"Отцы и дети"

19 февраля ст. ст. 1861 года был подписан царем манифест об освобождении крестьян, обнародованный 5 марта того же года. С этого момента Россия вступила в новый - послереформенный - период своего исторического развития.

Начало его было отмечено новой волной крестьянских восстаний и первым демократическим натиском на самодержавие. Так ответил народ на царскую реформу, нисколько не улучшившую его ужасного положения. Общий подъем охватил тогда почти все слои русского общества.

Оживилось и демократическое движение в Европе. Усилилась национально-освободительная борьба в Польше.

При таких условиях, как указывал В. И. Ленин, "самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание - опасностью весьма серьезной"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, с. 29 - 30)

В России почти сразу после обнародования царского манифеста началась подготовка к революционным выступлениям. Перед радикальными элементами "образованного общества" встал вопрос о необходимости готовиться к восстанию.

Создается революционное подполье. В середине 1861 года организуется тайное общество революционных демократов, известное под названием первой "Земли и воли", идейным вождем которого был Чернышевский.

В стране возникает революционная ситуация.

Первым актом подготовки революционных выступлений явился выпуск прокламаций - программных документов, призывавших к объединению прогрессивных сил России для решительной схватки с самодержавием.

Истинно грабительская сущность царских реформ вскоре стала ясна и многим представителям прогрессивной русской интеллигенции.

Стала ясна она и Тургеневу. Однако прошло немало времени, прежде чем он окончательно освободился от иллюзий, связанных с его прежними надеждами на Александра II, на проведение им реформ "сверху", с надеждами, которые, как мы видели, хотя и меркли в моменты усиления реакции, но со дня воцарения Александра II до сих пор не покидали Тургенева.

Очень сложной и противоречивой была в этот период эволюция его мировоззрения.

Уже в конце 1861 года Тургеневым все чаще вновь овладевают сомнения, исчезнувшие было в момент проведения реформы. О них он говорит в своих письмах к друзьям. Так, 20 ноября 1861 года, имея в виду прежде всего происходившие в Петербурге студенческие волнения, он из Парижа писал Фету: "Живу я здесь<...> не без унынья прислушиваясь ко всему, что доходит сюда из России. Многое можно было предвидеть, многое я предсказывал в Петербурге - но от этого не легче. Господи! уж на что долго продолжается молотьба или правильнее молотив - когда же из нас мука выйдет? Чтение российских журналов не способствует к уменьшению уныния" (П., IV, 305).

Интересно в этом отношении и декабрьское письмо Тургенева к графине Ламберт, при переписке с которой он, несомненно, учитывая ее принадлежность к кругу, близкому правительству, вообще всегда был чрезвычайно осторожен при оценке вопросов политических.

На этот раз Тургенев, скорее всего предполагая, что через свою корреспондентку сможет повлиять на тех, от кого, как ему представлялось, зависело изменение к лучшему происходящих в стране социальных процессов, писал: "Известия из России меня огорчают. Не могу я во многом не винить своих друзей - но и правительство я оправдать не могу; отсутствие людей и глубокое незнание России - сказываются на каждом шагу. Из деревни приходят известия неблагоприятные: но это зло необходимое - и переходное; я все-таки убежден, что дело пойдет хорошо!" (П., IV, 313).

А буквально на следующий день в письме к своему другу И. П. Борисову, с которым он мог быть вполне откровенным, Тургенев утверждал: "Мы живем в темное и тяжелое время - и так-таки не выберемся из него" (П., IV, 316).

Все чаще покидает теперь Тургенева уверенность в том, что его надежды сбудутся. Да иначе и быть не могло: ведь от его зоркого взгляда ничего не ускользало, а он, как видим, по-прежнему продолжал очень критически оценивать все происходившее в России, настойчиво стремился понять, куда шла теперь его Родина.

И сколько боли было в его письмах этого периода, сколько беспокойства за судьбу родной страны! Горькие думы о ее будущем не оставляли его.

Знаменательно, что именно в это темное и тяжелое время Тургенев приходит к еще более полному пониманию того огромного значения, какое имела для будущего России деятельность революционеров.

26 апреля 1862 года он писал К. К. Случевскому: "Все истинные отрицатели, которых я знал - без исключения (Белинский, Бакунин, Герцен, Добролюбов, Спешнев и т. д.) происходили от сравнительно добрых и честных родителей. И в этом заключается великий смысл: это отнимает у деятелей, у отрицателей всякую тень личного негодования, личной раздражительности. Они идут по своей дороге потому только, что более чутки к требованиям народной жизни" (П., IV, 380).

И в устах Тургенева эти слова звучали уже как полное признание необходимости деятельности революционеров - в них голос человека, убежденного в том, что революционеры лучше других знают требования народной жизни и поэтому только они имеют возможность помочь народу в его бедственном положении.

Тогда же все более критическим становится отношение Тургенева к либералам.

Так, с величайшим сарказмом отзывался он 23 декабря 1861 года в письме к Анненкову о преуспевавшем тогда в Москве либерале-западнике профессоре Московского университета Б. Н. Чичерине, который, вступив на путь сближения с реакцией, стал после своего выступления против Герцена особенно заметной фигурой среди других либеральных деятелей подобного же толка.

В ответ на сообщение Анненкова: "Чичерин открыл лекции объявлением, что всякий ревнитель просвещения в России ничего другого сделать не может лучшего, как следовать в эту минуту указанием прогрессивной нашей администрации"¹, Тургенев, оценивая положение, сложившееся в тот момент в Московском университете, писал: "...там сияет великий Чичерин - чего же еще?" (П., IV, 313). С такой же злой насмешкой отозвался он о "Чичерине-доктринере" и в письме от 6 апреля 1862 года к тому же Анненкову (П., IV, 366).

¹ (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Т. IV. Письма. М, - Л., "Наука", 1962, с. 601)

В те же дни Тургенев был очень обеспокоен известием о тяжелой болезни Добролюбова, а когда вскоре тот умер, писал Анненкову: "Огорчила меня смерть Добролюбова <...> Последняя его статья, как нарочно, очень умна, спокойна и дельна" (П., IV, 314).

А когда царское правительство перешло к активным действиям, стремясь быстро и беспощадно подавить в стране все прогрессивное и революционное, Тургенев протянул руку помощи революционеру-поэту М. Л. Михайлову, который был приговорен к шести годам каторги и поселению в Сибири за распространение прокламации "К молодому поколению", в которой содержался призыв к революционной борьбе.

Михайлов был первой жертвой царствования Александра II и сразу стал в те дни для всех противников самодержавия знаменем революционной борьбы и героизма.

Когда осужденный Михайлов был отправлен на каторгу, Тургенев, находившийся тогда за границей, обратился к П. В. Анненкову с просьбой - из его, тургеневских, денег помочь человеку, недавно отправившемуся "из Петербурга в дальний путь" (П., IV, 322).

Не случайно и то, что Тургенев, приехав в мае 1862 года в Лондон и встретив там Михаила Бакунина, который незадолго до этого бежал из сибирской ссылки, организовал в его пользу подписку, сам оказал ему материальную помощь и взял на себя еще одну по тем временам очень трудную и опасную миссию - помочь жене Михаила Бакунина перебраться из Сибири за границу.

Ради этого Тургеневу пришлось даже дать согласие на конспиративную переписку с Михаилом Бакуниным, для которой был разработан специальный шифр.

Кроме того, вернувшись в Петербург, Тургенев добился разрешения на свидание с братьями Михаила Бакунина - Николаем и Алексеем - находившимися в это время в заключении в Петропавловской крепости. Тургенев нелегально передал им письма Михаила Бакунина и получил от них необходимое согласие на временный переезд жены Михаила Бакунина из Сибири в их имение.

В феврале 1862 года был опубликован четвертый роман Тургенева "Отцы и дети", в котором наиболее полно отразились общественно-политические взгляды писателя того времени, отразилось его отношение к революционным демократам и дворянским либералам.

