Любовь в творчестве Тургенева

Закончив роман "Накануне", Тургенев почти тотчас начал писать повесть "Первая любовь", в которой создал еще один яркий самобытный образ русской девушки.

И хотя социальная проблематика в этой повести не затрагивается, "Первая любовь" самым непосредственным образом связана со всеми глубоко социальными произведениями писателя.

В "Первой любви", как, впрочем, и в большей части других повестей и рассказов Тургенева, посвященных, казалось бы, исключительно личным судьбам героев, любовь - это отнюдь не просто интимнейшее человеческое чувство.

У Тургенева любовь всегда сильная страсть, которую он приравнивает к самым могучим человеческим страстям, способным перековать человека, сделать его сильным и волевым, способным на подвиг и жертву.

"...любовь, - говорил он, - есть одна из тех страстей, которая надламывает наше "я", заставляет как бы забывать о себе и о своих интересах<...> Не одна любовь <...> всякая сильная страсть, религиозная, политическая, общественная, даже страсть к науке, надламывает наш эгоизм. Фанатики идеи, часто нелепой и безрассудной, тоже не жалеют головы своей. Такова и любовь..."¹

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. II. М., "Художественная литература", 1969, с. 431 - 432)

Любовь для Тургенева - подвиг. И он воспевает ее как силу, способную противостоять всему - и эгоизму, в котором он всегда видел главного врага человечества, и даже смерти.

В конце жизни, в известном стихотворении в прозе "Воробей", Тургенев скажет: "Любовь<...> сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь" (XIII, 163).

Правда этих слов - итог долгих и глубоких раздумий писателя - подтверждается в каждом его произведении.

Тургенева с полным правом можно назвать великим певцом любви. И любви к жизни прежде всего. Он утверждал: "... а в жизни все-таки нет ничего лучше жизни, как она ни бывает подчас тяжела" (П., II, 265).

При этом он был глубоко убежден в том, что жизнь, каждый шаг человека в ней должны быть освящены любовью и верой в торжество добра и справедливости, ибо они зажигают в человеке то "священное пламя" и рождают ту "благородную решимость", без которых он не может стать настоящим гражданином своей страны, полезным ей деятелем.

Мысли о любви в этом высшем ее значении всегда волновали Тургенева, и он постоянно - не только в своих произведениях - стремился пробудить в сердцах людей и любовь и веру, зажечь в них то "священное пламя", над которым, как он говорил, "смеются только те, в чьих сердцах оно либо погасло, либо никогда не вспыхивало".

Он утверждал: "...без веры, без глубокой и сильной веры не стоит жить - гадко жить<...> без горячей любви и веры ирония - дрянь - и критика хуже брани" (П., II, 152).

Для Тургенева дороже всего любовь-жертва, любовь, надламывающая эгоизм.

Он убежден: только такая любовь может принести истинное счастье. Любовь же, основанная на эгоизме, любовь-наслаждение отвергается им. Так, в "Накануне" Берсенев говорит: "...любовь - великое слово, великое чувство<...> любовь соединяющее слово; но<...> не любовь- наслаждение, любовь-жертва" (VIII, 12 и 14).

Не удивительно поэтому, что любовь в произведениях Тургенева - самое большое жизненное испытание, проверка сил человека, и прежде всего сил душевных и нравственных.

И конечно, прав Стенняк-Кравчинский, считавший, что повести Тургенева - "вовсе не любовные поэмы", ибо писатель "только любит изображать свой народ в свете этого чувства, в котором душа человеческая проявляется в высшей своей энергии и словно плавится в тигле, обнаруживая посторонние примеси наряду с чистым металлом"¹.

¹ (С. Степняк-Кравчинский. Соч., т. II, М., Гослитиздат, 1958, с. 491)

И вот именно для того, чтобы провести человека через самое большое жизненное испытание - через испытание любовью и таким образом показать, на что он может быть способен, Тургенев и создавал такие произведения, как "Первая любовь".

