-либо другой человек из народа, а было важно, что этот случай давал ему возможность еще раз доказать свою правоту, доказать, что и простой крепостной может быть одарен и незаурядным умом и поэтическим талантом - всем тем, что так упорно отказывались признать в нем очень многие представители привилегированных классов и тем более правительственной верхушки, что отказывался признать царь.

Этот случай был дорог Тургеневу потому, что еще раз подтверждал правду "Записок охотника", которую тогда многие пытались оспаривать.

Обратив внимание своего корреспондента на то, что автором поэмы, обнаружившей его несомненный поэтический талант и склонность к философии, был простой малограмотный человек, Тургенев далее утверждал: "Это, по-моему, удивительнее предсказаний и прочих штук стучащих и вертящихся столов. Вот тут пойдите с Вашей психологией, да с знанием человеческого сердца! Все это пустяки - каждый человек - неразрешимая загадка и Spiritus flat ubi vult" (П, II, 191).

Да, Тургенев был убежден, что "дух веет, где хочет", что все люди равны, и жаждал убедить в этом всех других, убедить прежде всего для того, чтобы приобрести как можно больше сторонников в борьбе с крепостным правам и как можно скорее покончить с этой самой страшной несправедливостью на земле.