Действие романа "Отцы и дети", который создавался в 1860 - 1861 годах, максимально приближено к современному моменту - оно происходит летом 1859 года, в самый канун крестьянской реформы.

Как и в "Накануне", в центре этого романа - образ нового общественного деятеля, впервые активного русского общественного деятеля.

"Я чувствовал тогда, - вспоминал впоследствии Тургенев, - что народилось что-то новое; я видел новых людей, но представить, как они будут действовать, что из них выйдет, - я не мог. Мне оставалось или совсем молчать, или написать только то, что я знаю. Я выбрал последнее"¹.

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. II. М., "Художественная литература", 1969, с. 70)

Смерть главного героя романа - "нигилиста" Базарова, которая, по словам Тургенева, должна была "наложить последнюю черту на его трагическую фигуру" (П., IV, 381), подтверждала и признание писателя, что он "не знал, что с ним сделать"¹.

¹ (Там же)

В статье "По поводу "Отцов и детей"" Тургенев рассказывает: "...в основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860 года.) В этом замечательном человеке воплотилось - на мои глаза - то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно; я, на первых порах, сам не мог хорошенько отдать себе в нем отчета - и напряженно прислушивался и приглядывался ко всему, что меня окружало, как бы желая поверить правдивость собственных ощущений. Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду..." (XIV, 97 - 98).

Интересно и другое сделанное в той же статье признание Тургенева, что, рисуя фигуру Базарова, он "исключил из круга его симпатий все художественное" и "придал ему резкость и бесцеремонность тона <...> вследствие наблюдений" над своим "знакомцем доктором Д. и подобными ему лицами" (XIV, 100).

Тургенев писал: "Эта жизнь так складывалась", - опять говорил мне опыт - может быть, ошибочный, но, повторяю, добросовестный; мне нечего было мудрить - и я должен был именно так нарисовать его фигуру" (XIV, 100).

Утверждая, что в этом произведении он прежде всего заботился о правде жизни, Тургенев говорил: "...точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни - есть высочайшее счастие для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями" (XIV, 100).

Так правда жизни становилась основой произведения художника, а живое лицо - исходной точкой для создания образа.

Какое же живое лицо, было тем, с которого началось создание образа Базарова? Доктор Д., о котором упоминает в этой статье Тургенев?

Из воспоминаний А. И. Половцева мы знаем: однажды писатель ему признался, что без уездного врача Дмитриева, с которым он познакомился случайно в поезде, когда ехал из Петербурга в Москву, не было бы Базарова.

"Он сидел против меня, - рассказывал Тургенев. - Говорили мы мало, о пустяках. Он распространялся о каком-то средстве против сибирской язвы. Его мало интересовало - кто я, да и вообще литература. Меня поразила в нем базаровская манера, и я стал всюду приглядываться к этому нарождающемуся типу. Вскоре после того я узнал, что Дмитриев умер"¹.

¹ (Русские писатели о литературном труде. Сборник. В 4-х т. Т. II. Л., "Советский писатель", 1955, с. 753)

Быть может, доктор Д. и Дмитриев - одно лицо, а говоря в своей статье о том, что "в основание главной фигуры, Базарова", легла одна поразившая его личность молодого провинциального врача, Тургенев имел в виду именно этого своего случайного попутчика. Но скорее всего они больше никогда не встречались, а поэтому можно предположить, что встреча в поезде послужила лишь первым толчком для создания образа Базарова, а прототипами его были, как утверждал это и сам Тургенев, многие другие встречавшиеся ему тогда лица, подобные доктору Д.

Среди них, возможно, был и молодой провинциальный врач В. И. Якушкин - сосед Тургенева, которого, по имеющимся сведениям, писатель не мог не знать¹.

¹ (См.: Н. Чернов. Литературные места Орловского края. Орел, Кн. изд-во, 1961, с. 77 - 79)

В Якушкине, судя по всему, было немало базаровских черт. Он родился в мелкопоместной дворянской семье, мать его была из крепостных крестьян. Как и Базаров, он с полным основанием мог говорить, что и его "дед землю пахал" (VIII, 244).

После окончания медико-хирургической академии Якушкин работал врачом и продолжал заниматься наукой.

По своим убеждениям он был демократом, был тесно связан с передовым общественным движением своего времени.

В середине пятидесятых годов он поселился в Мценском уезде и сразу же восстановил против себя местное дворянство. Его обвиняли в том, что он атеист, смутьян, водится с мужиками.

Е. И. Апрелева в своих воспоминаниях свидетельствует, что помещики считали всех членов семьи Якушкина "заразой нашего уезда" и очень жалели, что "им сошла с рук" поездка "на поклон к Герцену"¹.

¹ (Там же, с. 77)

Фигура Якушкина привлекала к себе внимание многих. Например, этнограф С. В. Максимов писал о нем: "Якушкин был нам мил своею открытой душой и замечательной сердечностью и был дорог прямотою характера, твердостью честных убеждений и стойкостью во взглядах и суждениях"¹.

¹ (Там же, с. 79)

Существует еще одно очень важное свидетельство самого Тургенева о прототипах Базарова.

В своих воспоминаниях Н. А. Островская записала следующий интересный рассказ Тургенева: "В Базарове есть черты двух людей: одного медика (ну, да на того он мало похож, больше внешностью<...>) Главный материал мне дал один человек, который теперь сослан в Сибирь. Я встретился с ним на железной дороге и, благодаря случаю, мог узнать его. Наш поезд от снежных заносов должен был простоять сутки на одной маленькой станции. Мы уж и дорогой с ним разговорились, и он меня заинтересовал, а тут пришлось даже ночевать вместе в каком-то маленьком станционном чуланчике. Спать было неудобно, и мы проговорили всю ночь"¹.

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. И. М., "Художественная литература", 1969, с. 69)

Интересно также высказанное Тургеневым в разговоре с той же Островской предположение, что прототипом героя романа Чернышевского "Что делать?" Рахметова, возможно, был тот же самый "господин, сосланный в Сибирь"¹.

¹ (Там же, с. 70)

Все эти сведения о прототипах Базарова еще раз подтверждают справедливость давно сложившегося убеждения, что он был "главным лицом эпохи", огромным типическим обобщением и что был прав Тургенев, когда говорил, что - в его глазах - Базаров "действительно герой нашего времени" (П., IV, 303), выраженье "новейшей пашей современности" (П., IV, 302).

Для Тургенева Базаров - еще один отрицатель, отрицатель, названный в романе нигилистом, то есть человеком, который, как разъяснил тут же Тургенев, "ко всему относится с критической точки зрения<...> который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип" (VIII, 216).

Однако Базаров отрицает не во имя одного отрицания, он отрицает во имя торжества положительного идеала. Базаров жаждет полезного дела, уверен в необходимости его и способен отдаться ему без остатка. А так как сейчас строить новое мешает старое, он уверен в необходимости его разрушения.

Базаров говорит: "Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным<...> В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем" (VIII, 243).

Но Тургенев уводит своего героя как от ответов на вопросы о его будущем и о главной цели его деятельности, так и от конкретного разговора о положительной программе нигилистов.

Вновь вынужденный из цензурных соображений прибегнуть к "умолчанию", писатель отказался в романе даже от уже имевшихся в рукописи строк, содержащих прямой намек на такую программу.

Краткий ответ Базарова на вопрос о средствах исправления "безобразного состояния общества", которое приводит к нравственным болезням: "Исправьте общество, и болезней не будет" (VIII, 277), первоначально звучал гораздо определеннее.

В рукописи Базаров заявлял: "Надо, разумеется, начать с уничтожения всего старого - и мы этим занимаемся помаленьку. Вы изволили видеть, как сжигают негодную прошлогоднюю траву? Если в почве не иссякла сила - она даст двойной рост" (VIII, 458).