В этой лирической повести рассказана еще одна история женского сердца, рассказана с большим уважением к чувству сильного и способного на жертву человека.

Героиня "Первой любви" - Зинаида, в которой было не только стремление к самоутверждению, но много пустого кокетства, сумела, полюбив, преодолеть и свой эгоизм и даже гордость. Она решилась на очень дерзкий и необычный для девушки ее круга поступок.

Однако независимости и счастья, к которым Зинаида столь сильно стремилась, она так и не достигла. Мир пошлости раздавил эту волевую и одаренную натуру. Ее жизнь сложилась трагически.

В 1863 году Тургенев для французского издания "Первой любви" дописал финал, в котором прямо говорил, что причиной несчастий его героев была не "простая безнравственность", как пытались это представить реакционные критики, а то, что в современном русском обществе "есть что-то испорченное", ломающее судьбы людей.

"Странное время" и те жизненные условия, в которых воспитывались и выросли его герои, утверждал Тургенев, породили "странных" людей (IX, 374 - 375).

В этом смысле характерны не только образ и судьба Зинаиды, но и образ и судьба Петра Васильевича - отца героя повести Володи.

Он, так же как и Зинаида, человек далеко незаурядный. Стремясь подчеркнуть значительность его личности, писатель окружает ее даже ореолом некоторой таинственности. Он фиксирует внимание на характерном для Петра Васильевича властолюбии, на его деспотическом эгоизме.

Но и Петр Васильевич, этот по-своему сильный и необычный человек, также не находит своего счастья, зря растрачивает свои силы и способности.

Интересно отметить, что прототипом Петра Васильевича, по признанию самого Тургенева, был его отец - человек, которого писатель очень хорошо знал, которым и восхищался и которого всегда очень жалел.

Вот что однажды рассказал Тургенев о своем герое и его прототипе: "В "Первой любви"<...> я изобразил своего отца<...> Отец мой был красавец<...> Он был очень хорош - настоящей русской красотой. Он обыкновенно держал себя холодно, неприступно, но стоило ему захотеть понравиться, - в его лице, в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное..."¹

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. II. М., "Художественная литература", 1969, с. 78)

Тургенев утверждал: "Вся моя биография заключена в моих книгах..." (П., XIII, 353).

Но, пожалуй, не одно его произведение не было до такой степени автобиографично, как "Первая любовь". "Это единственная вещь, - говорил писатель, - которая мне самому до сих пор доставляет удовольствие, потому что это сама жизнь, это не сочинено... "Первая любовь" - это пережито"¹. "...я не придумывал этой повести, - писал Тургенев Ламберт, - она дана мне была целиком самой жизнью" (П., IV, 201). В другой раз он рассказывал: "...в "Первой любви"<...> описано действительное происшествие без малейшей прикраски, и при перечитывании действующие лица встают как живые предо мною"².

¹ ("Русские ведомости", 1883, № 270, 2 октября)

² ("Царь-колокол". Иллюстрированный всеобщий календарь па 1887 г. М., 1886, с. 77)

Встают эти лица, как живые, и перед нами, читателями. От всех страниц этой повести, уводящей нас в юность писателя, от всех изображенных в ней событий и переживаний его главного героя - Володи, под чьим именем Тургенев, по его собственному признанию, изобразил самого себя, веет такой правдой жизни, что усомниться в ней невозможно.

Взгляд Тургенева на любовь был всегда романтически.

