Из Главы пятнадцатой

Теперь расскажу - каким образом произошел разрыв между Тургеневым и "Современником".

Добролюбов написал статью о повести Тургенева "Накануне", и она была послана к цензору Бекетову. Все читавшие эту статью находили, что Добролюбов хвалил автора и отдавал должное его таланту. Да иначе и быть не могло. Добролюбов настолько был честен, что никогда не позволял себе примешивать к своим отзывам о чьих- либо литературных произведениях своих личных симпатий и антипатий.

Некрасов пришел ко мне очень встревоженный и сказал:

- Ну, Добролюбов заварил кашу! Тургенев страшно оскорбился его статьею... и как это я сделал такой промах, что не отговорил Добролюбова от намерения написать статью о новой повести Тургенева для нынешней книжки "Современника"! Тургенев сейчас прислал ко мне Колбасипа¹ с просьбой выбросить из статьи все начало. Я еще не успел ее прочитать. По словам Тургенева, переданным мне Колбасиным, Добролюбов будто бы глумился над его литературным авторитетом, и вся статья переполнена какими-то недобросовестными, ехидными намеками.

¹ (Имеется в виду один из братьев Колбасиных, молодых приятелей Тургенева, исполнителей его поручений: по всей вероятности, это Е. Я. Колбасин)

Некрасов говорил все это недоумевающим тоном. Да и точно, нелепо было допустить, чтобы Добролюбов мог написать недобросовестную статью о таком талантливом писателе, как Тургенев.

Я удивилась, - каким образом могли попасть в руки Тургенева корректурные листы статьи Добролюбова? Оказалось, что цензор Бекетов сам отвез их Тургеневу из желания услужить. Я стала порицать поступок цензора, но Некрасов нетерпеливо сказал:

- Дело идет не о цензоре, а о требовании Тургенева выкинуть все начало статьи... нельзя же ссориться с ним!

- А вы находите, что с Добролюбовым можно? - спросила я. - Он, наверное, не захочет признать за Тургеневым цензорские права над своими статьями.

- Добролюбов настолько умен, что поймет всю невыгоду для журнала потерять такого сотрудника, как Тургенев! - ответил мне Некрасов.

- Да и Тургенев настолько же умен, чтобы, заявляя свои требования, не знать заранее, что Добролюбов им не подчинится.

Некрасов, стараясь объяснить себе поступок Тургенева, сказал:

- Не отзывался ли Добролюбов в каком-нибудь обществе нехорошо о Тургеневе? Может быть, это дошло до него, и вот он с предвзятой мыслью прочел статью, вспылил и сгоряча прислал подвернувшегося под руку Колбасина ко мне.

Предположение Некрасова не имело основания: Добролюбов в обществе никогда не касался личностей литераторов, да и бывал вообще в обществе таких людей, которые не занимались пересудами и сплетнями. Я подивилась - почему Тургенев не сам приехал объясниться с Некрасовым, с которым находился столько лет в самых коротких приятельских отношениях, а прибегнул к посреднику?

- Ну, что толковать о пустяках! - ответил Некрасов, - Важно то, чтобы поскорей успокоить Тургенева. Он потом сам увидит, что погорячился.

Некрасов отправился объясняться к Добролюбову. Через час Добролюбов пришел ко мне, и я услышала в его голосе раздражение.

- Знаете ли, что проделал цензор с моей статьей? - сказал он.

Я ему отвечала, что все знаю. Тогда Добролюбов продолжал:

- Отличился Тургенев! по-генеральски ведет себя... Удивил меня также и Некрасов, вообразив, что я способен на лакейскую угодливость. Ввиду нелепых обвинений на мою статью, я теперь ни одной фразы не выкину из нее.

Добролюбов прибавил, что сейчас едет объясняться к цензору Бекетову¹. Я заметила, что не стоит тратить время на объяснения.

¹ (Тургенев читал статью Добролюбова о "Накануне", переданную ему цензором В. Н. Бекетовым, а возможно, и самим Некрасовым, в ее первоначальном варианте. Некрасов писал Чернышевскому: "Я прочитал статью и отдал ее Тургеневу... Я вымарал много, но иначе нельзя, по моему мнению" (Некрасов, т. X, с. 413). Достоверность фактов, рассказанных Панаевой, подтверждается письмом цензора Бекетова от 19 февраля 1860 г. к Добролюбову, в котором он просил критика поступиться некоторыми положениями статьи, чтобы избежать конфликта с Тургеневым (Добролюбов, т. 6, с. 490 - 491). Известно, что Тургенев обращался с личной просьбой к Некрасову не публиковать статью Добролюбова. "Убедительно тебя прошу, милый Некрасов, - писал Тургенев, - не печатать этой статьи; она, кроме неприятностей, ничего мне наделать не может, она несправедлива и резка - я не буду знать, куда деться, если она напечатается" (Тургенев, Письма, т. IV, с. 41))

- Как не стоит! - возразил Добролюбов. - Если у человека не хватает смысла понять самому, что нельзя дозволять себе такое бесцеремонное обращение с статьями, которые он обязан цензуровать, а не развозить для прочтения, кому ему вздумается...