Так решал Тургенев в рукописи "Отцов и детей" поставленный им еще в статье "Гамлет и Дон-Кихот" чрезвычайно важный для него вопрос о пределах отрицания.

В самом же этом ответе Базарова Одинцовой слышался голос человека, сознающего свою ответственность за свершаемое перед будущим, за исправление социальных болезней современной ему России.

Недаром его товарищ по университету Аркадий в разговоре с отцом Базарова говорит, что сына его "ждет великая будущность", что он прославит его имя, но не на медицинском поприще, "хотя он и в этом отношении будет из первых ученых" (VIII, 319 - 320).

Разночинец по происхождению, демократ-просветитель по убеждениям, человек нового материалистического мировоззрения, Базаров подходил к жизни с новыми практическими требованиями.

Отрицая самодержавно-крепостническую действительность, ее культуру, идеалистическую философию, ненавидя аристократов и либералов, Базаров вел борьбу против них с позиций воинствующего материализма и атеизма. Это, а не медицина, и было для Базарова главным.

Задумав воплотить в образе мыслей Базарова типичные черты мировоззрения "новых людей" шестидесятых годов, Тургенев в основу его высказываний но философии и общественно-политическим вопросам положил мысли, развивавшиеся в ряде статей Добролюбова и Чернышевского, а по вопросам научно-естественным - в статьях Писарева.

А противопоставив Базарову Павла Петровича Кирсанова - выразителя либеральных взглядов русской интеллигенции - и столкнув их в ожесточенных спорах, Тургенев отразил в романе картину идейной борьбы между революционными демократами и дворянскими либералами в начале шестидесятых годов.

Удачно выбрана в романе "Отцы и дети" и основная сюжетная ситуация, в которой герой вынужден прийти в соприкосновение и вступить в конфликт с чуждой ему социальной средой.

Писатель очень точно использовал эту ситуацию для всестороннего раскрытия психологических особенностей противоречивого характера Базарова. Именно в ней смогли проявиться с наибольшей отчетливостью его острый ум, твердость духа, умение преодолеть свойственные и ему человеческие слабости, умение не "рассыропиться", суровая простота, гордость, резкая бескомпромиссность, злая прямолинейность, ироничная самоуверенность.

Многие из этих черт Базаров унаследовал от Инсарова. Только на этот раз черты эти выписаны художником ярче, сочнее, мазок его здесь резче.

В найденной Тургеневым ситуации в полную силу смогло проявиться и превосходство Базарова над теми, кто окружал его в этой среде, над его политическими противниками - дворянскими либералами.

Сам Тургенев писал: "Базаров все-таки подавляет все остальные лица романа <...> Приданные ему качества не случайны. Я хотел сделать из него лицо трагическое - тут было не до нежностей. Он честен, правдив и демократ до конца ногтей <...> Базаров, по-моему, постоянно разбивает П<авла> П<етровича>, а не наоборот; и если он называется нигилистом, то надо читать: революционером" (П, IV, 379 - 380).

И Тургенев стремился особенно подчеркнуть в Базарове черты волевого деятельного характера. "Мне мечталась, - говорил писатель, - фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная..." Но в то же время этот сильный, мужественный человек, по убеждению Тургенева, был обречен на погибель, обречен потому, что он все-таки стоял еще только "в преддверии будущего". Писатель признавался: "...мне мечтался какой-то странный pendant Пугачевым" (П., IV, 381). Базаров - "переходной" тип "новых людей" - он не живет еще сам для великого дела, он только подготавливает его.

Не имея возможности изобразить своего героя в настоящем деле, Тургенев считал, однако, необходимым убедить своих современников в том, что люди, подобные Базарову, выдержат любое испытание, а когда для борьбы придет время, они не отступят.

Поэтому столь важна была Тургеневу проверка сил Базарова. Она - во многих ситуациях романа, она - в самой смерти героя.

И очень важно, что этот замысел Тургенева был сразу правильно оценен. Так, Д. И. Писарев уже в 1862 году в статье "Базаров" писал: "Оттого, что Базаров умер твердо и спокойно, никто не почувствовал себе ни облегчения ни пользы, но такой человек, который умеет умирать спокойно и твердо, не отступит перед препятствием и не струсит перед опасностью"¹.

¹ (Д. И. Писарев. Соч., т. 2, с. 46)

И для Писарева Базаров, таящий в себе колоссальные силы, был тем человеком, который при известных условиях мог бы явиться ярким представителем "разрушительной, освобождающей силы настоящего"¹.

¹ (Там же, с. 24)

Но Тургенев наделил Базарова не только свойствами истинно революционной натуры.

Он внес в его образ и черты духовной раздвоенности, которая возникала, по мысли писателя, вследствие неизбежного в условиях того времени даже для революционеров колебания между верой и неверием в активность народных масс.

И тут следует отметить, что Базаров в этом вопросе является большим единомышленником самого Тургенева, чем революционных демократов.

Для него, как и для автора романа, русский мужик - "таинственный незнакомец". "Кто его поймет? Он сам себя не понимает", - говорит Базаров о мужике (VIII, 355).

В этом смысле характерен и разговор Базарова с крестьянином о роли русского мужика в будущем России. В нем в полную силу проявилось скептическое отношение самого Тургенева и к социалистическим началам крестьянской души, на которые уповали тогда революционные демократы, и к убежденности славянофилов в том, что спасения России следует ожидать только от крестьян.

Очень сложным и противоречивым было отношение Базарова к крестьянам. Он искал, но не находил общего с ними языка. В то же время Базаров даже не скрывал, что презирает мужика, "коли он заслуживает презрения" "в теперешнем своем положении" (VIII, 244 и 452).

Отметим, что последние слова Базарова писатель, очевидно, по цензурным соображениям, не оставил в окончательном тексте романа, но в нем все же сохранилось достаточно намеков на то, что именно крепостное право настолько подавило русского крестьянина, что он теперь "сам себя не понимает" и крайне пассивен. А как раз за эту непонятливость и пассивность и осуждал его Базаров.

При этом взгляды самого Базарова, его жизненная позиция были предопределены, как это подчеркнуто в романе, также современным положением крепостных крестьян в России. В споре с П. П. Кирсановым Базаров говорит ему: "Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?" (VIII, 244).

Столь же сложными изобразил Тургенев и отношения крестьян к Базарову. Он для них не был барином и поэтому быстро заслуживал их расположение и доверие. И все же крестьяне чуждались Базарова, сойтись с ним по- настоящему не могли - они не понимали его, а порой он казался им и смешным, даже "чем-то вроде шута горохового" (VIII, 384).

И вот это-то последнее обстоятельство, быть может, и должно было, по мысли Тургенева, еще более сближая Базарова с Дон-Кихотом, помогать верить в то, что и для "нигилистов" настанет момент, когда "масса людей<...> беззаветно веруя", пойдет за ними (VIII, 180).

Базаров изображен в романе человеком одиноким, не имеющим достойных единомышленников. Трагедия его в том, что он "рано родился". Сам он готов к драке, но, понимая, что народ к драке еще не готов, говорит Аркадию о будущем поколении: "Умницы они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой" (VIII, 381).

В то же время из слов Базарова читатель узнает, что их, отрицателей, не так уж мало. Интересно отметить, что в рукописи Базаров даже прямо утверждал: "Мы не одни, и народ не против нас" (VIII, 453).

А это еще раз убеждает, что, несмотря на смерть героя, базаровская тема не обрывалась, а имела для Тургенева перспективу дальнейшего развития. Он знал: победить можно только в единении с народом.

Кроме того, Базаров, как и Тургенев, скептически относится к крестьянской общине, на которую тогда возлагали большие надежды не только славянофилы, но и революционные демократы.

Кстати, заметим, что вопрос о солидарности Тургенева со взглядами его героя впервые был поставлен самим писателем, поставлен очень резко и определенно. Но произошло это несколько позднее...

