Между тем в Баден-Бадене по-прежнему было спокойно, тихо, ничто не напоминало об ужасных событиях, происходивших совсем близко, ничто не напоминало о начавшейся войне.
Здесь все и в доме Виардо, казалось, шло по раз и навсегда заведенному порядку.
По утрам Полина Виардо давала своим многочисленным ученикам уроки музыки и пения. Днем каждый занимался своим делом. А к обеду все вместе собирались в столовой. По вечерам опять все сходились в гостиной за круглым столом. Хозяйка либо читала, а потом предлагала всем высказаться по поводу прочитанного, либо садилась за рояль и играла произведения любимых композиторов - Бетховена, Моцарта, Листа, Шуберта, Шумана, Шопена... Вечер обычно заканчивался пением Полины Виардо.
Вилла Тургенева находилась тоже в Тиргартентале, рядом с виллой семейства Виардо.
Еще в 1865 году, купив большой участок земли, прилегавший к парку его друзей, Иван Сергеевич начал строить на нем нечто вроде замка в стиле Людовика XIII.
Это здание с мансардами, покатыми крышами и высокими трубами напоминало, по утверждению одного из друзей писателя Людвига Пича, сказочный замок среди леса и полян. Участок Тургенева вдавался в лесистые горы и роскошные луга Тиргартенталя. Когда Иван Сергеевич его приобрел, он был очень запущен.
Но вскоре архитектор, строивший дом, превратил всю окружающую местность в сад. Гостиная, где писатель обычно принимал гостей, выходила на окутанную вьющимися растениями веранду. Перед нею теперь расстилался тенистый сад с крошечным озером. Из окон дома открывался красивый вид на горы.
Из гостиной, через переднюю, можно было спуститься и в совершенно изолированную угловую комнату с двумя окнами и камином. Это был кабинет писателя. Его скромную обстановку составляли книжные полки и письменный стол. На стенах висели пейзажи работы голландских мастеров XVII века. Здесь Тургенев любил работать и писать письма.
Была в этой вилле и столовая, окна которой выходили на луга, окаймленные вдали полосой леса.
Строительство виллы было закончено только в 1867 году, и Тургенев поселился в ней в начале 1868 года. Но и теперь большую часть своего досуга он проводил в кругу семьи своих друзей Виардо.
Уже давно дом Виардо в Тиргартентале стал своеобразным центром культурной жизни того времени.
В первый же год своего пребывания здесь Виардо построили в саду нечто вроде храма искусства. В глубине большого зала стояли привезенные из Парижа орган и концертный рояль. На стенах были развешаны лучшие из картин, собранные мужем Полины Виардо - известным французским писателем, искусствоведом и критиком Луи Виардо.
В этом зале с августа 1864 года каждое воскресенье, с трех до пяти часов, устраивались пользовавшиеся огромной популярностью "музыкальные утра". Их посещали знаменитые писатели, композиторы, художники, артисты, из разных стран приезжавшие в Баден-Баден.
Самые высокопоставленные лица считали за честь быть приглашенными на эти "утра". Здесь выступали и знаменитые певцы - А. Патти, П. Лукка. Д. Арто, А. Оргепи, композиторы - А. Рубинштейн, Брамс, Вагнер, Лист и многие другие.
Но неизменным украшением каждого такого концерта была сама хозяйка дома. Хотя к этому времени Полина Виардо уже оставила сцену и занималась только преподавательской и композиторской деятельностью, она радовала своих гостей по-прежнему прекрасно звучавшим голосом и исключительным неувядаемым талантом трагедийной актрисы.
По-прежнему восхищался Полиной Виардо и Тургенев. Свое чувство восторга перед ее талантом он наиболее полно выразил в одном из лучших своих поэтических творений - в стихотворении в прозе "Стой!".
Это к ней, к Полине Виардо, обращены слова писателя:
"Стой! Какою я теперь тебя вижу - останься навсегда такою в моей памяти!
С губ сорвался последний вдохновенный звук - глаза не блестят и не сверкают - они меркнут, отягощенные счастьем, блаженным сознанием той красоты, которую удалось тебе выразить, той красоты, во след которой ты словно простираешь твои торжествующие, твои изнеможенные руки!
Какой свет, тоньше и чище солнечного света, разлился по всем твоим членам, по малейшим складкам твоей одежды?