Цензор Бекетов преклонялся перед авторитетом Тургенева и воображал, что и тот питает к нему большое уважение за его цензорскую храбрость. Бекетов всегда торжественно объявлял: "Я, господа, опять получил выговор от начальства - это третий в один месяц!"¹, и Бекетов с гордостью обводил глазами всех. Тургенев потешался над Бекетовым, расхваливая его храбрость, и говорил ему, что он единственный просвещенный цензор в России! Простодушный Бекетов умилялся и растроганным голосом благодарил литераторов за то, что они ценят его деятельность, и распространялся о своих либеральных подвигах.

¹ (Бекетов действительно не раз испытывал крупные неприятности по службе в связи с цензурованием "Современника", вплоть до отстранения от должности. "На днях "Современник" получил сильнейший нагоняй, - сообщал Тургенев в письме к Герцену от 5/17 декабря 1856 г., - и Бекетова от него отставили за перепечатание трех стихотворений Некрасова..." (Тургенев, Письма, т. III, с. 50, 477))

Когда Бекетов уходил, то Тургенев покатывался со смеху и восклицал:

- Вот хвастливый гусь! Я думаю, у самого от каждого выговора под жилками трясется, а он кричит о своей храбрости!

Некрасов, давший знать Тургеневу, что сам будет у него, поехал к нему, но не застал его дома и намеревался перед клубным обедом опять заехать к нему, объясняя себе отсутствие Тургенева какой-нибудь случайностью.

В этот вечер Некрасов вернулся из клуба около двух часов ночи и вошел в нашу столовую; он был мрачен и, подавая мне записку, сказал:

- Мне не удалось опять застать дома Тургенева, я оставил ему письмо и вот какой получил ответ! - прочитайте-ка.

Ответ Тургенева состоял из одной фразы: "Выбирай: я или Добролюбов".

Некрасов был сильно озадачен этим ультиматумом и, ходя по комнате, говорил:

- Я внимательно прочел статью Добролюбова и положительно не нашел в ней ничего, чем мог бы оскорбиться Тургенев. Я это написал ему, а он вот какой ответ мне прислал!.. Какая черная кошка пробежала между нами? Остается одно: вовсе не печатать этой статьи. Добролюбов очень дорожит журнальным делом и не захочет, чтобы из-за его статьи у Тургенева произошел разрыв с "Современником". Это повредит журналу, да и прибавит Добролюбову врагов, которых у него и так много; в литературе обрадуются случаю, поднимут гвалт, на него посыплются разные сплетни, так что гораздо благоразумнее избежать всего этого... Я в таком состоянии, что не могу идти к нему объясняться, лучше вы передайте, какой серьезный оборот приняло дело.

Я отправилась к Добролюбову; он удивился моему позднему приходу. Я придала шутливый тон своему поручению и сказала:

- Я явилась к вам как парламентер.

- Догадываюсь - предлагают сдаться? - с усмешкою спросил он.

- Рассчитывают на ваше благоразумие, которое устранит важную потерю для журнала; Некрасов получил записку от Тургенева...

- Вероятно, Тургенев грозит, что не будет более сотрудником в "Современнике", если напечатают мою статью, - перебил меня Добролюбов. - Непонятно мне, для чего понадобилось Тургеневу придираться к моей статье! Он мог бы прямо заявить Некрасову, что не желает сотрудничать вместе со мной. Каждый свободен в своих симпатиях и антипатиях к людям!.. Я выведу Некрасова из затруднительного положения; я сам не желаю быть сотрудником в журнале, если мне нужно подлаживаться к авторам, о произведениях которых я пишу.

Добролюбов не дал мне возразить и добавил:

- Нет, уж если вы взялись за роль парламентера, так выполните ее по всем правилам и передайте мой ответ Некрасову.

Идя от Добролюбова, я встретила в передней Панаева, только что вернувшегося домой, и передала ему ответ Добролюбова.