Не соответствует взглядам революционных демократов и базаровское полное отрицание искусства.

Новый герой Тургенева и против пропаганды. Он говорит: "...мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках..." (VIII, 245).

Однако, вложив в уста Базарова столь категоричное заявление, Тургенев изобразил его отнюдь не отрицателем революционной пропаганды. Базаров предстает в романе прежде всего как противник пустого либерального фразерства, как противник всякой красивой фразы. Он восклицает: "...в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда...<...>

- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и чёрт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке" (VIII, 245).

Базаров утверждает, что нет даже ни одного постановления "в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания" (VIII, 247).

Здесь Базаров - во многом единомышленник не только Тургенева, но и Белинского. Здесь он, "противник пропаганды", сам становится пропагандистом разоблачительных взглядов великого критика, взглядов, известных прежде всего по его письму к Гоголю, которое, напомним, и Тургенев считал "всей своей религией".

Здесь Базаров и критик "слева" готовившихся тогда либеральных реформ. Он понимает: они, как и любые полумеры, пользы России принести не могут.

Базаров - единомышленник Белинского и как защитник свободы и ниспровергатель авторитетов.

Да, когда Тургенев создавал образ Базарова, он, несомненно, постоянно думал о самом близком и дорогом его сердцу отрицателе - Белинском.

А в результате Базаров стал не только наследником ряда очень важных взглядов великого критика, но даже и некоторых черт его характера. Так, их роднит искренность и резкость суждений, правдивость и бескомпромиссность во всем.

И в этой связи следует особо отметить, что первое отдельное издание "Отцов и детей" Тургенев посвятил Белинскому. Он как бы говорил этим посвящением о своей преданности великому критику и его идеалам.

Содержался в этом, безусловно полемичном, посвящении и ответ всем, кто после журнальной публикации романа неверно истолковал отношение писателя к главному герою романа, к одному из тех, кто продолжал в шестидесятые годы дело великого отрицателя годов сороковых.

Об этой преемственности писал уже Герцен, хотя созданный Тургеневым образ отрицателя его не удовлетворил¹.

¹ (См.: А. И. Герцен. Новая фаза русской литературы, - Собр. соч. в 9-ти т., т. 8, с. 204 - 205)

Базаров наделен не только волей, но и умом, не только энтузиазмом, но и знанием. А поэтому он близок не только Дон-Кихоту, но и Гамлету.

А ум и знание в те времена, кроме сомнений, без которых невозможно отрицание, часто порождали также и скепсис. Не смог избежать его, увы, и такой самоуверенный человек, как Базаров, когда задумывался о пользе своей личной деятельности.

Но проявлялась эта слабость у него только в моменты тяжелейших жизненных испытаний.

Так, умирая, Базаров говорит: "...тоже думал: обломе: дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта - как бы умереть прилично, хо никому до этого дела нет... Всё равно: вилять хвостом нс стану<...> Я нужен России... Нет, видно не нужен. Да и кто нужен?" (VIII, 396).

Герой Тургенева прекрасно знал, что все они - отрицатели-революционеры того времени были, говоря словами Д. И. Писарева, "поставлены в необходимость работать для будущего"¹, знал и, как мы видели, сожалел, что родился слишком рано. И в эти минуты, казалось, он был безутешен.

¹ (Д. И. Писаре в. Соч., т. 2, с. 27)

Отметим, что именно это знание, а также связанные с ним переживания, которые в "житейских передрягах" не облегчало даже понимание, что переносятся они ради очень возвышенной цели, более всего роднили тургеневского героя с Д. И. Писаревым и его соратниками из журнала "Русское слово".

Не было безразлично Базарову и то, насколько те, кто будет жить после него и ради кого он отдает свои силы, свое время, свою жизнь, окажутся достойными всего этого.

"Отцы и дети" значительны не только тем, что в них появился очень сложный, в какой-то мере противоречивый и все же замечательный новый герой - активный борец уже против своих "внутренних врагов". Этот роман замечателен и своей резкой критической направленностью.

Резко критически отнесся Тургенев здесь и к отцам дворянского либерализма и к их детям, представленным в образе Аркадия - сына Н. П. Кирсанова.

Аркадий учился в университете вместе с Базаровым. Он считает Базарова своим добрым приятелем, утверждает, что очень дорожит его дружбой и даже является его единомышленником. Однако на деле все эти заявления никак не подтверждаются.

Беспощадные, разоблачающие истинную сущность Аркадия слова писатель вложил в уста Базарова, быстро разобравшегося в подлинном смысле "нигилистических" разглагольствований этого прямого наследника "лишних людей" - дворянских либералов тридцатых-сороковых годов, либерала уже совсем иного толка - годов шестидесятых.

В очень важной сцене прощания с Аркадием, который решил жениться и остепениться, Базаров, как бы подводя итог прошлому и глядя в будущее, говорит своему приятелю: "...ты поступил умно; для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В тебе нет ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задор; для нашего дела это не годится. Ваш брат дворянин дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяки. Вы, например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами, - а мы драться хотим. Да что! Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает, да ты и не дорос до нас, ты невольно любуешься собою, тебе приятно самого себя бранить; а нам это скучно - нам других подавай! нам других ломать надо! Ты славный малый; но ты все-таки мякенький, либеральный барич..." (VIII, 380 - 381).

Имеет большое значение и то, что Тургенев в "Отцах и детях" беспощаден и к попутчикам революционеров - псевдопрогрессисту Ситникову и псевдоэмансипированной даме Кукшиной.

И на этот раз Тургенева не обмануло его огромное политическое чутье - он сразу понял, как опасны для прогрессивного общественного развития псевдореволюционеры, число которых в то время неизменно и угрожающе увеличивалось. Не удивительно поэтому, что именно они уже в "Отцах и детях" стали главным объектом его сатиры.

Отметим, что подобный Ситникову псевдопрогрессист-прилипала появлялся еще в романе "Накануне", где уже был нарисован резкими сочными мазками и заклеймен очень метким, раскрывающим сущность подобных людей прозвищем - "свистун".

Однако в "Накануне" этот пустой "свистун", по фамилии Лупояров, изо всех сил старающийся "заслужить" Хотя бы внимание Инсарова, лицо эпизодическое - едва мелькнув, он тут же и исчез с его страниц.

Не то в "Отцах и детях". Здесь и Ситников и Кукшина участвуют в целом ряде сцен, их характеры раскрыты в действии. А это позволило Тургеневу не только создать яркие сатирические образы попутчиков революционеров, рядящихся в их одежды, говорящих их языком и все же ничего общего не имеющих с революционным движением, но и доказать, что такие люди неизбежно компрометируют революционеров и их дело и таким образом, хотят они того или нет, помогают реакции.

Однако правильно поняли сцены, в которых действуют Ситников и Кукшина, не все и не сразу.

В связи с этим особый интерес приобретает предположение Д. И. Писарева, что реакционеры катковского "Русского вестника", давая согласие на опубликование в своем журнале романа "Отцы и дети", именно и рассчитывали на то, что Ситникова и Кукшину кто-то обязательно примет за истинных представителей прогрессивных сил.

Надеялись они и на то, как утверждал Писарев, что, если так случится, на Тургенева с ожесточением накинутся "многие из литературных противников "Русского вестника""¹.

¹ (Там же, с. 34)

И хотя в какой-то мере надежды катковцев тогда сбылись и на Тургенева действительно часто несправедливо нападали люди прогрессивных взглядов, от которых он этого никак не ожидал, главной своей цели писатель достиг.

Так, например, тот же Писарев, принадлежавший к тем, кого Тургенев хотел предупредить об опасности сближения с людьми, подобными Ситникову и Кукшиной, сразу правильно понял этот замысел писателя.