Какой бог своим ласковым дуновеньем откинул назад твои рассыпанные кудри?
Его лобзание горит на твоем, как мрамор, побледневшем челе!
Вот она - открытая тайна, тайна поэзии, жизни, любви! Вот оно, вот оно, бессмертие! Другого бессмертия нет - и не надо. В это мгновение ты бессмертна.
Оно пройдет - и ты снова щепотка пепла, женщина, дитя... Но что тебе за дело! В это мгновенье - ты стала выше, ты стала вне всего преходящего, временного. Это твое мгновение не кончится никогда.
Стой! И дай мне быть участником твоего бессмертия, урони в душу мою отблеск твоей вечности!"
(XIII, 195 - 196).
К баденовскому периоду относится возникновение творческого союза Тургенева и Полины Виардо.
К написанным Тургеневым либретто она сочинила музыку. Так родились четыре оперетты - "Слишком много жен", "Последний колдун", "Людоед" и "Зеркало".
Жанр оперетты в конце пятидесятых годов прошлого столетия завоевал всеобщее признание. Огромным успехом пользовались тогда оперетты Эрве и особенно Оффенбаха.
Тургенев довольно сильно увлекся этим новым для него литературным жанром. Он даже принял участие в некоторых постановках своих оперетт. С удовольствием исполнял на домашней сцене роли Паши, Колдуна и Людоеда.
Эти спектакли разыгрывались в его новом доме. В них участвовали также Полина Виардо, ее дочери и ученики, а иногда и гости.
Еще в то время, когда семья Виардо жила во Франции, в Куртавнеле, домашние спектакли стали для нее обычным развлечением.
"Как отлично мы проводили время в Куртавнеле! - писал Тургенев 6 ноября 1856 года Боткину. - Каждый день казался подарком - какая-то естественная, вовсе не от нас зависящая разнообразность проходила по жизни. Мы играли отрывки из комедий и трагедий <...> Я плох во всех ролях до крайности, но это нисколько не вредило наслаждению..." (П., III, 24).
В Баден-Бадене любительский театр в семье Виардо увлек всех еще больше. Нередко домашние спектакли превращались теперь в целое событие. К ним долго и тщательно готовились. Все вместе писали декорации, шили костюмы. Веселые репетиции доставляли всем большое удовольствие.
Тургенев и его друзья продолжали в Баден-Бадене проводить свой досуг и за так называемой "игрой в портреты", увлечение которой также началось давно, в том же Куртавнеле.
Вот как описал эту игру сам Тургенев в том же письме Боткину: "...я рисовал пять или шесть профилей, какие только мне приходили - не скажу в голову - в перо; и каждый писал под каждым профилем, что он о нем думал. Выходили вещи презабавные, и M-me Viardot ((М-м Виардо), разумеется, была всегда умнее, тоньше и вернее всех. - Я сохранил все эти очерки - и некоторыми из них (т. е. некоторыми характеристиками) воспользуюсь для будущих повестей" (П., III, 24 - 25). Писателя увлекал творческий характер игры, возможность проявить в ней выдумку, фантазию и наблюдательность.
В момент, когда Тургенев в 1870 году прибыл в Баден-Баден, здесь, несмотря на начавшуюся войну, продолжался международный шахматный турнир, вице-президентом которого был избран Иван Сергеевич. К тому времени его имя было уже довольно известно в шахматном мире. Еще в Париже Тургенев, посещая кафе "Режанс" - своеобразный шахматный клуб, - много раз играл с известными мастерами, принимал участие в организации шахматных матчей.
Однако спокойствие и в Баден-Бадене продолжалось недолго. Вскоре железнодорожное сообщение с ним было прервано. Опасались, что произойдет вторжение французов из-за Рейна. Город быстро опустел.
Но Тургенев и семья Виардо задержались в Баден-Бадене. Пока они собирались к отъезду, стало ясно, что непосредственная опасность городу не угрожает.
Почти с первых дней войны обнаружилась полная несостоятельность прогнившего насквозь режима Наполеона III. Очень быстро инициативу в этой войне захватила Германия.
Военные действия, хотя и недолго, происходили так близко от Баден-Бадена, что в городе был слышен гул канонады.
