Во флигеле изгнанника

Флигель изгнанника

"По высочайшему повелению" отсидев месяц в полицейской тюрьме "за ослушание и нарушение цензурных правил", Тургенев 16 мая 1852 года был выпущен на волю. Через два дня, по тому же "высочайшему повелению", поехал из Петербурга в бессрочную ссылку на родину, под надзор полиции.

В Спасском Тургенев поселился во флигеле, где при Варваре Петровне обычно жили главноуправляющие усадьбой. Здесь, в "лабиринте небольших и совсем маленьких комнат" было уютнее, спокойнее, чем в Большом усадебном доме, к которому Иван Сергеевич после смерти матери все еще не мог привыкнуть. Казался он чужим, необжитым, вызывал тягостные воспоминания.

Поначалу, в летние месяцы Тургенев изгнание переносил легко. "Вдыхаю целой грудью деревенский воздух - читаю Гоголя - и только",- радовался он. Ездил охотиться в Козельск, Жиздру, Епифань, под Карачев. Чувствовал, что в нем "бродят все стихии" нового произведения.

Когда же наступила зима, в тот год необычно ранняя, и сугробами завалило усадьбу, Тургенев остро ощутил свое одиночество. "Ни музыки, ни друзей; да что? нет даже соседей, чтобы скучать вместе",- жаловался он Полине Виардо.

"Заперся, как крот в свою нору",- писал о себе Тургенев. Может быть, тогда же сам он и окрестил эту "нору" флигелем изгнанника. Работал Иван Сергеевич много, непрестанно, яростно. Наверное, и этим хотел одолеть тоску. Говорил, что уединение полезно писателю. И тут же опровергал себя: "Хорошо уединение, спору нет - но для того, чтобы оно принесло какую-нибудь пользу - надобно, однако, чтобы оно хоть изредка оживлялось беседой и столкновением с умным человеком, которого любишь и которому веришь".

Чуть ли не в каждом письме Тургенев звал приехать к нему Анненкова, Колбасиных, Ивана Аксакова... Но никто не заглядывал в орловскую глушь. По-прежнему метался в крохотных комнатушках спасский изгнанник, напрасно вслушиваясь в осточертевшее завыванье непогоды.

Минул год 1852-й. Прошли январь, февраль 1853-го...

Неожиданной была эта встреча в мартовский полдень. Услышав, как зазвенели бубенцы, Тургенев выбежал на крыльцо. Кто-то едет в усадьбу! Почтовый тарантас лихо подкатил к флигелю... Полное, расплывшееся в улыбке лицо. Знакомый, большой старомодный картуз... Как не узнать этого тучного старика, с трудом поднявшегося по ступенькам?

- Щепкин!..

Едва стихли объятия и лобызанья, а Михаил Семенович уже спрашивал:

- Что, вареники будут?

- Будут, будут,- смеялся Тургенев.

- Чтобы сто тридцать штук было, меньше не ем...

Флигель изгнанника

Неделю прожил Михаил Семенович в Спасском. О чем только не говорилось в те дни во флигеле изгнанника! Щепкин прочел Ивану Сергеевичу новую комедию Островского. Потом Тургенев с успехом читал гостю только что написанные главы своего романа, слушал дельные советы Михаила Семеновича...

Великий актер, дружбой которого дорожили Пушкин и Гоголь, гордость и слава российской сцены, поехал навестить в ссылке молодого писателя, не раздумывая, как на это взглянут царь и жандармы. К тому же это путешествие из Москвы в Спасское - 300 верст по мартовской ростепели, на перекладных! - совершил хворый человек, которому было далеко за шестьдесят...

"Каков милый старик!" - писал Тургенев, взволнованный приездом Щепкина.

Шахматный столик писателя