- О чем хлопочет Некрасов? - сказал Панаев. - Никакого соглашения не может быть с Тургеневым. Я был в театре, и там мне говорили, как о деле решенном, что Тургенев не хочет более иметь дела с "Современником", потому что редакторы дозволяют писать на него ругательные статьи... Анненков накинулся на меня с пеной у рта, упрекая в черной неблагодарности и уверяя, что единственно одному Тургеневу мы обязаны успехом журнала; что мы осрамили себя, дозволив нахальному и ехидному мальчишке писать ругательства о таком великом писателе, как Тургенев! Я не мог уйти от него, потому что в проходе была толпа, а Анненков воспользовался этим и нарочно громко говорил, чтобы все его слышали... Я только тем заставил его замолчать, когда сказал ему, что он, верно, за обедом выпил много шампанского, что так кричит в публике.

Рис. 21. П. Л. Лавров. Фотография. Париж. 1970-е годы

Я сообщила Некрасову ответ Добролюбова.

- Ну, вот, недоставало этого! - с досадою воскликнул Некрасов.

В эту минуту вошел Панаев и передал Некрасову выходку Анненкова в театре. Некрасов выслушал его молча и, тяжко вздохнув, произнес:

- Ну, тут ничего не поделаешь! Значит, постарались науськать Тургенева на Добролюбова! - И, обратясь ко мне, он продолжал: - Скажите Добролюбову, чтобы он не сердился на меня, если я его обидел чем-нибудь. Очень я расстроен! Лучше завтра утром поговорим; нам обоим надо успокоиться.

Когда я рассказала Добролюбову о разговоре Анненкова с Панаевым, Добролюбов пожал плечами и заметил:

- Напрасно они думают, что стоит только им произнести свой приговор над человеком, что он дурак и недобросовестный, то им бесконтрольно все поверят!.. Удивляюсь, как мало у этих людей чувства собственного достоинства!..<...>

Не знаю, какой разговор происходил на другое утро у Некрасова с Добролюбовым, но, придя от него, Некрасов сказал мне:

- Добролюбов - это такая светлая личность, что, несмотря на его молодость, проникаешься к нему глубоким уважением. Этот человек не то, что мы: он так строго сам следит за собой, что мы все перед ним должны краснеть за свои слабости, которыми заражены. Мне больно и обидно, что Тургенев составил себе такое превратное понятие о человеке такой редкой честности¹. Но бог даст, все недоразумения выяснятся, и Тургенев устыдится, что по слабости своего характера поддался влиянию завистливых сплетников, которых, к несчастью, слишком много развелось в литературе².

¹ (Некрасова и Добролюбова связывали не только общность интересов, воззрений, но большая человеческая симпатия. В письме к Чернышевскому от 12/24 июня 1861 г. Добролюбов признавался: "Ведь кроме Вас да его у меня никого нет теперь в Петербурге. В некоторых отношениях он даже ближе ко мне..." (Добролюбов, т. 9, с. 475))

² (До последнего момента Некрасов надеялся, что окончательного разрыва Тургенева с "Современником" не произойдет. "Что Тургенев на всех нас сердится, - писал он Добролюбову 1 января 1861 г. - это не удивительно, - его подбивают приятели, а он-таки способен смотреть чужими глазами. Вы его, однако, не задевайте, он ни в чем не выдерживает долго - и придет еще к нам (если уж очень больно не укусим), а в этом-то и будет Ваше торжество, да и лично мне не хотелось бы, чтобы в "Современнике" его трогали" (Некрасов, т. X, с. 438). Когда же Герцен заявил о намерении выступить в "Колоколе" со статьей по делу об "огаревском наследстве", Тургенев писал ему: "Хотя Некрасов тебе вовсе но свой - но все-таки согласись, что это значило бы: "бить по своим" (Тургенев, Письма, т. III, с. 132))

Некрасов был убежден, что, несмотря на разрыв Тургенева с "Современником", это не повлияет на их давнишнюю дружбу. Он имел право так думать, потому что когда прежде у Тургенева выходили истории с некоторыми литераторами из-за его нелестных отзывов о них на стороне, Тургенев говорил тогда Некрасову:

- Вот между нами подобных историй не может произойти, потому что мы оба не поверим никаким сплетням, Сколько раз пробовали пас поссорить, наушничая, что я будто бы о тебе дурно отзывался, однако ты не поверил же? Мне кажется, если бы ты вдруг сделался ярым крепостником, то и тогда бы наша дружба не могла пострадать. Я бы снисходительно относился к перемене твоих убеждений. Мы, брат, с тобой теперь так крепко связаны, что ничто не может нас разлучить.