Рассказывая об этом Анненкову, Тургенев писал 8 августа: "...телеграмма известила нас, что это немцы брали штурмом Вейссенбург - и началось исполнение плана Мольтке, который <...> ринул всю громадную армию крон-принца прусского в Эльзас - и разрубил французскую армию надвое. В субботу, т. е. третьего дня, мой садовник пришел сказать мне, что с утра слышится чрезвычайно сильная пальба: я вышел на крыльцо - и, действительно, глухие удары, раскаты, сотрясения доносились явственно... я насчитывал их от 30 до 40 в минуту" (П., VIII, 260).
В то же утро Тургенев поехал в Ибург, замок, находившийся на одной из вершин Шварцвальда, откуда была видна долина Эльзаса до Страсбурга. Погода была ясная и видимость очень хорошая.
За несколько минут до приезда Тургенева в Ибург канонада прекратилась, но прямо против горы, по ту сторону Рейна, из-за сплошного леса поднимались громадные клубы черного, белого, сизого, красного дыма - там горел город. Где-то вдали еще слышались пушечные выстрелы. Французы были разбиты и отступали.
Увиденное потрясло Тургенева. "Страшно и горестно было видеть, - рассказывал он, - в этой тихой, прекрасной равнине, под кротким сиянием полузакрытого солнца этот безобразный след войны, и нельзя было не проклясть ее - и безумно-преступных ее виновников" (П., VIII, 261).
На первых порах и Тургенев, и Полина Виардо, и ее муж с удовлетворением встречали известия о победах Германии - уже давно Наполеон III и режим его империи стали для них ненавистными. Они были убеждены в том, что существование империи Наполеона III несовместимо с развитием свободы в Европе, и надеялись, что победа Германии приведет к падению Наполеона, а Франция таким образом будет спасена.
В письме к Аненкову Тургенев тогда писал: "...в одном бесповоротном падении наполеоновской империи вижу спасение цивилизации, возможность свободного развития свободных учреждений в Европе: оно было немыслимо, пока это безобразие не получило достойной кары" (П., VIII, 261).
А когда Вторая империя после поражения французских войск 1 сентября под Седаном пала и Наполеон III с его стотысячной армией под командованием Мак-Магона оказались в плену, Тургенев говорил: "...истинное счастье, что привелось быть свидетелем тому, как низвергнулся в клоаку этот жалкий негодяй со своей кликой" (П., VIII, 384).
Иван Сергеевич был убежден в том, что французы получают урок, пусть жестокий, но как раз тот, какой им был тогда необходим. "Пора, давно пора им, - писал Тургенев в те дни о французах, - оглянуться на самих себя, внутрь страны, увидеть свои язвы и стараться уврачевать их - пора положить конец тому безнравственному факту, который царит у них вот уже скоро двадцать лет! Без сильного внешнего потрясения такие "оглядки" невозможны; - без глубокой скорби и боли они не бывают..." (П., VIII, 263).
Однако очень скоро торжество прусских милитаристов стало вызывать у Тургенева все большую и большую тревогу.
Так, уже 15 сентября, высказывая свою радость по поводу падения "гнусной империи", он одновременно указывает и на то, что его симпатии несколько изменились.
"Теперь, - пишет он, - немцы являются завоевателями, а к завоевателям у меня сердце особенно не лежит" (П., VIII, 278). "...я не скрываю от самого себя, - признавался Тургенев в те же дни, - что не всё впереди розового цвета и завоевательная алчность, овладевшая всей Германией, не представляет особенно утешительного зрелища" (П., VIII, 280).
Тургенев начинает опасаться также того, что прусский король, более всего ненавидевший республику, может, взяв Парижу "восстановить Наполеона как единственно легальную власть", а "это, - по утверждению Тургенева, - уже слишком безнравственно и показывает только, как люди способны ослепляться на вершинах общественного здания" (П., VIII, 278).
Очень напряженно следил Тургенев за тем, как после провозглашения во Франции республики ее народ, охваченный патриотическим подъемом, оказывал мужественное сопротивление врагу при защите осажденного Парижа.
Он тяжело переживал бедствия Франции, несчастья ее народа, вызванные войной. С большим сочувствием наблюдал он и за общественным движением, толкавшим Францию на путь демократизации.
С удовлетворением встретив падение Второй империи, супруги Виардо, однако, сильно страдали из-за поражения Франции,
Торжества в честь побед немецкой армии острой болью отзывались в их сердцах - и они решили покинуть Германию.
Вместе с ними 10 ноября 1870 года отправился в Лондон и Тургенев.