"Певец чистой, идеальной женской любви, г. Тургенев, - писал Добролюбов, анализируя роман "Накануне", - так глубоко заглядывает в юную, девственную душу, так полно охватывает ее и с таким вдохновенным трепетом, с таким жаром любви рисует ее лучшие мгновения, что нам в его рассказе так и чуется - и колебание девственной груди, и тихий вздох, и увлажненный взгляд, слышится каждое биение взволнованного сердца, и наше собственное сердце млеет и замирает от томного чувства, и благодатные слезы не раз подступают к глазам, и из груди рвется что-то такое - как будто мы свиделись с старым другом после долгой разлуки или возвращаемся с чужбины к родимым местам. И грустно и весело это ощущение: там светлые воспоминания детства, невозвратно мелькнувшего, там гордые и радостные надежды юности, там идеальные, дружные мечты чистого и могучего воображения, еще не смиренного, не униженного испытаниями житейского опыта<...> И благо тому, кто умеет пробуждать в других такие воспоминания, вызвать такое настроение души... Талант г. Тургенева всегда был силен этою стороною, его повести постоянно производили своим общим строем такое чистое впечатление, и в этом, конечно, заключается их существенное значение для общества"¹.

¹ (Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 6, с. 117 - 118)

Да, Тургенев с самого начала своего творчества очень поэтично, с большим лиризмом описывал истинно прекрасное чувство любви. Но самые взволнованные, самые лучшие страницы его книг посвящены расцвету первого юного чувства и тем сложным душевным переживаниям, которыми оно сопровождается.

Во многих своих произведениях Тургенев воспел именно первую любовь - юную, чистую. Так было в "Асе", "Дворянском гнезде", "Накануне", так было и в "Первой любви". А в более поздней повести - "Вешние воды" писатель пропел подлинно вдохновенный гимн этому чувству.

Тургенев писал: "Первая любовь - та же революция: однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя, и что бы там впереди ее ни ждало - смерть или новая жизнь, - всему она шлет свой восторженный привет" (XI, 87).

Во всех произведениях Тургенева выразилось поразительное умение великого художника проникать в сущность любви, независимо от того рассказывал ли он о чистой юношеской любви, или о любви трагической - "роковой страсти", которая поражает человека чем-то вроде хронического неизлечимого недуга.

Проблема трагического всегда волновала Тургенева. Об этом мы узнаем из его произведений и писем. Писатель утверждал: "...в судьбе почти каждого человека есть что- то трагическое, - только часто это трагическое закрыто от самого человека пошлой поверхностью жизни. Кто останавливается на поверхности (а таких много), тот часто и не подозревает, что он - герой трагедии<...> как приглядишься - трагическое виднеется в каждом, либо свое, либо наложенное историей, развитием народа. И притом мы все осуждены на смерть... Какого еще хотеть трагического?" (П., III, 354).

Но трагическое в любви волновало Тургенева особенно.

Не случайно, например, Рудин, рассказывая Наталье о том, что он пишет статью о трагическом в жизни и искусстве, признавался: "Я до сих пор еще не довольно уяснил самому себе трагическое значение любви". А в дальнейших словах Рудина о любви слышится голос как бы самого Тургенева - слова его героя перекликаются с его собственными в письмах к друзьям.

Вот тот пламенный монолог Рудина, в котором слились воедино все мучившие тогда писателя раздумья о любви: "Любовь! <...> в ней всё тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает. То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в душе, когда уже всё разрушено; то вползет она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него вон... Да, да; это вопрос важный" (VI, 291).

В трагической несчастной любви Тургенев видел и комическую ее сторону.

Как всегда и во всем в жизни, в любви трагическое и комическое нераздельны, утверждал он. Не даром на слова Натальи: "...трагическое в любви - это несчастная любовь", - Рудин возражал: "Вовсе нет! <...> это скорее комическая сторона любви..." (VI, 291).

И вот как эта комическая сторона "роковой любви" раскрывается Тургеневым в комедии "Месяц в деревне" в монологе Ракитина, обращенном к Беляеву: "...всякая любовь, счастливая равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь... Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце... Погодите! вы узнаете, сколько жгучей ненависти таится под самой пламенной любовью! Вы вспомните обо мне, когда, как больной жаждет здоровья, вы будете жаждать покоя, самого бессмысленного, самого пошлого покоя, когда вы будете завидовать всякому человеку беззаботному и свободному... Погодите! Вы узнаете, что значит принадлежать юбке, что значит быть порабощенным, зараженным - и как постыдно и томительно это рабство!.. Вы узнаете наконец какие пустячки покупаются такою дорогою ценою..." (III, 145 - 146).