Некрасов был привязан к Тургеневу и твердо убежден в его взаимной привязанности к нему. Некрасов понимал, что для журнала Добролюбов необходим. Тургенев в последнее время почти ничего не делал для "Современника". Принявшись за повесть "Накануне", он уверял, что пишет ее для "Современника", а между тем отдал эту повесть в другой журнал, оправдываясь тем, что к нему пристали с ножом к горлу, требуя исполнения честного слова, данного давно редактору, и чуть не силою взяли у него рукопись¹. Он утешал Некрасова, уверяя, что у него уже обдумана новая повесть для "Современника" и он скоро ее напишет.

¹ (Роман "Накануне" появился в "Русском вестнике", 1860, № 1, 2)

Некрасов говорил: "Я сам виноват, зная, как Тургенев теряется, когда на него накинутся нахрапом; мне надо было поступить так же, а я имел глупость этого не сделать... взял бы у него начало повести, и она была бы напечатана в "Современнике".

Разрыв Тургенева с "Современником" произвел такое же смятение в литературном мире, как если бы случилось землетрясение. Приближенные Тургенева, которыми он себя всегда окружал, как глашатаи оповещали всюду о разрыве и цитировали чуть ли не целые страницы ругательств на Тургенева, будто бы заключавшихся в статье Добролюбова. Одним словом, Добролюбов выставлялся Змеем Горынычем, а Тургенев богатырем Добрыней Никитичем, который спас литературу от чудовища, пожиравшего всех как прежних, так и современных авторитетных писателей.

Когда вышла книжка "Современника" со статьею Добролюбова о "Накануне"¹, то в оправдание себя друзья Тургенева стали кричать, что Некрасов струсил и заставил Добролюбова написать другую статью. Цензор Бекетов выказал настолько храбрости, что опровергал этот слух, но его одинокий голос был заглушен криками, что Некрасов подкупил цензора, чтобы он выгораживал его.

¹ (Статья Добролюбова "Новая повесть г. Тургенева" опубликована в мартовской книжке "Современника" за 1860 г. "Я ее переделал... - писал Добролюбов, - благодаря тому, что у нас цензор теперь другой, она пропущена. Впрочем, вторая половина получила совсем другой характер..." (Добролюбов, т. 9, с. 409))

Когда увидели, что предсказания не исполнились и "Современник" с уходом из него Тургенева не только не погибает, а напротив, подписка на него значительно увеличивается, тогда преследования Добролюбова перешли все границы: стали распространять слухи, что в "Современнике" свили себе гнездо разрушители всех нравственных основ общественной жизни, что они желают уничтожить все эстетические элементы в обществе и водворить один грубый материализм; а под видом женского вопроса проповедуют мормонство. В это же время появилась в "Колоколе" нелепая статья о Добролюбове, в которой он был выставлен как самая скверная личность¹<...>

¹ (Речь идет о статье Герцена "Very dangerous!!!", появившейся в 44-м листе "Колокола" за 1859 г. В редакции журнала "Современник" возникло необоснованное предположение, что вдохновителем резкого выступления Герцена против нового курса некрасовского "Современника" был Тургенев (см., например, воспоминания М. Л. Антоновича в кн.: "Шестидесятые годы", М. - Л., "Academia", 1933, с. 87). Тургенев приехал в Лондон, когда статья была уже опубликована в "Колоколе" (№ 44, 1 июля 1859))

Нетрудно было догадаться, кем была доставлена статья в лондонскую газету. Один из сотрудников "Современника" <Н. Г. Чернышевский> нарочно поехал в Лондон, чтобы поговорить с редактором об этой статье. Поездка его продолжалась недолго. Никто не подозревал об его отсутствии, и только четыре лица в редакции знали об этой поездке¹<...>

¹ (Чернышевский ездил в Лондон для личного объяснения с Герценом в июне 1859 г. Поездка сохранялась в строжайшей тайне. Тургенев, узнав об этом свидании, в письме к Герцену от 4/16 сентября 1859 г. интересовался результатом встречи: "Пишу я к тебе, чтобы узнать, правда ли, что тебя посетил Чернышевский и в чем состояла цель его посещения..." (Тургенев, Письма, т. III, с. 340))

Тургенев был постоянно окружен множеством литературных приживальщиков и умел очень ловко вербовать себе поклонников, которые преклонялись перед его мнениями, восхищались каждым его словом, видели в нем образец всяких добродетелей и всюду усердно его рекламировали. После разрыва Тургенева с "Современником" эти приживальщики с каким-то азартом принялись распускать всевозможные клеветы и сплетни насчет Некрасова, Панаева, Добролюбова и других главных сотрудников "Современника". Так, между прочим, редакция "Современника" была извещена, что Тургенев уезжает за границу, для того чтобы на свободе писать повесть под заглавием "Нигилист", героем которой будет Добролюбов...¹

¹ (Ср. в воспоминаниях Г. З. Елисеева, наст, т., с. 341)