В статье "Базаров", появившейся тотчас после опубликования "Отцов и детей", Писарев, обращаясь к тем, кто неверно понял Тургенева, разъяснял: "...юноша Ситников и молодая дама Кукшина - представляют великолепно исполненную карикатуру безмозглого прогрессиста и по-русски эманципированной женщины. Ситниковых и Кукшиных у нас развелось в последнее время бесчисленное множество <...> не перечтешь того несметного количества разнокалиберной сволочи, которая тешится прогрессивными фразами, как модною вещицею, или драпируется в них, чтобы закрыть свои пошленькие поползновения. У нас можно сказать, что всякий пустомеля смотрит прогрессистом, лезет в передовые люди, создает из чужих лоскутьев свою теорию и даже силится заявить о ней в литературе"¹.

¹ (Там же, с. 33 - 34)

Писарев, подобно Тургеневу, был убежден в том, что, если "фирмою" многих прогрессивных идей "пользуются те самые негодяи, которые, за несколько лет тому назад, были Чичиковыми, Ноздревыми, Молчалиными и Хлестаковыми"¹, то это чрезвычайно опасно.

¹ (Там же, с. 35)

Он утверждал, что "надо знать Ситниковым их настоящую цену", а идеи, которые, сделавшись ходячею монетою, "потемнели и потерлись, как старый полтинник", надо очистить. И для этого, по мысли Писарева, необходимо было "представить уродливое проявление во всей его уродливости и, таким образом, строго отделить основную сущность от произвольных примесей"¹, и Писарев воздает хвалу художнику, сделавшему это, воздает хвалу Тургеневу.

¹ (Там же, с. 34 - 35)

Он пишет: "...художник, рисующий перед нашими глазами поразительно живую карикатуру, осмеивающий искажения великих и прекрасных идей, заслуживает нашей полной признательности"¹.

¹ (Д. И. Писарев, соч., т. 2, с. 35)

Однако наибольшее внимание в "Отцах и детях" Тургенев уделил критике консерватизма либерального дворянства, которое своей косностью и бездействием особенно мешало тогда прогрессивному развитию России.

Примечательно, что сам Тургенев, определяя главную идею этого своего романа, утверждал: "Вся моя повесть направлена против дворянства как передового класса. Вглядитесь в лица Н<икола>я П<етрович>а, П<авл>а П<етрович>а, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность. Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?.. Они лучшие из дворян - и именно потому и выбраны мною, чтобы доказать их несостоятельность" (П., IV, 380).

Победу Базарова над братьями Кирсановыми Тургенев даже рассматривал как "торжество демократизма над аристократией" (П., IV, 382).

Так в Базарове - бескомпромиссном отрицателе самодержавного строя, в изображении его волевого, мужественного и деятельного характера наиболее полно проявились и огромный художественный талант и честность Тургенева, который, несмотря на существенные тогда расхождения с революционными демократами, признал и достоинства во многом близкого им своего героя-разночинца, и его превосходство над противопоставленными ему аристократами, отстаивавшими либеральные взгляды.

Больше того, Тургенев в своем дневнике записал, что "во всё время писания" романа он чувствовал к Базарову "невольное влечение" (XIV, 99).

Поспешил Тургенев по окончании романа тотчас признаться и Герцену, что "при сочинении Базарова" он "не только не сердился на него, но чувствовал к нему "влечение, род недуга" (П., IV, 382).

А позже, в статье "По поводу "Отцов и детей"", даже заявил: "...вероятно, многие из моих читателей удивятся, если я скажу им, что за исключением воззрений Базарова на художества, - я разделяю почти все его убеждения" (XIV, 100 - 101).

Однако в этом заявлении писателя, которое долгое время многих действительно удивляло, на самом деле ничего удивительного нет.

Помимо того, что сказано выше о близости тургеневских и базаровских взглядов на ряд вопросов, надо учесть и то, что сделано оно было уже в 1869 году, когда с момента создания романа прошло немало лет, в течение которых очень многое изменилось и в исторической обстановке в России и во взглядах Тургенева. Но об этом речь будет ниже.

А теперь вернемся к роману...

Замысел романа "Отцы и дети" возник у Тургенева в конце лета 1860 года.

18 августа он писал из маленького городка на острове Уайте - Вентнора: "Я начал понемногу работать; задумал новую большую повесть - что-то выдет?" (П., IV, 116).

После этого в течение почти двух месяцев писатель был занят обдумыванием плана этого произведения. По его признанию, "лицо Базарова" до такой степени его тогда мучило, что, как он говорил, Базаров всюду перед ним "торчал". Тургенев рассказывал: "...говорю с кем-нибудь, - а сам придумываю: что бы сказал Базаров на моем месте?"¹ У него была даже большая тетрадь предполагаемых разговоров Базарова.

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. И, М., "Художественная литература", 1909, с. 69)

В середине октября того же года план романа был "готов до малейших подробностей".

Работа продолжалась и осенью в Париже, но шла медленно. 12 ноября Тургенев писал оттуда: "В голове все материалы готовы - но еще не вспыхнула та искра, от которой понемножку всё должно загореться. Задачу я себе задал трудную..." (П., IV, 149).

О том, как проходил дальнейший творческий процесс создания этого романа, мы узнаем из последующей переписки Тургенева. В большинстве своих писем Тургенев жаловался тогда, что на чужбине все мешает работе, и мечтал о том, как закипит она по возвращении его на Родину, в родное Спасское.

Однако семейные обстоятельства не позволяли ему до весны вернуться в Россию.

Очень сожалея об этом, он писал тогда Фету: "С истинным нетерпеньем жду того счастливого мгновенья, когда будущей весной, при соловьиных песнях - сворочу с Курской дороги на Ваш хутор." (П., IV, 140).

Чуть позже тому же Фету он признавался: "Ваши письма меня не только радуют - они меня оживляют: от них веет русской осенью, вспаханной уже холодноватой землей, только что посаженными кустами, овином, дымком, хлебом; мне чудится стук сапогов старосты в передней, честный запах его сермяги - мне беспрестанно представляетесь Вы<...> А взлет вальдшнепа в почти уже голой осиновой рощице... Ей-богу, даже досада берет! Здесь я охотился скверно - да и вообще, что за охота во Франции?!" (П., IV, 154).

Тогда же Тургенев начал задумываться над тем, чтобы навсегда вернуться в Россию.

Так, 25 декабря он писал своему старому приятелю Е. А. Колбасину: "В апреле думаю побывать в России, - а если бог даст, я выдам замуж свою дочь, то я совсем и навсегда вернусь на родину" (П., IV, 169).

О том же писал он в те дни и Ламберт: "Вы не можете себе представить, как мне хочется вернуться в Россию - не теперь, а с первыми днями весны, когда запоют соловьи. Только бы отдать дочь за порядочного человека замуж - и я бы получил свободу. Все другие связи - не то что порвались - а истаяли" (П., IV, 184).

А когда стала приближаться весна, желание Тургенева вернуться в Россию еще более усилилось. 31 января 1861 года он писал: "...и только думаю о возвращении весной в возлюбленный Мценский уезд. То-то мне будет приятно увидеть снова эту старую дребедень, лучше которой все-таки нет ничего для нашего брата, степняка. Егорьев день, соловьи, запах соломы и березовых почек, солнце и лужи по дорогам - вот чего жаждет моя душа!" (П., IV, 191). И снова - 9 марта Герцену: "Все мои помыслы - весь я в России" (П., IV, 203), а 3 апреля Анненкову: "Сгораю жаждою быть в России" (П., IV, 218).

И все же Тургенев и за границей продолжал работать.

Позднее, в статье "По поводу "Отцов и детей"", писатель вспоминал, что в Париже фабула нового романа понемногу сложилась в его голове и он сочинил в течение зимы несколько его глав.

Приехав же в мае 1861 года в Спасское, Тургенев тотчас принялся за роман, и, как он и предполагал, работа здесь закипела. Вскоре, 31 июля, он писал Ламберт, что роман его "приближается к концу - главные все узлы уже распутаны" (П., IV, 274).