А в "Первой любви" Тургенев, напротив, раскрывает трагическую сторону "роковой любви". Удивительно точно передавая все оттенки чувств, которые вызывает у человека эта страшная загадочная любовь, любовь-страсть, переменчивая и капризная, писатель показывает, как, властно увлекая влюбленного, она не только делает его своим рабом, но и вовсе разрушает всю его жизнь.

И конечно, такой точности и правдивости в описании переживаний своих героев Тургенев достигает не только благодаря огромному художественному мастерству, но и потому, что все эти чувства были пережиты им самим.

И в "Первой любви", как до этого в "Фаусте" и "Месяце в деревне", а позднее в "Дыме" и в "Вешних водах", все связанное с "роковой любовью" - в основном автобиографично. На все описания ее словно легла трагическая тень испытанных Тургеневым страданий из-за не- удавшейся личной жизни.

В этом, очевидно, и заключается разгадка того, что, рассказывая о тяжелых переживаниях своих героев, ставших жертвами "роковой любви", писатель неизменно стремился понять причины ее власти и найти таким образом им оправдание: вместе со своими героями он каждый раз хотел оправдать и самого себя.

Тургенев хотел оправдать себя и в "Первой любви" - произведении, созданном в 1860 году, когда его особенно волновала эта проблема.

Ведь в это время на его отношения с Полиной Виардо вновь "лег какой-то печальный туман" (II., IV, 133), а он, будучи уже убежденным в том, что эти отношения не могут принести ему счастья, не находил в себе сил освободиться из-под власти большого чувства любви к знаменитой французской певице, чувства, которое навсегда обрекло его на бесприютную жизнь одинокого вечного странника.

Вот горькая исповедь Тургенева - в письмах к М. А. Маркович и Е. Е. Ламберт, отправленных им в середине июля 1859 года из Куртавнеля, где в загородной вилле Полины Виардо он тогда жил:

"Я сижу перед окном <...> Всё очень тихо вокруг: слышатся детские голоса и шаги (у г-жи Виардо прелестные дети) - в саду воркуют дикие голуби - а малиновка распевает; ветер веет мне в лицо - а на сердце у меня - едва ли не старческая грусть. Нет счастья вне семьи - и вне родины; каждый сиди на своем гнезде и пускай корни в родную землю... Что лепиться к краешку чужого гнезда?" (П., III, 320).

"Я пишу Вам из замка<...> г-жи Виардо<...> Я недавно возвратился из Виши<...> Здоровье мое хорошо; но душа моя грустна. Кругом меня правильная семейная жизнь... для чего я тут, и зачем, уже отходя прочь от всего мне дорогого, - зачем обращать взоры назад?<...> Впрочем, тревоги во мне нет; говорят: человек несколько раз умирает перед своей смертью... Я знаю, что во мне умерло; для чего же стоять и глядеть на закрытый гроб? Не чувство во мне умерло; нет... но возможность его осуществления. Я гляжу на свое счастье - как я гляжу на свою молодость, на молодость и счастье другого; я здесь - а всё это там; и между этим здесь и этим там - бездна, которую не наполнит ничто и никогда в целую вечность. Остается одно: держаться пока на волнах жизни..." (П.. III, 321).

Но никогда ни в жизни Тургенева, ни в его творчестве личное не заслоняло проблем общественных и политических.

Так было и в начале шестидесятых годов, когда перед началом работы над новым большим романом была написана "Первая любовь" и тут же, почти одновременно, Тургенев выступил со статьей "Гамлет и Дон-Кихот", в которой поднял острые политические проблемы и которая имела огромный общественный резонанс.