И. А. Гончаров

Saddle - Islands, 15 (27) декабря [1853 г.]^*

^* (Письма Гончарова печатаются по изданию: И. А. Гончаров, Собрание сочинений, изд-во "Правда", М. 1952, т. 8.)

...Иногда мне бывает просто лень писать, тогда я беру - как вы думаете что? - книжку Ивана Сергеевича: она так разогревает меня, что лень и всякая другая подобная дрянь улетучивается во мне и рождается охота писать. Но тут другая беда: я зачитаюсь книги, и вечер мелькнет незаметно. И вчера, именно вчера случилось это, как заходили передо мной эти русские люди, запестрели березовые рощи, нивы, поля и - что все[го] приятнее - среди этого стоял сам Иван Сергеевич, как будто рассказывающий это своим детским голоском - и прощай Шанхай, камфарные и бамбуковые деревья и кусты, море; где я - все забыл. Орел, Курск, Жиздра, Бежин луг - так и ходят около. Кланяйтесь ему и скажите это от меня. И Павлу Васильевичу кланяйтесь: так он издает Пушкина! Как я рад, я, жаркий и неизменный поклонник Александра Сергеевича^*. Он с детства был моим идолом, и только один он...

^* (Павел Васильевич Анненков, издававший сочинения А. С. Пушкина.)

28 марта 1859 года.

...Давно и страстно стремились вы - скажу, к чести вашей - к вашему призванию и вашему значению: не сознаваться в этом было бы или постыдным равнодушием, или fatuite^*. Скажу более, вы смотрите еще выше и, конечно, подыметесь очень высоко, если пойдете своим путем, если окончательно уясните, определите сами себе свои свойства, силы и средства. Вы скользите по жизни поверхностно, это правда; но по литературной стезе вы скользите менее поверхностно, нежели по другой. Я, например, рою тяжелую борозду в жизни, потому что другие свойства заложены в мою натуру и в мое воспитание. Но мы оба любим искусство, оба - смею сказать - понимаем его, оба тщеславны, а вы, сверх того, не чужды в ваших стремлениях и некоторых страстей... которых я лишен по большой цельности характера, по другому воспитанию и еще... не знаю по чему,- по лени, вероятно, и по скромности мне во всем на роду написанной доли. У меня есть упорство потому, что я обречен труду давно, я моложе вас тронут был жизнью и оттого затрагиваю ее глубже, оттого служу искусству, как запряженный вол, а вы хотите добывать призы, как на course au cloeher^**.

^* (Фатовство.- Ред.)

^** (Скачки с препятствиями.- Ред.)

Если смею выразить вам свой взгляд на ваш талант искренне, то скажу, что вам дан нежный верный рисунок и звуки, а вы порываетесь строить огромные здания или цирки и хотите дать драму. Свое свободное, безгранично отведенное вам пространство хотите вы сами насильственно ограничить тесными рамками. Вам, как орлу, суждено нестись над горами, областями, городами, а вы кружитесь над селом и хотите сосредоточиться над прудом, над невидимыми для вас сверху внутренними чувствами, страстями семейной драмы. Хотите спокойно и глубоко повествовать о лице, о чувстве, которых, по быстроте полета, не успели разглядеть, изучить и окунуться сами в его грусть и радость. В этом непонимании своих свойств лежит вся, по моему мнению, ваша ошибка. Скажу очень смелую вещь: сколько вы ни напишете еще повестей и драм, вы не опередите вашей Илиады, ваших "Записок охотника": там нет ошибок, там вы просты, высоки, классичны, там лежат перлы вашей музы; рисунки и звуки во всем их блистательном совершенстве! А "Фауст", а "Дворянское гнездо", а "Ася" и т. д.? И там радужно горят ваши линии и раздаются звуки. Зато остальное, зато создание - его нет, или оно нудно, призрачно, лишено крепкой связи и стройности, потому что для зодчества нужно упорство, спокойное, объективное обозревание и постоянный труд, терпение, а этого ничего нет в вашем характере, следовательно и в таланте. "Дворянское гнездо"... Про него я сам ничего не скажу, но вот мнение одного господина, на днях высказанное в одном обществе. Этот господин был под обаянием впечатления и между прочим сказал, что когда впечатление минует, в памяти остается мало; между лицами нет органической связи, многие из них лишние, не знаешь, зачем рассказывается история барыни (Варвары Павловны), но что, очевидно, автора занимает не она, а картинки, силуэты, мелькающие очерки, исполненные жизни, а не сущность, не связь и не целость взятого круга жизни; но что гимн любви, сыгранный немцем, ночь в коляске и у кареты и ночная беседа двух приятелей - совершенство, а они-то придают весь интерес и держат под обаянием, но ведь они могли бы быть и не в такой большой рамке, а в очерке и действовали бы живее, не охлаждая промежутками... Сообщаю вам эту рецензию учителя (он - учитель) не потому, чтоб она была безусловная правда, а потому, что она хоть отчасти подтверждает мой взгляд на ваши произведения^*. Летучие, быстрые порывы, как известный лирический порыв Мицкевича, населяемые так же быстро мелькающими лицами, событиями отрывочными, не досказанными, недопетыми (как Лиза в "Гнезде"), лицами жалкими и скорбными, звуками или радостными кликами, - вот где ваша непобедимая и неподражаемая сила. А чуть эта же Лиза начала шевелиться, обертываться всеми сторонами, она и побледнела. "Но Варвара Павловна,- скажут,- полный, законченный образ". Да, пожалуй, но какой внешний! У каких писателей не встречается он! Вы простите, если напомню роман Paul de Kock "La loin"^**, где такой же образ выведен, но еще трогательней: там он извлекает слезы. Вам, кажется, дано (по крайней мере так до сих пор было, а теперь - говорят - вы вышли на новую дорогу) не оживлять фантазией действительную жизнь, а окрашивать фантазию действительной жизнью, по временам, местами, чтобы она была не слишком призрачна и прозрачна. Лира и муза - вот ваш инструмент. Поэтому я было обрадовался, когда вы сказали, что предметом задумываемого вами произведения избираете восторженную девушку, но вспомнил, что вы - ведь дипломат: не хотите ли обойти или покрыть этим эпитетом другой (нет ли тут еще гнезда и продолжения его, то есть одного сюжета, разложенного на две повести и приправленного болгаром; если я ошибаюсь, если это - не то, то мне придется поверить вам в том, что вы, по вашим словам, можете быть, невольно, а не сознательно, впечатлительны, и я приму это как данное, недостававшее мне для решения одного важного вопроса насчет вашего характера)^***. Если это действительно восторженная, то такой женщины ни описывать, ни драматизировать нельзя: ее надо спеть и сыграть, теми звуками, какие только есть у вас, и ни у кого более. Я разумею восторженную, как Henriette в "Andre" у Ж. Занд^****. Но такие женщины чисты, они едва касаются земли, любят не мужчину а идеал, призрак, а ваша убегает за любовником в Венецию (отчего не в Одессу? там ближе от Болгарии); да еще есть другая сестра: "Та - так себе", сказали вы... Тут и все, что вы мне сказали.