Тогда же Иван Сергеевич признавался, что стоил этот роман ему больше труда, чем все, что он написал до сих пор. А 18 августа он уже сообщал своим корреспондентам, что работа над романом закончена и он занят его перепиской.

Таким образом, самый большой роман Тургенева был написан им за весьма короткий срок: с момента его замысла до "блаженного последнего слова" прошел всего год.

Беловую рукопись Тургенев сразу передал в "Русский вестник". И поэтому друзья писателя, которым он обычно читал свои произведения до отправки их в журнал, с романом "Отцы и дети" знакомились в то же самое время, когда и редакторы "Русского вестника". А случилось так из-за того, что Тургенев, у которого было много сомнений в момент создания романа, окончив его, был им вполне удовлетворен.

Анненков вспоминает: "Тургенев был доволен романом и не принимал в соображение замечаний, которые могли изменить физиономию лиц или расстроить план романа"¹.

¹ (П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1900, с. 477)

Но так было только в первый момент. Получив письмо Анненкова с его критическими замечаниями и советами переделать ряд мест в "Отцах и детях", Тургенев со многими из них согласился и вернулся к работе над романом. Тогда же он не оставил без внимания и требования Каткова, к которым, однако, отнесся чрезвычайно отрицательно.

Дело в том, что издатель журнала "Русский вестник" М. Н. Катков, которому Тургенев передал рукопись, остался ею очень недоволен и потребовал от автора весьма существенных исправлений.

"Когда г. Катков получил от меня рукопись "Отцов и детей", о содержании которой он не имел даже приблизительного понятия, - рассказывал потом Тургенев, - он почувствовал недоумение. Тип Базарова показался ему "чуть не апофеозой "Современника"", и я бы не удивился, если б он отказался от помещения моей повести в своем журнале" (XIV, 104 - 105).

Эта точка зрения Каткова на роман "Отцы и дети" была еще более резко выражена им в разговоре с Анненковым, который в своих воспоминаниях свидетельствует, что Катков при встрече с ним "не восхищался романом, а напротив, с первых же слов заметил: "Как не стыдно Тургеневу было спустить флаг перед радикалом и отдать ему честь, как перед заслуженным воином <...> Подумайте только, молодец этот, Базаров, господствует безусловно надо всеми и нигде не встречает себе никакого дельного отпора. Даже и смерть его есть еще торжество, венец, коронующий эту достославную жизнь, и это, хотя и случайное, но все-таки самопожертвование. Далее идти нельзя! <...> тут, кроме искусства, припомните, существует еще и политический вопрос. Кто может знать, во что обратится этот тип? Ведь это только начало его. Возвеличивать спозаранку и украшать его цветами творчества значит делать борьбу с ним вдвое труднее впоследствии"¹.

¹ (Там же, с. 477 - 478)

Как видим, реакционер Катков сразу прекрасно понял, какая опасность содержалась для правящих кругов в тургеневском романе.

Однако он все же не отказался от намерения напечатать его в своем журнале. И причиной тому, несомненно, была не только, как предполагал Писарев, надежда издателя "Русского вестника" на то, что псевдопрогрессистов Ситникова и Кукшину примут за революционеров, но и на то, что, добившись от автора исправлений, ему удастся "обезвредить" роман.

Поэтому даже в момент студенческих беспорядков, которые, продолжаясь несколько месяцев в конце 1861 года, очень накалили атмосферу внутри страны, в момент, когда Тургенев счел необходимым отложить публикацию рома- па, Катков настоял на его немедленном издании. В отличие от Тургенева, он цензурных затруднений не боялся.

7 января Тургенев по этому поводу писал Достоевскому: "...я по многим причинам хотел отложить печатание до весны; но купец настойчиво требует запроданный товар - нечего делать - приходится его спускать tel quel (таким как есть)" (П., IV, 320).

Иначе говоря, именно по этой причине Тургеневу пришлось не только согласиться на быструю публикацию романа, но и на некоторые исправления его первоначального текста.

Какими были исправления, внесенные тогда в рукопись "Отцов и детей" под нажимом Каткова, до сих пор точно неизвестно, так как письма его к Тургеневу, содержащие требования, на которые писатель, по его собственному признанию, вынужден был пойти, не сохранились.

Но одно несомненно: большинство требований Каткова было отвергнуто Тургеневым - в рукопись он внес только те исправления, которые не противоречили основной идее романа.

Очевидно и то, что под нажимом Каткова Тургенев, подобно Сервантесу, как "дань" этому своему "завистливому богу" "примешал" к характеристике Базарова "некоторую долю смешного" - вставил, например, уже упоминавшееся выше утверждение, что герой его в глазах крестьян "был все-таки чем-то вроде шута горохового...", утверждение, от которого он не отказался и тогда, когда уже мог это сделать, не отказался скорее всего потому, что оно помогло осуществлению и его собственной задачи: сблизить Базарова с Дон-Кихотом.

И все же Тургенев очень сожалел, что согласился с Катковым и позволил ему "выбросить немало смягчающих черт", характеризовавших личность Базарова.

В письме к Герцену от 28 апреля 1862 года Тургенев писал: "Катков на первых порах ужаснулся и увидел в нем (Базарове. - Г. В.) апофеозу "Современника" и вследствие этого уговорил меня выбросить немало смягчающих черт, в чем я раскаиваюсь" (П., IV, 382).

Отметим, что Тургенев раскаивался, несмотря на то что, вновь вернувшись тогда к работе над рукописью, сумел внести в нее также ряд исправлений, шедших вразрез с требованиями Каткова и способствовавших в итоге лучшему осуществлению его собственного сложнейшего замысла образа Базарова. (В результате проведенной тогда и позднее правки характер этого героя стал еще более суровым и волевым.)

В связи со всем сказанным особый интерес представляет признание, сделанное Тургеневым в том же письме к Герцену. "Положа руку на сердце, - писал он, - я не чувствую себя виновным перед Базаровым и не мог придать ему ненужной сладости. Если его не полюбят, как он есть, со всем его безобразием - значит я виноват и не сумел сладить с избранным мною типом. Штука была бы не важная представить его - идеалом; а сделать его волком и все-таки оправдать его - это было трудно; и в этом я, вероятно, не успел; но я хочу только отклонить нарекание в раздражении против него. Мне, напротив, сдается, что противное раздражению чувство светится во всем, в его смерти и т. д." (П., IV, 382 - 383).

Следующим, весьма важным этапом сложной творческой истории "Отцов и детей", многое в которой из-за отсутствия ряда документов до сих пор не до конца ясно, стал период подготовки этого романа к опубликованию отдельным изданием в 1862 году. Теперь, когда Тургенев не должен был считаться с мнением Каткова, он сразу отказался от всех исправлений, сделанных по его настоянию и противоречащих его собственному замыслу.

В ту пору отношение Тургенева к Каткову становилось все более и более неприязненным. Так, 11 февраля 1862 года, объясняя Герцену причины, вынудившие его отдать свой роман в "Русский вестник", Тургенев признавался: "...многое в нем мне противно до тошноты", а 28 апреля тому же Герцену он писал: "Если ты распек Каткова за его статью в "Р<усском> в<естнике>", то я рукоплещу тебе и с наслаждением прочту статью твою в "Колоколе"" (П., IV, 334 и 383).

Появление "Отцов и детей", совпавшее с моментом усиления реакции, как и предполагал Тургенев, вызвало самые "ожесточенные баталии".

На страницах периодической печати тотчас началась широкая полемика, отразившая всю сложность происходившей тогда идейной борьбы.

Причина поднявшейся вокруг романа бури, по утверждению В. В. Воровского, заключалась в том, что "чуткая рука художника нащупала больное место общества, обнажила явление, бессознательно волновавшее всех..."¹.

¹ (См.: Тургенев в русской критике. М., Гослитиздат, 1953, с. 440)

Понимал это и Тургенев.