^* (В ответном письме от 7 апреля 1859 г. Тургенев писал Гончарову: "Скажу без ложного смирения, что я совершенно согласен с тем, что говорил "учитель" о моем "Дворянском гнезде". Но что же прикажете мне делать? не могу же я повторять "Записки охотника" ad infinitum^*. А бросить писать тоже не хочется. Остается сочинять такие повести, в которых, не претендуя ни на цельность, ни на крепость характеров, ни на глубокое и всестороннее проникновение в жизнь, я бы мог высказать, что мне приходит в голову".)

^* (до бесконечности. - Ред.)

^** (Поль-де-Кока "Даль".- Ред.)

^*** (Гончаров подозревал, что Тургенев в работе над романом "Накануне" воспользовался материалами "Обрыва". Третейский суд литераторов нашел обвинение необоснованным. (Подробнее об этом эпизоде см. в книге: "И. А. Гончаров и И. С. Тургенев по неизданным материалам Пушкинского дома. Петербург. 1923").)

^**** (Жорж Занд (Аврора Дюдеван) (1804-1876) - французская писательница, уделявшая в своих сочинениях большое внимание женскому вопросу.)

Вечер длинен и скучен, и письмо вышло таково же, но что делать. Я откровенно люблю литературу, и если бывал чем счастлив в жизни, так это своим призванием,- я говорю это также откровенно. То же упорство, какое лежит у меня в характере, переносится и в мою литературную* деятельность, да и во все, даже в это письмо...

10 (22) февраля 1868 года.

...Чуть не забыл: я читал вашего "Бригадира" и оценил его очень дорого (а прочел потому, что немного, что это картинка, а не повесть). Я почувствовал, что и во мне есть немного художника; художник и оценил больше всего эту маленькую вещь, напоминающую ваше лучшее (не во гнев вам), чем вы воздвигли себе прочный памятник, то есть "Записки охотника". Большинство ценит это мало, а некоторые вовсе не понимают.

"Бригадир", по-моему, гораздо выше той несколько растянутой и заметно сочиненной повести, которую вы нам читали в Баден-Бадене (не знаю заглавия) - здесь деревня так свободно и ярко нарисовалась: что за прелесть - поле, питье квасу из ковша etc.

Дайте руку - и напишите мне еще, чем много меня обрадуете.

Ваш И. Гончаров.

...И Тургенев, создавший в "Записках охотника" ряд живых миниатюр крепостного быта, конечно, не дал бы литературе тонких, мягких, полных классической простоты и истинно реальной правды очерков мелкого барства, крестьянского люда и неподражаемых пейзажей русской природы, если б с детства не пропитался любовью к родной почве своих полей, лесов и не сохранил в душе образа страданий населяющего их люда!