Он писал тогда Анненкову: "Эта повесть попала в настоящий момент нашей жизни, словно масло на огонь; точно нарочно ее подогнали, как говорится, в самый раз. Я во всяком случае не раскаиваюсь, хотя большая часть молодежи на меня негодует; я даже имею смелость думать, что я принес пользу - хотя Самарин (Юрий) <...> упрекает меня<...> в гражданской трусости: ему бы хотелось, чтоб я Базарова смешал с грязью; - другие, напротив, ярятся на меня за то, что я будто оклеветал его - словом, хаос. Всё это выяснится со временем, и если моя репутация даже погибнет, само дело выиграет - а ведь это-то и есть главное; - прочее пустяки" (П., V, 12).

Да, не только реакционеры, но на первых порах и некоторые представители демократического лагеря выступили против Тургенева с резкой критикой.

И если Катков находил, что в "Отцах и детях" писатель "представил апофеозу "Современника"", то М. А. Антонович - автор статьи, помещенной в том самом "Современнике", напротив, расценил роман как пасквиль на молодое демократическое поколение и панегирик "отцам".

Объединившиеся вокруг этого журнала революционные демократы в тот момент очень надеялись на крестьянскую революцию и не могли поэтому принять скептицизма Базарова.

Прежде других понял огромное значение нового романа Тургенева Анненков. В своих воспоминаниях он писал об "Отцах и детях": "...я в два дня проглотил роман, который мне показался грандиозным созданием, каким он действительно и был"¹

¹ (П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1900, с. 477)

Когда же вокруг "Отцов и детей" закипела бурная полемика, Анненков, оценивая ее, еще 1 июля 1862 года писал Тургеневу: ""Отцы и дети" действительно нашумели так, как даже я и не ожидал. Вы можете радоваться всему, что об них говорят. Писателем-романистом быть хорошо, но кинуть в публику нечто вроде нравственного масштаба, на который все себя примеривают, ругаясь на градусы, показываемые масштабом, и равно злясь, когда градус мал и когда велик, - это значит добраться, через роман, до публичной проповеди. А это, я полагаю, - последнее и высшее звено всякого творчества"¹.

¹ (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Т. V. Письма. М. - Л., "Наука", 1903, с. 497)

Глубокий и интересный разбор "Отцов и детей" сделал Писарев в своей, по мнению самого Тургенева, "очень замечательной" статье "Базаров".

Позднее Тургенев говорил Н. А. Островской: "Разбор Писарева необыкновенно умен <...> и я должен сознаться, что он почти вполне понял все то, что я хотел сказать Базаровым"¹.

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. II. М., "Художественная литература", 1909, с. 70)

Основную заслугу Тургенева Писарев увидел в том, что он сумел в своем романе отразить историческую истину - изобразил демократа как передовую силу России.

"Из Базаровых, - писал критик, - при известных обстоятельствах, вырабатываются великие исторические деятели; такие люди долго остаются молодыми, сильными и годными на всякую работу; они не вдаются в односторонность, не привязываются к теории, не прирастают к специальным занятиям; они всегда готовы променять одну сферу деятельности на другую, более широкую и более занимательную; они всегда готовы выйти из ученого кабинета и лаборатории".

И далее, говоря уже конкретно о возможной для Базарова деятельности, Писарев в подцензурной статье смело намекал на то, что это может быть и борьба за свободу. Писарев утверждал: "Базаров никогда не сделается фанатиком, жрецом науки, никогда не возведет ее в кумир, никогда не обречет своей жизни на ее служение <...> Если представится другое занятие <...> он оставит медицину, точно так же как Вениамин Франклин оставил типографский станок"¹, оставил, - добавим мы, - чтобы принять участие в борьбе за независимость колоний в Северной Америке.

¹ (Д. И. Писаре в. Соч., т. 2, с. 44 - 45)

Заканчивая статью, Писарев сделал очень важный вывод. Он писал: "...смысл романа вышел такой: теперешние молодые люди увлекаются и впадают в крайности, но в самых увлечениях сказываются свежая сила и неподкупный ум; эта сила и этот ум без всяких посторонних пособий и влияний выведут молодых людей на прямую дорогу и поддержат их в жизни.

Кто прочел в романе Тургенева эту прекрасную мысль, - восклицал далее Писарев, - тот не может не изъявить ему глубокой и горячей признательности, как великому художнику и честному гражданину России"¹.

¹ (Там же, с. 49 - 50)

Высоко оценил Писарев и отношение Тургенева к самому Базарову.

Он писал: "Тургенев оправдал и оценил его по достоинству. Базаров вышел из испытания чистым и крепким <...> Тургенев не полюбил Базарова, но признал его силу, признал его перевес над окружающими людьми и сам принес ему полную дань уважения".

И тут же Писарев сделал важный вывод: "Этого слишком достаточно для того, чтобы снять с романа Тургенева всякий могущий возникнуть упрек в отсталости направления; этого достаточно даже для того, чтобы признать его роман практически полезным для настоящего времени"¹.

¹ (Там же, с. 29)

Представляют интерес также и другие выводы Писарева, к которым он пришел в результате всестороннего анализа образа Базарова.

Например, критик совершенно справедливо утверждал, что у "Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое"¹, а трагедию их предопределило отсутствие в данный момент необходимых условий для избранной ими активной деятельности, для борьбы за свободу народа.

¹ (Там же, с. 21)

Намекая на реформы и вызванный подготовкой к ним общественный подъем, критик разъяснял, что "внешние усовершенствования" не победят скептицизма Базарова, и он не обманется - "не примет случайной оттепели за наступление весны и проведет всю жизнь в своей лаборатории, если в сознании нашего общества не произойдет существенных изменений"¹.

¹ (Там же, с. 45)

Революционный демократ, сторонник свержения самодержавия, Писарев принял Базарова потому, что базаровские настроения и взгляды были в тот момент во многом ему близки.

Вместе со своими единомышленниками - революционными демократами, группировавшимися вокруг журнала "Русское слово", Писарев, в отличие от революционных демократов, составлявших ядро "Современника", а также и от тех революционеров, которые в это время создавали тайное общество "Земля и воля", видел неподготовленность народа к революции и поэтому был убежден в невозможности ее близкого осуществления.

Статья Писарева "Базаров" в момент своего появления приобрела революционное звучание: она звала к работе на пользу народу, утверждала необходимость копить силы для будущей борьбы.

Отрицательные отклики революционно-демократической критики на роман "Отцы и дети" очень сильно огорчили Тургенева, который всегда дорожил мнением передовой молодежи.

В давно известном письме от 22 июля 1862 года Тургенев писал М. А. Маркович об этих переживаниях: "Я Вам когда-нибудь расскажу <...> все впечатления, вынесенные мною из последнего моего пребывания в России; как меня били руки, которые я бы хотел пожать, - и ласкали руки другие, от которых я бы бежал за тридевять земель..." (П., V, 22 - 23).

А из письма, которое стало известно совсем недавно, мы узнаем новые подробности о пережитом тогда Тургеневым.

18 июля 1862 года он писал П. Виардо: "Мой последний роман наделал много шума, оттого что появился в такое время. Главный герой - молодой человек передовых взглядов; я попытался представить конфликт двух поколений, и это отыгралось на мне. Град проклятий и, надо сказать, сочувствий; иной раз не знаешь, кого слушать. Получаю комплименты, которые причиняют мне боль, а с другой стороны, слышу критику, доставляющую мне удовольствие. Вообще молодые люди немного раздражены против меня<...> Но все это образуется"¹.

¹ (Цит. по публикации "У всего этого есть будущее". - "Неделя", 1972, № 30, с. 12)

Несколько раз в печати и в личной переписке Тургенев, адресуясь прежде всего к молодым своим современникам, разъяснял истинный смысл своего отношения к изображенным в романе "Отцы и дети" лицам и событиям.

Так, в 1869 году он выступил со статьей "По поводу "Отцов и детей"", в которой полностью отводил от себя обвинения в предвзятом, несправедливом отношении к Базарову. В этом смысле интересны и уже цитировавшиеся нами письма Тургенева к Герцену и особенно к К. К. Случевскому от 26 апреля 1862 года, а также более позднее, написанное в январе 1876 года, его письмо к Салтыкову-Щедрину.

Дискуссия вокруг проблем, поднятых Тургеневым в "Отцах и детях", продолжалась очень долго - проблемы эти оставались чрезвычайно актуальными и волновали общество вплоть до Великой Октябрьской революции.

В 1863 - 1865 годах, во время нового наступления реакции, особенно усилившейся после подавления польского восстания 1863 года, когда революционная демократия переживала глубокий кризис, произошла полемика между "Современником" и "Русским словом" о путях революции. А поводом для нее опять-таки послужил разный подход к тургеневскому роману "Отцы и дети".

В конце шестидесятых годов стали появляться статьи, авторы которых, подобно Писареву, стремились посредством всестороннего глубокого анализа "Отцов и детей" раскрыть истинный смысл и значение этого произведения, стремились дать ему объективную оценку.

В этом отношении наиболее характерна статья революционера Н. В. Шелгунова "Люди сороковых и шестидесятых годов".

"Г-ну Тургеневу, - писал в ней Шелгунов, - очень досталось за Базарова. Но время страстных отношений к этому типу для нас уже миновало, и мы можем смотреть на него с тем объективным спокойствием, с каким каждый человек смотрит на свое минувшее".

Указав на исторические и социальные причины появления "новых людей" шестидесятых годов, наиболее ярким представителем которых в литературе был Базаров, Шелгунов перешел к анализу этого образа.

"Для нас в Базарове, - писал он, - дороги многие черты, ибо они черты живого человека, черты не измышленные, а созданные логикой жизни и только несколько карикатурно изображенные г. Тургеневым". И далее, как бы давая ответ всем обвинителям Тургенева, Шелгунов разъяснял: "Карикатурность в этом случае, может быть, даже не больше как технический прием: автор прибегает к резким чертам, чтобы образ героя вышел рельефнее; ведь и с Инсаровым он прибегал к тому же приему. А Рудин? Разве рефлексия не доведена в нем до карикатурности?"¹

¹ (Н. В. Шелгунов. Литературная критика. Л., "Художественная литература", 1974, с. 177)

Заметим, кстати, что именно все те черты Базарова, которые представлялись Шелгунову, да и не ему одному, несколько карикатурно изображенными, для самого Тургенева, как сказано выше, были прежде всего той "комической оболочкой", той долей смешного, которая, говоря его словами, "неминуемо должна примешиваться к поступкам, к самому характеру людей, призванных на великое новое дело, как дань, как успокоительная жертва завистливым богам" (VIII, 189), то есть в данном случае как дань цензуре и тому же Каткову.

Напомним: ведь как раз под нажимом последнего к характеристике Базарова Тургенев и добавил такие черты, которые должны были осветить его "комическим светом", иначе говоря, тем самым светом, которым, по его убеждению, Сервантес осветил Дон-Кихота, "чтобы гусей не раздразнить" (VIII, 184).

В своей статье Шелгунов говорил также о силе и доброте Базарова как об основных чертах, определяющих его характер, говорил, что "правда, намеченная в Базарове, жива и не умрет..."¹.

¹ (Там же, с. 190)

Но главное, по мысли критика, Тургенев в лице Базарова "заставляет новое поколение выразить свой протест против всякого крепостничества, в какой бы форме, в какой бы сфере, в каком бы притязании оно ни выражалось"¹.

¹ (Там же, с. 203)

Положительно оценил Шелгунов и то, что Тургенев раньше всех подметил и изобразил борьбу "реалистов "детей" с идеалистами "отцами""¹.

¹ (Там же, с. 177)

А в 1870 году, в связи с выходом в свет собрания сочинений Тургенева, Шелгунов, как бы подводя итог деятельности писателя за период, окончившийся созданием "Отцов и детей", писал: "Тургенев для нас лучезарный образ. Это честный, искренний человек, не становившийся никогда на ходули, переживавший всем существом своим вопросы, о которых он говорил; страдавший и радовавшийся вместе со своими героями; пытливо приглядывавшийся к явлениям жизни и горячо любивший страну, для которой он жил и действовал"¹.

¹ ("Дело", 1870, № 2, Современное обозрение, с. 2)

К "Отцам и детям" постоянно обращались взоры многих литераторов и общественно-политических деятелей.

Не один раз о Базарове писал Герцен. Чернышевский ответил на роман "Отцы и дети" своим романом "Что делать?". Писали о тургеневском романе и его герое Л. Н. Толстой, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Писемский и еще многие, многие другие русские писатели - современники Тургенева, а также и революционеры-семидесятники.

Писали об "Отцах и детях" и на Западе.

Иностранные критики отмечали огромное значение этого произведения не только для развития русской, но и мировой литературы. При этом они превыше всего ценили новаторство этого романа, важность затронутых в нем общественно-политических проблем.

Так, Мопассан в статье "Иван Тургенев", опубликованной сразу после смерти писателя, утверждал: "Благодаря могучему дару наблюдательности, которым обладал Тургенев, ему удалось заметить пробивающиеся ростки русской революции еще задолго до того, как это явление вышло на поверхность. Это новое состояние умов он запечатлел в знаменитой книге "Отцы и дети"¹.

¹ (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. II. М., "Художественная литература", 1909, с. 277)

Вскоре после смерти Тургенева Анненков по поводу всего сказанного об "Отцах и детях" писал: "Одни осуждали автора за идеализацию своего героя, другие упрекали его в том, что он олицетворил в нем не самые существенные черты современного настроения. Время обнаружило, что обе точки зрения были одинаково несостоятельны, и поставило роман на его настоящую почву, признав в нем художественное отражение целой эпохи, которое всегда вызывает подобные упреки и недоразумения"¹.

¹ (П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1900, с. 479 - 480)

Самому Тургеневу огромное значение его романа стало вполне ясным еще в 1867 году, когда он писал о нем: "Эта маленькая книга из всех моих произведений имела больше всего влияния на формирование общества, по крайней мере части его, в России - и я являюсь крестным отцом "нигилизма", о котором в последнее время так много говорят" (П., VI, 418).

Роман "Отцы и дети" был высоко оценен марксистской критикой, которая дала историческое осмысление образа Базарова.

В. В. Боровский писал о Тургеневе - создателе этого образа: "...одно несомненно: в основу характеристики нигилиста он положил действительные черты реального общественного типа, развернувшегося вскоре пышным цветом и заполнившего своей проповедью рационализма и индивидуализма целое десятилетие"¹.

¹ (В. В. Боровский. Соч., т. II. Л., 1931, с. 74)

А. В. Луначарский утверждал: "По тому, как крепко Базаров стоит на двух своих ногах, по всему презрению, которое он чувствует к пустой болтовне и лишним людям, вы чувствуете, что это - не лишний человек, что это - очень нужный человек в России, что за какую бы задачу он ни взялся, он разрешит ее практично своими крепкими умелыми руками". Луначарский ставил Тургеневу в заслугу также и то, что он своими романами возвестил о "ликвидации идейной гегемонии дворянства"¹.

¹ (А. В. Луначарский. Русская литература. М., 1947, с. 80 - 87 и 83)

Созданием романа "Отцы и дети" в жизни и творчестве Тургенева завершился период, в течение которого общение писателя с революционными демократами оказало на него большое положительное влияние.

Об этом очень верно говорил Салтыков-Щедрин: "Последнее, что он написал, - "Отцы и дети" - было плодом общения с "Современником". Там были озорники неприятные, но которые заставляли мыслить, негодовать, возвращаться и перерабатывать себя самого"¹.

¹ (М. Е. Салтыков-Щедрин. Полн. собр. соч., т. XVIII, с. 343)